− Дорогой.

От тихого, неуверенного и такого знакомого голоса Илзе почувствовал радость и разочарование одновременно. Радость, потому что его точно не отдадут костлявой, и взамен ничего не потребуют, разочарование же потому, что и от себя Катарина его не отпустит. Ее преданность и влюбленность немного пугали, особенно сейчас, когда Илзе фактически беспомощен.

Поэтому он медленно и как можно правдоподобнее, неуверенно приоткрыл глаза. Скривился от яркого света, но упорно открыл их, смотря в потолок. Только на потолок он смотрел не долго, потому что вскоре перед глазами появилось счастливое лицо Катарины, а ее длинные, распущенные волосы мазнули по его щеке.

− Любимый, − счастливо выдохнула она и убрала волосы за ухо. Это не очень помогло, потому что пряди до сих пор касались его щек. Раздражающе. – Ты наконец проснулся. Как себя чувствуешь?

−Отвр… − он не ответил, не смог. Голос не слушался, в горле стоял ком и неприятный привкус лишь усилился. Чувствовал Илзе себя отвратительно и не только физически. Катарина, казалось, все поняла, отчего улыбка ослабла, глаза засияли от непролитых слез, а холодные пальцы погладили щеку.

− Не напрягайся, дорогой, − посоветовала она и ласково, почти невесомо коснулась своими губами его. Улыбнулась. –Ты и так многое пережил. Не волнуйся, я больше тебя в обиду не дам. Никуда не отпущу.

***

На ноги он встал лишь спустя несколько дней. До этого ему помогали слуги, доводили до горшка, но не дальше, приносили еду. Точнее приносила ее в основном Катарина, которая улыбалась при этом счастливо, кормила его с рук, целовала коротко, но не напирала, потому что видела и знала, что ему все еще плохо. Они не говорили много, потому что Илзе было тяжело, а Катарина лишь вздыхала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Подобное времяпрепровождение его напрягало. Потому что если с Господином он знал, что делать и чего ожидать, то Катарина его пугала. Еще его немного напрягало и настораживало отсутствие тяжести на шее.

Он был свободен, но свободу эту не чувствовал.

Когда он самостоятельно встал, Илзе почти расплакался от радости. Вздохнув прерывисто, он неловко прижался плечом к стене, пережидая дрожь в теле. Свободные штаны и рубаха не доставляли дискомфорт, а вот тело чувствовало себя несколько странно. Непривычно. Илзе чувствовал себя маленьким ребенком, который только делал первые шаги.

Шел Илзе медленно, опираясь на стену, от помощи слуг отмахивался, лишь один раз спросил направление. Катарины рядом не было и это даже радовало, потому что от ее общества он устал. Шел Илзе долго, но в конце концов остановился в дверях, вдыхая свежий чуть прохладный запах травы и чего-то давно забытого. Посмотрев на открытое пространство перед собой, увидев яблоневый сад вдалеке, кусты роз и полное отсутствие стен, он так и осел на пороге. Не только потому, что ноги уже не держали и тело протестовало, но и потому, что этого было слишком много.

Много свободы. Никаких надсмотрщиков, стен и кандалов. Не было больше камер, Господина, который возвышался над ними всеми. Приказам которого они следовали беспрекословно. Нет. Этого больше не было. Конечно, его терзали страхи, неопределенность порой беспокоила, но Илзе повезло. Умерев – он обрел долгожданную свободу.

Воздух казался самым вкусным и прекрасным нектаром, лучше самых дорогих и изысканных вин. Сейчас весь мир казался ему новым и прекрасным, словно впервые увиденным. Идеальным. Его радовало шуршание листвы, колкость травы, которую Илзе ощущал ступнями, голубое небо и это все так контрастировало с тем ужасом, в котором он умирал. Момент, как экскременты, которые слуги выбрасывали в яму позади дворца, поглощали его, забивались в нос и рот − снился теперь в кошмарах.

Поэтому Илзе невольно вздрогнул, когда на его плечо опустилась чья-то рука. Невольно вспомнились все те мужики, которые сменяли друг друга на посте охранника. Сменяли друг друга по разным причинам, но никто, кроме самого последнего и рослого не оставался надолго. У того просто не вставало на них или ему работа важнее. Илзе не знал этого, но сейчас почему-то рука показалась очень большой, а воспоминания неприятными.

Однако, когда он резко обернулся, то невольно выдохнул. Катарина. Никакой опасности. Сердце все еще билось быстро и тяжело, било по ребрам, а в голове стоял образ охранника и Господина. Но это была всего лишь малышка Катарина в странном, непривычном светлом платье с корсетом, которое приподнимало ее небольшую грудь. Высокие прически она тоже редко носила, а сейчас ее слишком длинная шея казалась только длиннее.

− Ты чего не в комнате? – немного обеспокоенно и недовольно спросила Катарина, все еще стоя рядом. Если Илзе это и смутило, то немного и он быстро об том забыл. Она погладила его по затылку и вновь укорила его. – Я испугалась, когда не увидела тебя в комнате.

− Хотел подышать воздухом. Мышцы болят, нужно больше ходить, − спокойно сказал он и невольно в страхе посмотрел по сторонам. Опасности не было. Тут Илзе вновь вспомнил свой главный страх. – А… Кхм. Где Господин?

Катарина выглядела очень удивленной и немного уязвленной. Она поджала губы и отстранилась от него, что было даже хорошо. Потому что ее близкое присутствие тоже напрягало, словно она стала тем самым охранником из подвала. Но Илзе об этом не думал, потому что Катарина никогда не была деспотичной и слишком любила его. Почти боготворила. Но все равно страх оставался. Катарина же его, словно не понимала и обижалась на его недоверчивость.

− Илзе, любимый, не говори так больше. Твое недоверие ранит меня. Я не отдам тебя брату! Он даже не знает о том, что ты выжил, поэтому не волнуйся. Положись на меня!

И он почти ей верил, потому что Катарина никогда его не обманывала. Однако больше никому Илзе не верил полностью, потому что ему слишком часто врали. Поэтому он больше не вспоминал Господина и медленно отучивался так его называть, потакал желаниям Катарины, которая ходила за ним хвостиком, ухаживала и сильно обижалась, когда он делал что-то сам.

Первое время Илзе это нравилось, потому что давно о нем никто не заботился. Даже мать, воспоминания о которой у него сохранились урывками, о нем почти не заботилась, только кормила странной едой, чтобы он не сдох. Катарина же всегда вздыхала, улыбалась счастливо, когда чувствовала себя нужной. Они не говорили о том, как Илзе попал в этот особняк, где сам особняк находился. Иногда он спрашивал, но Катарина никогда не отвечала прямо, делала вид, что не слышала или отшучивалась. Она вообще выглядела неприлично счастливой, не отходила далеко, надевала красивые платья с корсетами, убирала волосы в высокие прически, открывая шею. Наверное, это должно было быть красиво, завораживающе, и в какой-то мере это выглядело так, но желание Илзе не испытывал.

Илзе вообще сомневался, что его кто-то привлечет в сексуальном плане. Слишком много было секса в его жизни и эмоции, связанные с этим – неприятные. Поэтому Илзе не обращал внимания на Катарину, но на робкие поцелуи отвечал, обнимал, когда она садилась рядом, клала свою голову ему на плечо.

Спустя где-то месяц, Илзе уже прятался в небольшом саду, рядом с беседкой. Сам разминал мышцы на ногах, все еще кривился от еле ощутимого неприятного запаха. Ему до сих пор казалось, что от него воняло экскрементами, что привкус чего-то отвратительного по сей день сохранялся во рту. Он до сих пор чувствовал себя грязным, хотя и мылся намного чаще, чем раньше. От него постоянно пахло травами, мылом и мускусными духами, которые подарила Катарина. Его кожа почти блестела, всегда оставалась чистой и рубцы на спине уже зажили.

Но Илзе ощущал себя грязным.

Это ощущение не пропадало даже сейчас, когда его воспринимали господином, когда все делали для него. Наверное, стоило воспользоваться добротой и слепой любовью Катарины, но ее было жалко, поэтому Илзе отдыхал. Привыкал к новой жизни, привыкал не вздрагивать от шума, от ржания лошадей. Привыкал не бояться за свою жизнь.