— Ну, молодец. Умнее ничего не придумал? — сказал Игнэ купцу, и, обеспокоенно глядя на Руми, добавил:

— С тобой всё в порядке? Мы идем дальше.

Она покорно взяла свою ношу, и компания отправилась в путь. Ханум объявил, что в следующий раз они остановятся только на ночлег. Никто не спорил. Дорога шла в гору, но Руми к таким привыкла. Хуже, что выбранная купцом тропа давно поросла ежевикой.

— Это самый короткий путь в столицу, — ответил Ханум на вопрос Игнэ.

Руми оставалось только дивиться, как купец, при его страсти к курению, так легко поднимался по тропе, успевая на ходу срывать ягоды и засовывать в широкий рот. Обида ещё тлела в душе, как ни старалась Руми отвлечься. Извиниться Ханум и не думал. Игнэ сказал: «Он и нам с Витэ иногда выдает такое, за что хочется его убить». Руми поблагодарила тигров за заботу, но с Ханумом решила больше не разговаривать.

Темнело. Показались первые звезды. Компания выбрала для ночлега небольшую поляну на краю утеса, с которой открывался вид на долину и главную дорогу. Тигры ушли поохотиться. Купец же достал ржаной хлеб, горшочек с мёдом, и, уже аппетитно жуя, предложил Руми присоединиться. Она отказалась, молча рассматривая сливовые ножны — всё, что осталось от её оружия. Разумеется, Ханум не мог долго обходиться без бесед, оттого первый начал:

— Если ты сердишься на меня, то знай, я не хотел тебя задеть. Это было про Коуршана.

Руми с интересом взглянула на него. Слова Ханума совсем не походили на извинения, но он говорил с такой искренностью, что не хотелось больше на него обижаться. Руми согласилась поесть. Вместе с купцом жевала и смотрела на покрытые синей дымкой горы.

— Ты знал Коуршана? Почему так про него сказал? — спросила она, проглотив последний кусок.

— Да, знал. В своё время он был весьма известен. Что взять, близкий друг Адзуны.

Руми даже поперхнулась водой.

— Как? Коуршан? Быть не может!

— Почему не может? Вполне себе, — Ханум растянулся на траве. — Гордец, каких поискать. Я ничуть не удивлен его желанию вернуть Руну. Тоже мнил себя богом.

«Смотри, как бы не вспомнили, кто изготавливал форму для Семилепесткового перстня!» — прозвучало из глубин времен. Действительно, картина складывалась.

— Понятно, что он никогда тебе об этом не рассказывал, — продолжал купец, — Кому будет приятно вспоминать о таком?

— Скажи, — поинтересовалась Руми, — а Адзуну ты знал?

— И его знал, — спокойно ответил Ханум.

— Как он выглядел?

— Очень сложно сказать. Так получилось, что черты его в моем сознании смазались, оттого вспоминается он… как бы выразиться… очень условно, как будто я видел лишь его силуэт издали в полумраке. Странно, но не у меня одного такая проблема. Если хочешь представить себе Адзуну, то вообрази внешность обычного феникса. Кажется, он не имел никаких выразительных черт. Кроме роста. Да, он вроде был довольно высоким. И, пожалуй, крепким.

— А Аймери? Его ты знал? — любопытство Руми уже не могла унять.

— Аймери тоже знал, — Ханум встал и пошел к тюкам с товарами. — Хватит осыпать меня вопросами, они тоже имеют цену. Гляди лучше, что у меня есть.

Вернулся он с длинной подзорной трубой. Всем своим видом купец показывал, что сейчас будет нечто, но Руми никак не удивлялась.

— Отец как-то раз привозил мне такую. И образование у меня не самое плохое, — сказала она.

— Нет, нет, вот там, — Ханум передал трубу.

Руми посмотрела в сторону главной дороги и увидела множество огней, медленно плывущих во мраке. С интересом она приложилась к трубе и разглядела большую богатую процессию. В центре шла панда высотой с дом. На её спине разместился внушительных размеров паланкин с загнутыми вверх углами крыши. Возчик держал бумажный фонарь на длинном шесте. Сквозь тонкую ткань паланкина просвечивало два силуэта.

Позади первой панды шла ещё одна, поменьше, и без паланкина. На ней Руми разглядела темную одинокую фигуру, сидящую в деревянном седле. Должно быть знатный чиновник или богач, раз удостоился такого почетного места. Руми смутило, что он ехал без возчика и сам вёл панду, а небольшой фонарь, полный живых огоньков, висел у него на поясе. Со всех сторон панд окружало множество вооруженной стражи верхом на гигантских горных медведях с чёрной шерстью. Четыре медведя тянули резную повозку с такой же гнутой крышей, как у паланкина. Несколько стражей ушли далеко вперед, вероятно, чтобы выбрать место для ночлега.

— Видела, да?! Император драконов нагрянул, — сказал Ханум, и Руми от неожиданности вздрогнула. — Едут в столицу на праздник.

— Надо же, — раздался зычный голос за их спинами. Обернувшись, они увидели Игнэ и Витэ, сытых и довольных.

— Как думаешь, они знают про Аймери? — спросила тигрица у купца.

— Даже если сейчас не знают, то скоро узнают, — ответил он. — Чует моё сердце большой скандал. Царю бы перенести праздник и устроить траур, но не знаю, как он поступит, он вообще не очень умный…

— Ханум! Не смей так говорить! Он твой царь! — вспылила Руми.

— Царь не царь, а ошибок совершил много, и неизвестно, сколько ещё совершит, — Ханум оставался спокоен. — Ходят слухи о скорой помолвке царевича Симериона и дочери императора, Мэйджины. Правдивы ли они, откроется только в столице. Боюсь, всё пойдет прахом.

— А что хорошего в этой помолвке? Дракон хочет и над фениксами власти. Как раз в интересах царя противиться такому браку, — сказал Игнэ.

— Поддержу. И потом, у них даже детей не будет. Ты сам понимаешь, — добавила Витэ.

— Я бы согласился с вами, друзья, будь царь способен управлять своим государством, а уж тем более защищать подданных. Но, увы, чего нет, того нет, — грустно заметил Ханум. — Уж не меньше вашего я хочу счастья и процветания для фениксов.

Тем временем императорский кортеж разбил внушительный лагерь прямо на дороге. Высокий шатер правителей драконов вызвал у Руми зависть. Ей-то спать на камнях и земле. Паланкин спустили с панды и отнесли к шатру. Наездник второй панды направился в шатер поменьше. Руми опустила трубу. На душе стало тоскливо от слов Ханума, но дрёма гасила разум. Тигры, зевая, легли на траву, положив тяжёлые головы на огромные лапы. Руми устроилась под боком Игнэ и сразу уснула.

Ночные шорохи не тревожили её, но странная темнота закралась в сознание. Руми плыла в лодке по океану тягучей тёмной жижи и не видела берега, к которому могла пристать. На поверхности появлялись лица. Оскорбления, упреки, словесный яд лились из беззубых ртов. Лица с пустыми глазницами пугали, Руми пыталась отплыть от них, но возникали новые. Чёрные руки тянулись к ней из воды, чтобы задушить, убить…«Сожги их, сожги», — шептал чей-то голос. «Но я же умру!» «Умри, — отвечал голос, — как Коуршан и Кимера. Вы все сгниете в этом болоте, и только царство Оссэ будет стоять вечно, пережив звёзды и Мировое Древо!»

Руми проснулась. На месте Игнэ лежала Витэ и наблюдала за лагерем драконов. «Просто кошмар», — хотела сказать Руми себе, но отсутствие тигра тревожило её. Она встала под недовольное ворчание тигрицы.

— Спи. Дорога завтра предстоит долгая.

— Где Игнэ? — поинтересовалась Руми.

— Отошёл. Я же с тобой, не волнуйся.

— О чём я могла бы волноваться?

— Знаешь, когда придем в столицу, тебе нужно будет вести себя сдержанней. Почему не попробовать прямо сейчас?

На душе Руми было неспокойно. Тигрица продолжала смотреть на драконов, и, видимо, чтобы отвлечься, сказала:

— Драконий князь необычайно красив. Таких я, наверное, не видела.

— Это тот, который один ехал на панде?

— Да. Дайерин Дер-Су. Даже имя звучит, как мелодия, — Витэ прикрыла глаза, замечтавшись.

Меж тем вернулся Игнэ и невозмутимо лег рядом с ними. Руми не стала интересоваться, где он был, чувствуя, что не ответит. Тигр же спросил, отчего она не спит. Руми рассказала про дурной сон.

— Тут ничего не поделаешь. Места здесь такие. Не так далеко отсюда была последняя битва с перводемонами. Видимо, их тёмные останки тревожат твоё сознание, — договорив, он зевнул.