Долгая жизнь накладывала и ограничения. По земле не могло ходить фениксов больше, чем сотворено изначально. Чтобы кто-нибудь родился — кто-то должен умереть. В прежние времена невероятно редкие смерти убедили Коуршана не заводить семью. Никогда до него не дойдёт очередь иметь детей, и он посвятил жизнь служению Неру и Великим Духам. Теперь, благодаря жуткой войне, дети могут быть у каждого, но не у Коуршана. «Ты ничего не достоин, трус и богохульник, — думал он, глядя на потолочный барельеф с Мировым Древом. — Не удивительно, что Золотая Орхидея не цветёт».

Мысли утекали всё дальше. Коуршан смотрел на знаки народов, вытесанные вокруг Древа. Если их объединить линиями, то получится правильный пятиугольник. Над каменной тюльпановой кроной горело солнце народа Коуршана и полумесяц эльфов — вечная космическая диада. На другой вершине, под знаком фениксов, лежал огненный треугольник драконов, напротив которого отпечаталась узорная лапа оборотней. Оба символа — на высоте середины ствола. Внизу, под корнями — знак людей. Последних Коуршан никогда не видел: они не пробуждены в этом мире. Знал только, что люди внешне будут похожи на все остальные народы, и что век их будет короток.

Драконов Коуршан не любил. Они во всём отличались от фениксов. Свою магическую силу драконы использовали, чтобы терзать земные недра и воевать с чудовищами, приплывающими в мирные моря из жуткого океана. Благое дело, но Коуршана каждый раз передёргивало, когда на его глазах дракон превращался из фениксоподобного существа в гигантского крылатого ящера.

Оборотней Коуршан за жизнь видел пару раз. Они жили на северном краю мира, умели превращаться в диких зверей по своему желанию, а ещё управляли погодой. А вот эльфы из соседней империи Нэти — частые гости на землях фениксов. Коуршан избегал никогда не спящий народ ночи и звёзд. Необычная, нестихийная магия эльфов пугала.

«И всё же, я им завидовал, — с грустью подумал он, переведя взгляд с полумесяца эльфов на настоящую луну. — И оборотням, и драконам… многое могли они, что нам недоступно». В далёкие мирные дни Коуршан не осознавал вес своих желаний. Его направлял Адзуна — первый среди фениксов, учитель всех народов. Говорил, что единение могущества Живущих на Земле — верный путь. «Но разве это не против замысла Неру?» — спросил тогда Коуршан. «А на что нам дана свободная воля? — отвечал Адзуна. — И печать бога докажет, что наш замысел угоден Творцу».

— Печать бога… Семилепестковый перстень… так, кажется, его потом обозвали…

Коуршан никогда не сомневался в словах Адзуны. Как может Живущий на Земле судить избранного Великими Духами учителя народов? Источник всех знаний о мире? Нет, Коуршан слушал и выполнял всё, что ему говорили. Через некоторое время ему пришлось надолго уехать в столицу, а вернулся он слишком поздно…

— Разве мог я знать, что он на самом деле задумал? — спросил Коуршан у звёзд. Те молчали.

Не было больше Адзуны. Остался лишь Оссэ — так зовется на колдовском языке Тьма.

Тяжкое бремя вины легло на плечи Коуршана. Слепоту и наивность он ещё мог искупить хоть отчасти, но струсил… И тысячекратно увеличил свой груз.

Пока он бежал, Руна — самая могущественная, самая добрая из фениксов, жена учителя народов — насмерть сражалась с порождениями греховных помыслов Адзуны. Перед смертью она отдала Живущим на Земле последнее, что имела. Теперь её душа заключена в каменный талисман огромной силы, и в камень обратилось тело. Руна оставила всю свою мощь в этом мире, но лишилась вечности, настоящей, бесконечной жизни, а не её тленного подобия.

«Орхидею дали, чтобы я вернул тебя, — подумал Коуршан, теперь глядя на спиральное солнце фениксов, — иначе для чего мне жить? Мне, пыли под ногами Руны и Адз…»

Мысль оборвалась, но тут же продолжилась: «Я верну тебя, и ничто на Земле меня не остановит. Пусть я буду обречён, если не выполню обещание».

Наутро Коуршан узнал, что царь прекращает оплачивать строительство храма и отзывает всех рабочих. Дошли слухи, что император драконов готовит вторжение в царство фениксов. Хочет установить свои порядки в этом миролюбивом (по его мнению — слабом) обществе, а заодно и прибрать себе часть плодородных земель.

Царский советник посмел вслух жалеть, что задуманное не удается завершить. Злоба накатила на Коуршана, и он закричал:

— Твой приезд не дает Орхидее цвести! Ты упустил Оссэ! Будь ты проклят!

Едва отвратительные слова прозвучали, Коуршан испугался их и поспешил скрыться. Оказавшись на заповедном лугу за медной дверью, он упал на колени и заплакал. «Что я наделал? Кем возомнил себя? Такой же, как Оссэ, в своей гордыне…», — шептал он почти в беспамятстве. Взял на себя непосильное бремя и сломался под его тяжестью.

Когда пелена слёз перестала слепить, Коуршан увидел, что Орхидея цветёт. Над золотыми лепестками порхали бабочки, и, как в прошлый раз, не смели их коснуться. Медленно Коуршан приблизился к границе озерца, опасаясь или тайно надеясь, что перед ним лишь видение. Цветущая Орхидея не думала исчезать. Сердце бешено забилось. «Духи дают мне шанс за мое усердие, и замысел мой богоугоден», — подумал Коуршан.

Сразу же он отправил гонца в столицу. Нетленное тело Руны доставят царским эскортом в течение недели.

Часы тянулись, как дни. Коуршан не мог скрывать волнение: забывал вести службу, есть, отвечал невпопад и мыслями был далеко. Дознаватель взял на себя больше обязанностей. Достойная встреча высочайших гостей стала его наиважнейшей задачей. Неожиданно для советника раньше почетного эскорта нагрянула беременная жена, которую он не навещал уже несколько месяцев, а теперь и не писал.

Роды ожидались нескоро, и чувствовала она себя хорошо. Легким шагом ступала по мраморным плитам, останавливалась возле каждого барельефа и непременно расспрашивала обо всем. Советник отвечал, как мог, но ей всё было мало. Иногда его пугала неуёмная жажда знаний и страсть, с которой жена знания искала. Впрочем, более чем достойная пара для Дознавателя. Только сейчас она терзала мужа вопросами от одиночества и тоски, а он был терпелив и мягок.

— А где Коуршан? — спросила она в конце обхода. — Почему не поприветствовал меня, раз не ведет службу?

— Он… у него есть другие дела, но, если хочешь, я позову его.

Дознаватель шёл медленно. Понимал, что грядущая встреча не выйдет хорошей, и не хотел получить ещё одну порцию гнева. Лишь правила приличия требовали своё. Неожиданно для себя советник осознал, что ни разу не видел Золотую Орхидею, а теперь сможет взглянуть на неё до приезда царя. Хотя бы издалека.

У двери из белого дуба Дознаватель остановился. За ней — зал Силинджиума, Великого Духа Времени. Фениксы не особо его почитали и откровенно не любили его супругу Ларию Санар — серокожую богиню смерти. Исключительная власть Духа Времени над миром несомненна, но путь к Орхидее лежал через этот зал не из-за близости Силинджиума к Творцу, а из-за желания Коуршана оградить от взглядов чудесные цветы. У него получалось: сам Дознаватель чувствовал себя неуютно, открывая тяжелую дверь.

Внезапно раздался разрывающий душу крик, а следом и топот множества ног. Советник кинулся назад. Понял: с женой случилась беда. Два служителя придерживали её под локти. Лицо исказила боль. На юбке быстро разрасталось кровавое пятно. В ужасе советник подхватил жену на руки, и, ни секунды не думая, бросился туда, откуда только что вернулся.

В зале Силинджиума Коуршан столкнулся с перепуганным советником, позади которого тлели останки дубовой двери, снесенной огненным вихрем. Белый мрамор вокруг покрылся сажей.

— Коуршан, помоги! — прохрипел советник.

Слезы катились из его глаз. Коуршан ошарашенно смотрел на Дознавателя, его жену, а потом на разрушения. Ничего не говоря, повёл супругов на луг. Никто из служителей не смел пройти следом; все остались на пороге зала Силинджиума, решая, заниматься ли своими делами или дождаться вестей.

Ужасная боль раздирала женщину изнутри. Коуршан постелил на траву свой расписной халат и уложил супругу Дознавателя. Затем опустил руку на её живот и сказал: