И как сказал господь наш Христос, «прежде свяжите сильного и тогда расхитите дом его»[272], так и сделал епископ Никол, ибо после отъезда вардапета он, как зверь в видении Даниила[273], стал весь народ и сокровища [его] и все достояние церкви пожирать, и крошить, и попирать оставшееся ногами. Как во времена царей-идолопоклонников христиане подвергались преследованиям, так случилось теперь с армянским населением, проживающим в городе Львове, ибо чрезвычайно усилился епископ Никол и тиранил армянское население. Он хватал священников, за которыми замечал малейшую провинность, бросал их в тюрьму, взимал с них пеню в триста и четыреста гурушей; хватал и взыскивал деньги и с ишханов, назначенных судьями[274].
И вообще мучил все население, не позволял хоронить умерших и тогда [лишь] отдавал приказ о похоронах и месте, где нужно похоронить, когда брал по прихоти своей деньги. После похорон, когда хотели установить надгробный камень, под этим предлогом вторично брал деньги и затем уже давал разрешение на установление камня. Из-за этого прекратились и венчания и крещения, [люди] увозили в другие города и там венчали и крестили [детей] и /380/ умерших в других городах хоронили. Делали это тайком, без ведома епископа, а когда он узнавал, воспалялся великим гневом и, поймав иерея и людей, [поступивших так], пытал долгими муками и взыскивал тяжелейшие пени.
Как-то случилось так, что одного молодого человека хотели тайком, без ведома епископа, обвенчать, почему и привели трех священников, дабы там же, дома, совершить [обряд] венчания. Это стало известно епископу, который послал воинов схватить священников и родителей жениха, готовившихся к свадьбе, бросить их в тюрьму. Узнав об этом, люди эти и иереи в страхе стали прятаться: кого-то из иереев спрятали в сундук и заперли, якобы там утварь и украшения женские, двое иереев влезли в собу, которая была устроена в доме для разведения огня. А воины, когда искали иереев, нашли их в собе, вытащили оттуда, завязали им руки за спину и с непокрытой головой и босиком, с закопченными лицами и телом (ибо они вымазались в саже), повели их к епископу. А епископ долго оскорблял их и угрожал им, а потом бросил священников и родителей жениха в тюрьму, взыскал четыреста гурушей с иереев и четыреста гурушей с этих людей и только потом отпустил [их]. Они ушли и справили свадьбу.
Многие младенцы умирали некрещенными, было много детей некрещеных пятнадцати и шестнадцати лет; много больных умирали без причастия, /381/ и многие умершие оставались непогребенными в течение многих лет. Умерших укладывали в деревянные гробы, заливали гробы смолой, так, чтобы смола покрыла труп, выставляли на холод и держали, ожидая пришествия господа. Были отменены все семь таинств и всякие службы церковные, бедный народ был в безысходном горе, более [тяжком], чем во время идолопоклонства.
Тогда народ [обратился] в святой Эчмиадзинский престол с жалобой на многие бедствия свои и послал с этой целью некоего священника, по имени тэр Симон, и одного знатного человека из светских к католикосу владыке Мовсесу, дабы он позаботился бы выискать способ для их спасения. Католикос написал мудрое письмо, исполненное благоразумия, кротких слов и мольбы, королю ляхов и его князьям, архиепископу города Львова, франку по происхождению, а также папе и попросил: «Сжальтесь над несчастным народом, даруйте им церковь, не запрещайте семь таинств церковных — служителям Христовым не подобает так поступать». Когда эти грамоты прибыли в город Львов и армянское население вручило каждую по назначению — королю и другим, они приказали перевести [грамоты] на язык и письмена польские и, читая, благосклонно соглашались со всем. От слов этих смягчилось сердце короля, имя которого было Владислав[275]: он приказал вернуть армянскую церковь армянам. Но иезуиты воспротивились и не позволяли, говоря королю: «Это дело церковное и религиозное, имеющее /382/ отношение к папе и архиепископу, заботиться об этом должны они, им это приличествует и подобает, но не тебе — государю светскому, тебе не подобает вмешиваться в это явно религиозное дело». Король из жалости к несчастьям армянского народа попросил архиепископа вернуть армянскую церковь армянам; этому тоже воспротивились иезуиты и не позволили вернуть [церковь]. И, еще больше жалея армян, сам король пошел в армянскую церковь, дабы передать армянскую церковь самим армянам; когда епископ Никол узнал об этом, тотчас же облачился в одеяние для литургии и, подняв над головой святое Причастие, вышел и пошел навстречу королю; увидев его, король испугался божественного таинства и не в силах был ничего сделать, а оставив все, вернулся к себе во дворец.
Затем армяне вынуждены были поехать в Рим к папе; благодаря многократным мольбам они получили от короля и архиепископа письмо с ходатайством к папе, отправились в Рим и вручили папе сперва прошение католикоса Мовсеса, а затем короля и архиепископа. Когда епископ Никол увидел, что народ поехал в Рим, сам он тоже отправился в Рим. Но и там нечестивые иезуиты воспротивились армянам и помешали [им] в их деле, так что церковь армянам не вернули, бедные прихожане уехали ни с чем и вернулись во Львов. Уехал из Рима и епископ Никол, вернулся во Львов и жил там, по-прежнему притесняя народ и так же развратничая.
Не только один-два, три раза посылали /383/ львовяне священников и послов в Эчмиадзин к католикосу Филиппосу, ибо католикос Мовсес скончался. Католикос Филиппос много раз на разные лады писал письма во Львов и посылал своих учеников и вардапетов во Львов. Однако и от этого не было проку армянскому населению. Из-за этих притеснений выехали из города Львова [многие] благочестивые мужи из духовенства: иноки и иереи, мужи ученые, приехали в Эчмиадзин и, обосновавшись, остались там. Это были сыновья знатных людей. Кое-кого из них католикос Филиппос рукополагал в епископы Львова и посылал туда для управления паствой, однако и это не принесло никакой пользы населению Львова.
Более того, в это время какой-то вардапет из доминиканцев, по имени Погос, франк по происхождению, муж мудрый и славный, прибыл в Нахичеванскую область к вероотступникам[276], которые там живут, а католикос Филиппос ради пользы нашего народа и спасения церкви львовской проявил большую любовь и дружбу к этому Погосу. Этот Погос после завершения своих дел пожелал поехать в Рим и на пути своем заехал в город Львов; львовяне тоже долго просили и умоляли Погоса, оказали ему большие почести, а также дали ему много денег на расходы в дороге, дабы он при дворе папы придумал какой-нибудь [выход] для спасения их. Когда Погос прибыл в Рим, прежде чем он предпринял или сказал хоть слово ходатайства об армянах при папском дворе, епископ Никол поспешил вслед за ним ко двору папы в Рим и при посредничестве /384/ иезуитов воспрепятствовал помощи Погоса. И так дело спасения и помощи несчастному населению города Львова срывалось со всех сторон. Те, кто поехал с Погосом, вернулись оттуда печальные, ни с чем. Епископ Никол тоже вернулся из Рима, прибыл в город Львов, вел свой прежний образ жизни, и даже более развратный. А кое-что из вышеупомянутых книг, священных сосудов и всего имущества церкви [Никол] продал, часть отдал как взятку, другое, сломав, руками евреев превратил в серебро и продал. И, рассеяв и развеяв, дотла расточил неисчислимое количество добра и сокровищ, так что не осталось ничего, кроме совершенно пустой каменной церкви, ибо жил он открыто и нагло блудной, беспутной и развратной жизнью, не боясь никого. Многие книги и сосуды, проданные им, попали в Армению и дошли до нас, и то, что купцы, выкупив за деньги, привезли, изумляло [всех], кто видел.
