Тяжелую дубовую дверь в зал Силинджиума вырвали. Некто уничтожил и медные ворота. Осколки камня царапали ноги, но тело достаточно исстрадалось и стало глухо к боли.

«Помоги мне, Неру, в последний раз», — шепнула Руми, глядя на затянутый мраком луг. Полноликая луна выглянула из-за туч, открыв жуткую картину. Руми бросилась к озерцу.

Ещё живой Коуршан лежал на спине. Белые благородные одежды окрасились темно-красным, струйка крови стекала по щеке на траву. Пряди каштановых волос колыхались на поверхности мёртвой воды. Руми упала перед Коуршаном на колени, не зная, как помочь.

— Перстень…уничтожен… — прохрипел он из последних сил в пустоту.

Через миг он заметил Руми, и его лицо исказила гримаса ужаса.

— Беги!

От скалы отделилась длинная тень и расправила огромные птичьи крылья. Крик застыл в горле Руми. Рогатая змеиная голова на полуметровой шее уставилась на неё пустыми глазами, сияющими красным светом. Балахон существа стелился по траве, как стелется дым. Неизвестный враг походил на плотный туман, только крылья выглядели осязаемыми. В когтистой лапе он держал увядшую Орхидею.

– Нет! Перстень ещё существует! Умри с этим знанием! — не раскрывая рта, со злобной торжественностью произнёс тенеподобный зверь.

Ужас захлестнул Руми так, что она едва не потеряла сознание, но совладала с собой. Враг разрушил её дом и погубил тех, кто ей дорог. В неистовом порыве она кинулась на него и отсекла черную руку. Та истаяла. Орхидея упала на траву. Тут же драконья сталь меча и спицы вонзились в грудь существа, где могло быть сердце.

Враг не дрогнул и отбросил Руми далеко от себя, будто она ничего не весила. Перелетев через Коуршана, она упала на спину почти у края луга, где холодом дышала горная бездна. Из ночной мглы зверь соткал новую руку и ей же извлек меч из теневого тела. Капли раскаленного металла с шипением падали на траву. Ничего не осталось от подарка драконов.

Руми не ранила врага, но по его взгляду поняла, что удивила. Такой атаки он никак не ожидал от феникса. И вот два красных огня до узких щелей прикрыли теневые веки: изумление сменилось злобой. Правой рукой чёрный зверь поднял Орхидею, а левая обратилась в сплошной клинок. Враг двинулся к жертве, решив расправиться с ней тем же способом, каким она пыталась с ним. Руми медленно отползала в сторону пропасти, понимая, что всё кончено. Нет возможности ни сражаться, ни бежать. Одна рука провалилась в пустоту.

Вдруг враг остановился. За маховое перо его держал Коуршан. Через миг чёрное крыло вспыхнуло ярким пламенем. Трава загорелась, и Руми бездумно подалась назад. Лишь успела увидеть, как чудовище, погасив огонь, отрубает Коуршану голову. Теперь настоящий крик вырвался у Руми, и она полетела вниз, в объятья так долго ожидающей смерти…

Руми снился жуткий сон, тягучий, как смола. Сонм тысяч голосов гулом прорывался сквозь толщу стен. Храм окутала удушающая тьма. Мертвыми лежали фениксы. Сотни веков они ещё прожили бы, но зло вторглось в их судьбы. Нет больше Золотой Орхидеи. Нет больше ничего, кроме ветра.

Боль разбудила Руми. Голова гудела, перед глазами плясали тёмные пятна. Внутренности словно отбили и перемолотили. С трудом приподнявшись, Руми посмотрела на руки, покрытые ранами и синяками. Тоже и с ногами. Грудь и живот кто-то перебинтовал. Руми попыталась встать, но застонала и отбросила эту затею, лишь прикрыла искалеченное тело одеялом. Надеялась согреть. Грязная изодранная одежда лежала в углу, поверх неё — сливовые ножны от сгинувшего драконьего меча.

Кровать стояла в комнате, заваленной пестрым барахлом. Приглядевшись, Руми заметила среди тьмы вещей Ханума. Вид у него был изнеможенный, явно он не спал всю ночь.

— Хорошо, что ты пришла в себя. Ух, и набегался же я с тобой, — сказал он и спешно вышел.

Сознание Руми понемногу прояснялось. К своему ужасу, она поняла, что ночной кошмар случился наяву, но чудом она осталась жива. Мертвы Коуршан, Кимера и остальные. Мрак ночи поглотил их навеки, замкнув их уста и закрыв глаза.

Сегодня Руми полагалось возносить молитвы и проводить обряды в залах Великих Духов. Главный священник наблюдал бы за ней и ворчал. Она, по его мнению, всё делала неправильно. Непутевая. Потом мать Кимера утешила бы, сказав, что жизнь в храме не так плоха и вокруг много удивительных вещей. Может, матушка убедила бы Коуршана показать воспитаннице цветущую Орхидею, прикоснуться к тайне её появления. Может, сердце священника освободилось бы от ледяной брони, и вышло поговорить по душам…

Когда Ханум вернулся, Руми тихонько выла, повернувшись к стене. Купец промыл и перевязал её раны, а синяки и ссадины обработал пахучей мазью, от которой у Руми заслезились глаза, дал лекарства и воду. Боль начала отступать.

Руми почти не слышала, как вошли тигры. Игнэ положил тяжелую голову ей на колени, а рядом и Витэ нашла местечко. Руми вздрогнула и, превозмогая боль, дотянулась до большой белой переносицы, которую погладила. Тигрица довольно прищурилась, и Руми улыбнулась, как улыбалась в прошлом. Вся нынешняя жизнь окрасилась в цвета страха и отчаяния.

Наконец, немного оклемавшись, Руми спросила:

— Где я?

— В долине. Этот дом я снял, чтобы не возиться с тобой на улице, — ответил Ханум. — Это, кстати, вышло мне в весьма приличную сумму.

Вдруг лицо купца исказилось. Его правая рука оказалась в пасти тигра, который был не прочь её хорошенько пожевать.

— Ладно, я понял, отпусти, — сказал Ханум, и Игнэ послушно отпустил руку. — Руми, тебе надо поесть. Я принесу.

Она не возражала. Тигры умиротворенно урчали. За окном сияло солнце, благоухал османтус, порхали бабочки и гудели шмели. Словно вчера ничего не случилось, и всё было страшным сном. Полусидя Руми смотрела в окно, на мир, которого могла лишиться по воле злой судьбы, что свела её с невиданным чудовищем. Мысли смазывались, порой Руми забывалась, уносясь сознанием в эфемерные дали. К еде она не притронулась, поэтому Ханум, разочарованно ворча, съел всё сам. Тигры были рядом, иногда напоминали о себе, тыча в ладони большими мокрыми носами. Руми улыбалась им, настолько милым.

Вечером купец всё же заставил поесть кашу с фруктами, выпить травяного чаю, после помог сменить повязки и уложил спать. Тигры охраняли от зримых и незримых кошмаров.

На следующее утро Руми чувствовала себя значительно лучше. Она поблагодарила Ханума за заботу и пообещала, когда сможет, щедро вознаградить его и тигров, а после засобиралась в путь.

— Очень интересно, куда ты пойдешь? У тебя ни одежды приличной, ни денег, — с усмешкой произнёс Ханум.

Пересилив себя, Руми ответила:

— В храм.

— Что ты там будешь делать? — не унимался купец.

— Я должна… проститься, — сказала она, чувствуя, как остывает кровь при мысли о страшной гибели всех, кого Руми знала.

— Что ж, думаю, их тела уже привели в порядок, потому сходи. Игнэ, проводи её, а если нужно — отвези на себе. И поменьше говорите с местными. Благо, остальные караванщики ушли прошлой ночью. Глядишь, слухи расползутся не так быстро.

Купец выдал ей траурное одеяние, за что Руми искренне его поблагодарила. Не заплетая волос, она перешагнула порог дома и медленно побрела в сторону храма. Каждый шаг давался с трудом, и едва стопа касалась земли, Руми морщилась от боли. Игнэ неслышно брёл следом. Как только они пересекли сад, тигр предложил сесть верхом. Руми поначалу отказалась, но вскоре передумала, осознав, что не сможет дойти. На них недоумённо смотрели фениксы.

Добраться до храма по основной дороге удалось быстро и легко. Руми, успев позабыть о ранах, резко соскочила со спины тигра, о чём сразу же пожалела. Ноги подкосились, а от боли проступили слёзы.

— Будь аккуратней, — сказал Игнэ, мордой помогая ей устоять. — Я тебя подожду здесь.

Руми шагнула в кружевную тень резного свода, и сознание на миг померкло. Не зазвенели злые голоса, не засияли из темноты красные глаза. Волна страха отступила. Тяжело дыша, Руми медленно шагала по мраморным плитам.