Но нечестивец и вероотступник Аватия и вместе с ним его коварные товарищи-споспешники, отрекшиеся [от своей веры], были рады своей вновь обретенной вере, религии Магомета, и тверды в ней. Поэтому, вращаясь среди евреев, наблюдали, осведомлялись и доискивались, кто по доброй воле своей склонился к религии Магомета, а кто нет и все еще тайно поклоняется иудейской вере. В связи с этим они причиняли много неприятностей евреям — как существенных, так и несущественных: хватали евреев, притесняли, ругали, оскорбляли их, спрашивали: «Почему ты не ходишь в мечеть молиться, а ходишь в молельню еврейскую?» А иным [говорили], мол: «Сына своего посылаешь на обучение к хахаму, а не к молле». Кое-кому они говорили: «Мясо не покупаешь на торжище, а в доме своем закалываешь». И много подобных дел творили с евреями вероотступники из их же среды. Евреям, боявшимся персов, еле-еле удалось спастись из их (вероотступников) рук [ценою] многократных просьб и взяток.
Более того, эти вероотступники были причиной того, что персы взяли себе в жены дочерей трех евреев, /470/ ибо они упоминали при персах об этих девушках, очень хвалили [их] и подстрекли персов взять этих девушек в жены; более того, сами из мстительных чувств заставили родителей этих девушек отдать их персам в жены. Евреи не хотели выдать [их за персов], и родители девушек прибегали ко всяким хитростям, давали взятки, чтобы избавить девушек, но не смогли [ничего сделать], и персы женились на [этих] трех девушках.
Евреи, глубоко уязвленные поступками вероотступников, были в большом горе, исполнились гнева и ярости. Они твердо решили про себя убить отступников, и прежде всего Аватию, ибо он был самым опасным.
Был среди евреев человек — отчаянный мститель за веру иудейскую, — которого звали Финхасом. Он, будучи ревнителем веры отцов своих, страстно желал в душе убить Аватию, с умом задумал и нашел еще трех человек из евреев — сообщников и товарищей себе в деле убийства нечестивца Аватии. Имя одного [из них] было Исаак, второго — Масих и третьего — Иуда. Эти четверо сговорились и твердо условились меж собой при [первом же] удобном случае убить Аватию.
И благодаря попечению Божьему случилось однажды такое дело: Аватия, по обыкновению своему, ходил по домам евреев, чтобы проведать и проследить за ними; встретил он священника еврейского, которого называют хахамом, и сказал ему, угрожая: «Это ты не даешь евреям обратиться в /471/ мусульманство, обходишь их дома, поучая, увещеваешь их остаться верными иудейству, а также совершаешь в домах их заклание животных?» И хотя хахам отпирался, всячески доказывал и клялся, [что он непричастен к этому], чтобы избавиться от него, ему это не удалось. Аватия сказал: «Если ты говоришь правду и не совершаешь заклания животных, то почему же держишь при себе меч для жертвоприношения. Так принеси и отдай его мне». А меч для жертвоприношения, требуемый Аватией, таков: это не простой меч, который есть у каждого, а совсем другой — большой, длинный и чрезвычайно острый, так что с одного раза, как только дотронешься до шеи овцы, отсекает голову, в крайнем случае — со второго раза, но не более, ибо если повторить трижды, то жертва считается не принятой. Меч этот изготовляется специально для жертвоприношения, и держит его при себе для приношения жертвы священник, и никто кроме него. Поэтому Аватия сказал священнику, мол, дай мне меч для жертвоприношения. И хахам не в силах отвязаться от него отдал ему меч для жертвоприношения. Взяв меч, Аватия заткнул [его] за пояс и, оставив хахама, пошел по улице, на которой был дом Финхаса, и дошел до ворот его дома. Случилось так, что в это же время Финхас выходил из своего дома и тут же встретился с Аватией; оба они стали здороваться друг с другом и справляться о здоровье друг друга. Финхас из коварства и хитрости притворился другом и благожелателем [Аватии], сердечно и благосклонно настоятельно приглашал его к себе домой, якобы чтобы угостить. И Аватия пошел к Финхасу домой. Пришли туда и /472/ трое товарищей и сообщников Финхаса: Исаак, Масих и Иуда. Выдвинули стол, принесли яства и вино, и, так как время было весеннее, и на столе были огурцы, Финхас попросил у матери нож, чтобы очистить огурец. Мать его, зная, что [сын] просит нож, чтобы убить Аватию, не дала, отговорившись тем, что в доме нет ножа. А Финхас дважды и трижды повторил матери свою просьбу, но она не дала.
Тогда Аватия, достав меч, отнятый им у священника и бывший при нем, протянул Финхасу. «Вот нож, — [сказал он], — возьми и им очисти [огурцы]». Финхас, взяв в руки меч, тотчас же поднялся, схватил Аватию левой рукой за бороду и сказал: «Это ты отрекся от богом данной веры моисеевой и еще вынуждаешь сыновей Израиля делать то же самое!» И хотя Аватия громко вопил, Финхас не внял его [мольбам] и в тот же миг тем мечом отсек голову Аватии и отбросил его прочь при помощи трех своих товарищей.
После того как нечестивец Аватия околел, четверо мужей решили сделать так, чтобы бесследно исчез нечестивый труп его. И хотя они долго говорили на разные лады, но единодушия между ними не было, а с согласия четверых сделали так: с наступлением ночи, в полночь, взвалив на себя труп нечестивца Аватии, понесли его подальше от своих домов и бросили где-то посреди улицы, а сами исчезли.
Мы спрашивали многих евреев, /473/ почему, мол, вы поступили так необдуманно и нелепо: вместо того чтобы после убийства [труп] уничтожить тайно где-либо, вы взяли и открыто бросили его посреди улицы. И все объясняли нам так: есть у евреев обычай — когда умирает мужчина, необходимо, чтобы жена его была очевидицей смерти мужа. А если муж умер в дальней стране, необходимо, чтобы кто-либо из очевидцев, приехав, удостоверил бы смерть мужа ее или чтобы прибыла достоверная весть либо письмо, удостоверяющее [смерть] и сообщающее о смерти мужа; тогда закон разрешает женщине сочетаться браком с другим мужчиной; в противном случае женщина эта не может выйти замуж, а должна сидеть, вдовая и беспомощная, горемычная и страждущая, до самого дня смерти своей. И четверо этих евреев из жалости к жене Аватии бросили труп его на улице, дабы жена его, увидев, получила бы право выйти замуж за другого.
Наутро, после ночи, когда был выброшен на улицу труп нечестивца Аватии, с рассветом, около трупа собралось множество народа, и опознали его; известили евреев и сородичей убиенного, которые собрались над ним и возмущенно, с громкими криками требовали выяснить, кто сделал это. Мать и жена Аватии тут же пошли ко двору эхтимал-довлата с плачем и стенаниями, рыдая, сообщили ему: «Брата твоего, Аватию, убили». Они явились также к государеву диван-беку, ему тоже сказали. Эхтимал-довлат и диван-бек тотчас же приказали множеству воинов немедля отправиться в еврейский квартал, в дома, на улицы, /474/ на торжища, и, где только ни встретят мужчин-евреев, всех, схватив и связав, привести пред очи диван-бека. И воины сейчас же исполнили [приказ]. А труп Аватии по приказу власть имущих убрали оттуда, принесли и бросили посреди большого городского майдана.
Затем стали приводить в присутственное место мужчин-евреев по трое, по четверо и спрашивали, мол, кто убийца? Евреи все в один голос отвечали: не знаем. И хотя многих уже спросили, однако открыть тайну не смогли.
А открыли ее таким образом: жил там один человек из евреев, по имени Сасун, и было у него много имущества и доходов. Сасун этот был братом матери вероотступника и [дядей] убитого Аватии, но сам он не отрекся [от веры своей]. Покуда Аватия был жив и [уже] отрекся [от иудейства], он непрестанно хвастался перед дядей своим Сасуном, мол, так как я омусульманился, все твое имущество и доходы перейдут ко мне: я отберу их у тебя по закону и суду персидскому[401]. И Сасун, слыша от него такие слова, очень боялся, всегда поставлял ему яства и питье и якобы дарил драгоценные вещи и серебро, [а на деле] давал взятку, ублажал волю его, чтобы тот на деле не сделал то, о чем говорил на словах. И так проходили дни его. И вот в дни и часы, когда искали и не могли найти убийцу Аватии, в связи с этим заподозрили и схватили Сасуна, вокруг него собралась толпа мужчин, которые говорили: «Это ты убил Аватию, чтобы он не отнял твое добро». И хотя Сасун долго убеждал, доказывал и клялся, но так и не смог их убедить. И, попав таким образом в безвыходное положение, начали /475/ сам Сасун и друзья его неотступно искать [убийцу] среди евреев, расспрашивать встречных. И во время этих поисков Сасун встретил одного из товарищей Финхаса и со скорбной мольбой обратился к нему, клялся и божился, что никому не скажет, лишь бы нашлась для него возможность спастись, «ибо, — говорил он, — если схватят меня, с меня возьмут большой штраф и много добра, поскольку я прослыл богатым, а с тебя возьмут умеренный штраф, и все, что с тебя возьмут в качестве штрафа, я выплачу тебе, об одном прошу тебя: открой мне обстоятельства дела». Долго и убедительно просил и умолял Сасун, и тогда человек тот смягчился и рассказал Сасуну об убийстве нечестивца Аватии. А Сасун, чтобы спасти себя, сообщил все это персам. Персы тотчас же схватили трех товарищей Финхаса, убивших вместе с Финхасом Аватию, но самого Финхаса, как ни старались, найти не смогли, ибо еще в ту ночь, когда труп Аватии был выброшен на улицу, [рано] утром, на рассвете, Финхас вышел из города и бежал — уехал в дальние страны, чтобы больше не вернуться. Поэтому и не нашли [его].
