И вот теперь шах призвал этого Тахмасп-Кули пред очи свои, написал номос с приказом, отдал ему и велел отправиться в Джугу, выселить оттуда все [население] и не оставить в ней ни единого жителя. И Тахмасп-Кули, вернувшись от царя, совершил стремительный поход прямо в Джугу и, призвав к себе вельмож, в большой ярости грозился предать их жестокой и мучительной смерти, если они тотчас же, немедля, не выполнят повеления царя. И, достав, прочли всему народу номос с приказом царя, в котором написано было: «Наше величество приказывает вам, джугинцам, подняться с мест своих и отправиться в страну персов». Затем Тахмасп-Кули-бек велел выйти джарчи, т. е. горнисту, и созвать [народ] отовсюду в городок Джугу. «Приказ великого царя шаха Аббаса вам, всем жителям Джуги, подняться с мест жительства своего и двинуться в страну персов. И если вы выступите в течение трех дней — будет вам снисхождение, а того, кто будет обнаружен здесь через три дня, убьют, семью же и имущество захватят в плен, [в случае] же если кто убежит или спрячется, имущество [убежавшего] перейдет к тому, кто указал, а голова — к царю». И горнист всенародно выкрикивал этот приказ, пугая всех; джугинцы же под страхом смерти совершенно не стали мешкать: приказ /59/ царя тотчас же был выполнен, и они снарядились в путь. Но так как выступать им пришлось поспешно и непредвиденно, люди не могли найти вьючного и тяглового скота и были в сильном беспокойстве, ибо пожитки и имущество их, разбросанные и разоренные, находились перед ними, но они из-за отсутствия вьючного скота не могли нагрузить и увезти ничего. Кто сумел увезти, увез кое-что, а кто не сумел, зарыл в тайники и убежища. Многое же из имущества их было растеряно и расхищено, ибо не только воины, прибывшие с Тахмасп-Кули-беком, — не только они торопили население скорее уйти, [их торопили] и магометане, собравшиеся здесь из окрестных селений, и те из войск персидских, что шли впереди основной рати и присоединились к войску Тахмасп-Кули-бека. День ото дня [число] персов в Джуге росло. И случалось так, что магометане, собравшись вместе по десять, двадцать, тридцать [человек], заходили в дома христиан, жестокими побоями заставляли их собраться и уйти, грабили пожитки и скарб, брали все, что им нравилось, а остальное разбрасывали, чтобы подобрали другие. Так истреблялось и грабилось имущество христиан.

И, видя бесчеловечные злодеяния персов, убийства, грабежи и насилия, все жители Джуги, отчаявшись, поневоле собрались уйти. И хотя сильные телом или имущие уже снарядились в путь, немощные и неимущие, вдовые и старцы не /60/ могли уйти, они жалобно вздыхали, скорбели и рыдали, оплакивали горькими слезами: кто — дом и кров свой, кто — жилище и вотчины, кто — церкви, кто — могилы и гробницы умерших предков своих, а кто — немощность тела и неспособность уйти; и текли из глаз обильные потоки слез, и не было никого, кто пожалел бы их и помог, ибо закрыты были перед ними врата благости милосердного бога.

Священники взяли ключи от церкви, называемой Верхний Катан, и, когда вышли за городские ворота Джуги, подошли и [остановились] перед церковью во имя Богородицы, выстроенной за [стенами] Джуги; глянув, увидели эту церковь. Множество христиан, которые тоже принесли ключи от домов своих, подойдя, примкнули к священникам, и все вместе подняли горестный крик, и с сердцем, разрывающимся на части, и глазами, полными слез, стенали, и плакали, и громко взывали к Богородице, и говорили: «О святая Богородица, тебе вверяем мы ключи от святой церкви и домов наших; верни, нас из чужбины, куда угоняют нас». И, молвив это, бросили ключи в реку. Так плакали они и причитали много часов подряд, а потом пустились снова в путь.

И вот жители Джуги — и богатые и бедные — поднялись и пошли к берегу реки Ерасх, чтобы переправиться через нее; остановились они там, расположившись станом, пока не пришло туда все население деревень и не собралось на месте сбора на берегу реки. И когда уже собрался весь народ, персы приказали перейти реку. /61/ В эти дни царь шах Аббас приехал в Джугу и остановился на берегу реки Ерасх, а в тот час якобы из сочувствия к джугинцам, желая им помочь, шах Аббас велел своим военачальникам приказать, войскам помочь народу и переправить [их] на конях и верблюдах на другой берег реки. И когда персидские всадники переправляли христиан, все, что приходилось им по душе — будь то женщина, девушка или отрок, либо что из имущества, они забирали и уходили куда глаза глядят, а хозяева и родные не могли преследовать их; и попадали они в плен и погибали. А те, кто был слаб, падали в воду и, барахтаясь и крича, неслись по течению реки; многие тонули и умирали. На обоих берегах реки валялись тела и трупы утонувших людей. Вот с такими мучениями переправился народ через реку Ерасх и, продвинувшись немного вперед, раскинул стан, покуда все не собрались в стане.

В те тревожные дни искушенный в коварных помыслах шах Аббас задумал новые беды для Джуги — призвал к себе того же Ханиса Тахмасп-Кули-бека и спросил: «Поджег ли ты строения Джуги, выселив жителей оттуда?» Тогда [Тахмасп-Кули] ответил, мол, царь не приказывал [этого], потому и не подожгли. И там же [шах] долго ругал его, затем приказал вернуться тотчас же с большим войском [в Джугу] и поджечь все строения, дома и иные сооружения. И направились сейчас же в Джугу большие банды и горящими факелами, тростниками и светильниками, наполненными /62/ керосином, начали поджигать, предали все огню, руша кровли и ломая каменные строения. И не осталось там ни одного целого здания: все было разорено и осквернено. А завершив свое злое дело, они повернули обратно, пришли в стан и, представ перед царем, рассказали, мол, властелин наш, как ты приказал, так мы и сделали.

Затем шах приказал Тахмасп-Кули-беку не давать жителям Джуги больше задерживаться, а, подгоняя, довести их до Тавриза. И он, вернувшись, сразу поднял людей оттуда, где они раскинули стан. В тот день и час, когда люди поднимали свою ношу, сразу и небо и ветры обиделись на христиан: сгустились тучи и взволновались ветры, потемнело небо, подули сильные вихри, сверкнула молния с великим шумом, пошел дождь, смешанный со снегом, на горе христианам. И кто был силен телом или [имел] вьючных, пустились в путь, а немощные настигли [их лишь] спустя несколько дней; и, [доставляя им] такие огромные мучения и тяготы, гнали их [персы] и довели до города Тавриза.

И там, в Тавризе, какие-то нечестивцы из злых сокровищ сердца своего исторгли коварные слова о Джуге коварному Тахмасп-Кули-беку: вспомнили, что в Джуге все еще остались жители, ибо многие бежали в горы и ущелья, а другие, отговариваясь слабостью, старостью, бедностью или какими-либо иными причинами, не переселились, остались там и поныне живут в Джуге. Когда Тахмасп-Кули-бек услыхал об этом, его /63/ охватил жестокий гнев, однако [джугинцам] он не мог причинить вреда, ибо это было не в его власти. И оставили их там до весны. А в начале весны [Тахмасп-Кули-бек] снарядил одного знатного мужа из своих людей, некоего Хамдан-агу, с многочисленным войском, затем, взяв грамоту с приказом царя, вручил ему и послал его в Джугу привести остальных жителей. Хамдан-ага, прибыл со своим войском в Джугу, созвал оставшихся жителей и молвил грозно и жестоко: «Коль повинуетесь приказу царя, собирайтесь с семьями своими и имуществом и отправляйтесь вместе [с нами], если же не хотите идти — мужчин и сильных ваших перебьем мечами, а семьи ваши и имущество заполоним». [Персы] поднялись также в горы, и в ущельях нашли в тайниках беженцев, привели их в Джугу и в понедельник второй недели Пятидесятницы[81] двинулись из Джуги и направились к Тавризу. И, проведя через [Тавриз], довели их до первой группы переселенцев в городе Казбине. Стояли зимние холода, поэтому они не могли двинуться дальше, и разместили их всех вместе там, в городе Казбине и селениях его.

И [как только] подули весенние ветры, [их] снова подняли и погнали, пока не довели до города Исфахана, где и поселили их, выделив им участки для застройки; [джугинцы] застроили их своими домами и жилищами — прекрасными сооружениями, сводчатыми [торговыми] рядами, дворцами с пристройками и летними беседками, стройными и величественными строениями, затейливо /64/ украшенными разнообразными и ласкающими взор золотыми и лазурными цветами. Построили также дивно убранные церкви, достойные славы господа, с небоподобными хоранами, высоченными куполами, сплошь раскрашенными разноцветными красками, золотом и лазурью, с [изображениями] страстей господних и ликами святых. И на маковке купола каждой церкви на гордость христианам, венчая церковь, был воздвигнут образ святого Креста.