— Сторожу твой сон. Тигры, твои друзья, сказали мне, что тебе могут сниться кошмары.

— Страх оживает во сне, но вам не стоит находиться рядом со мной. Император драконов может рассердиться.

Тут она зажала рот рукой, поняв, что сболтнула лишнего. Симерион же слегка, словно случайно, коснулся её руки.

— Я с большим уважением отношусь к нашему гостю, но здесь моя страна и порядки в ней устанавливаю тоже я. Сейчас мы не сделали ничего плохого.

— Но ваш брак с принцессой… — начала, запинаясь она, но он вновь не дал ей договорить.

— Пока я и принцесса Мэйджина даже не помолвлены. Я не исключаю, что всё ограничится только свадьбой Диларам и князя Дер-Су. Этого достаточно для соблюдения интересов обоих государств.

— Как? — спросила, едва выдохнув, Руми. — Прекрасную царевну выдадут за этого холодного… злого…

— Да, Руми, а ещё обвиняешь меня в непочтительности. Осторожно подбирай слова. Император пока не забыл твою дерзость, и незачем подпитывать его обиду. Князь Дер-Су — достойнейший из драконов, славен многими делами, и Диларам почла за счастье возможность такого брака. Не суди о традициях других народов, не понимая их до конца.

— Хорошо, царевич Симерион, — сказала она, не сводя с него глаз. — Вы мудро и справедливо судите.

— Подумай, чем будешь заниматься при дворе. Меня твоя смелость в суждениях не смущает, однако в наше непростое время нужно быть осмотрительней, тем более высокородной госпоже, каждому слову которой станут внимать фениксы.

— Благодарю, царевич, за честность. Однако я не собираюсь жить во дворце среди столичной знати. Мне там не место.

— Почему? — искренне удивился Симерион и даже опрокинул лампу. — А где госпоже твоего происхождения место?

Руми смотрела, как в темноту ночи летят освободившиеся живые огоньки. Не хотелось отвечать на этот вопрос, раскрывать свою ущербную природу. Но и прятаться долго не выйдет.

— Разве я похожа на придворную красавицу? Никогда себя таковой не видела. Мне нравится жизнь как у Ханума и тигров. Такой бы я, наверное, хотела для себя судьбы. Настоящей воли.

Она вдруг поняла, что слова не подобраны разумом для защиты гибельного секрета, а идут от юного и наивного сердца.

— А если я прикажу тебе остаться? Я твой правитель, — сказал Симерион благодушно и в то же время требовательно.

— Не прикажете. Вы цените свободу выбора. Мою, свою, принцессы Мэйджины и царевны Диларам.

— Не прикажу. Тут ты права. И всё же я хотел бы, чтобы ты решила остаться в столице, со мной.

Держась за руки, они просидели всю ночь. Едва начало светать, Симерион, ушёл спать в царский шатер. Руми предпочла отдыхать рядом с тиграми, видевшими, как ей казалось, уже десятый сон. Едва она прильнула к боку Игнэ, как из ниоткуда возник Ханум.

— Если думаешь, что ваши воркования никто не слышал, то ошибаешься. Что за проклятие над царским домом!

— Да ладно тебе, сухарь, без тебя разберутся, — зевнул тигр и задней лапой подвинул купца. — Давай поспим ещё, день будет насыщенный.

Утром Руми ехала на спине Игнэ, отвлекаясь от любовных мыслей беседами с тиграми и Ханумом. Вскоре перед ними раскинулся огромный сад. Запели птицы, застрекотали насекомые, словно природа радовалась возвращению царевича. Под сенью плодовых деревьев слоны проходили совершенно спокойно. В тени Руми чувствовала себя лучше, чем на солнце. Она успела вымазаться белилами и за кожу не переживала. Тревожилась о другом.

— Раньше сад был куда больше, — произнесла Витэ, заметив печальную задумчивость Руми.

— Верно, — поддержал Ханум, — окружал столицу со всех сторон, разве что у Пепельных гор редел. Весь город мог круглый год питаться только фруктами из этого сада. И, не поверишь, деревья были ещё выше. Надеюсь, дорастут до своих предшественников.

— За эту историю тоже попросишь плату? — спросила Руми.

— Нет. Её и так все знают, а добавить мне нечего. Сарпентьяр выжег всё, что дорого сердцам фениксов, — зевая во весь рот, ответил купец.

Он, в отличие от Руми, ничуть не грустил. Всё для него складывалось наилучшим образом. Мало того, что весь товар вернули, так ещё и въедет в столицу с царевичем, и все Ханума сразу заметят! Тигры его воодушевления не разделяли. Беды престола множились, а решения не находились. Однако Игнэ и Витэ согласились, что сердцу не прикажешь, а в любви каждый должен быть свободен.

— Легко вам судить, — вмешалась Руми в их беседу. — Вы — тигры, вам никто не может запретить любить!

— Ошибаешься, — ответил Игнэ. — Пора тебе перестать думать, что злой рок висит лишь над тобой. Всех по-своему судьба испытывает.

Руми промолчала. В последнее время её часто стыдили, но она привыкла жить чувствами и говорить, что думает. При дворе, разумеется, придется вести себя по-другому…

Внешняя стена города не поднималась выше оград, через которые Руми когда-то наблюдала за цветением садов у подножия гор. Прямо за стеной начинались известняковые храмы, увитые плющом и вьюном, которые оттеняли слепящую белизну камня. Ворот не было, дорога шла прямо в город.

Все флаги столицы горожане спустили, процессия тоже свернула свои знамена, в том числе и драконы. Из домов с высокими, похожими на шишки кипариса, крышами выглядывали фениксы в кремовых и персиковых одеждах, но непременно с чёрной лентой поперек груди. Не играла музыка, любопытство пытливых глаз казалось сдержанным и уместным.

Слоны вальяжно переваливались, ступая по мощеной дороге, на их спинах раскачивались кабины и корзины. Процессия двигалась к Шантрату — прекраснейшему царскому дворцу. Руми издалека заметила массивное великолепие известняка и мрамора. Три многоярусные каменные башни устремлялись вверх, будто собирались шишковидными крышами почесать небо. Башни стояли треугольником, высотами глядя на восток, север и запад — три направления жизни. Внутри треугольника, как знала Руми, разбит парк с множеством цветущих деревьев. Не терпелось взглянуть на всю эту красоту.

Фениксов выходило на улицы всё больше, но они вели себя почтительно. Руми позавидовала их сдержанности. Прежде Коуршан говорил ей о жителях столицы как о крикливых, разбалованных сытостью и праздностью невеждах, только Руми этого не увидела. Наоборот, на лице каждого горожанина лежала печать мудрости и боли познания, каждый ощущал груз прожитых лет. Фениксы кланялись царевичу и иноземным гостям. Приветствовали и Руми, добрыми взглядами давая понять, что рады видеть её в своих рядах. Она не сомневалась — все знали, кто она и что с ней приключилось.

К воротам первой и самой высокой башни вела длинная широкая лестница, на другом конце которой Руми разглядела несколько фигур в развевающихся воздушных одеждах. Процессия остановилась перед лестницей, и Симерион поднял свой золотой жезл в знак приветствия. Навстречу гостям спускался невысокий, несколько полноватый феникс в белых широких штанах и рубахе, расшитой золотом и самоцветами. В его длинные вьющиеся волосы были вплетены пестрые ленты и колокольчики из драгоценных металлов. Бакенбарды обрамляли круглое мягкое лицо и выглядели ухоженней, чем у Ханума.

Руми поняла, кто перед ней, и тяжело выдохнула, едва скрывая своё разочарование. Игнэ пообещал её отчитать. В то же время она обрадовалась, что Симерион совершенно не похож на своего отца.

Царь фениксов широко шагал, перемахивая сразу через несколько ступенек. Спешил лично выразить почтение гостям. Он коротко кивнул Симериону, чуть задержал взгляд на Руми и направился к слону, на котором восседали император и императрица драконов. Дракон не стал дожидаться феникса, выпрыгнул из кабины и в вихре алмазных лент опустился перед царём. Императрица проделала тот же трюк, разве что её ленты были сапфировыми.

Руми с грустью подумала, что рядом правители смотрятся как коршун и перепелка. Император оказался на голову выше царя фениксов, а высокая корона с перьями золотого фазана усиливала впечатление. Государи поклонились друг другу, обменявшись многозначительными взглядами. Поклонились царю и императрица, и князь Дер-Су.