К счастью, Виктор ошибся.

Когда капитан вернулся на передовую, то увидел перед собой Артемара, сжимавшего в руках эспадон и окровавленного Джили, что утратил щит ицелостность брони, но спас брата по оружию от неминуемой гибели. Вражеский строй усилил давление, заполнив созданную Каствудом брешь. Братья по оружию закрыли пострадавших щитами, отвечали ударами копий и клинков. Всё тщетно. Фоморы атаковали с флангов, оставляя за собой изрубленные тела, а кровавые чародеи, заполучившие соответствующее пространство, вели своих порождений в бой. Даже тыловое построение под началом лейтенанта Флеменга, что ранее могло позволить себе стрельбу, оставило самострелы и перешло к передовому сражению.

Где-то в стороне вёл свой безнадёжный поединок с фомором. Сдишком быстро. Уже в первые минуты сражения, его исход оказался предрешён. Рыцарям Совы оставалось лишь надеяться на чудо и постараться подороже продать каждую свою жизнь.

— На смерть! — послышался разъярённый крик из-за расколотого забрала.

— На смерть! — подхватили Джили его названные братья.

2

Фридрих продолжал давить. Будучи единичным произведением магистра Бреттона и первым порождение проекта «Старшие братья», он был быстрее и больше каждого из фоморов, но главное, он принадлежал сам себе. Его клинок ревел в воздухе с чудовищно результативностью, а каждое движение являлось обдуманным тактическим действием. Формальная промашка с рыцарем была тут же отыграна двумя жизнями воителей ордена Совы, что отнял Каствуд. Прочный доспех надёжно укрывал его тело от шальных попаданий, а совокупность умений и физических кондиций превращали Каствуда в самую опасную боевую единицу на поле брани. Даже нанесённые в два такта копейные удары, не нанесли исполину никакого вреда. У противника попросту не было эффективных средств борьбы с подобным чудовищем.

Он был слишком силён, слишком быстр и лишь учащающиеся конвульсии в движениях графа, выдали в нём признаки несовершенства…

Обрывки фраз сменились скрежетом стали. Тяжёлый полуторник, сжатый в человеческих руках, обрушился на голову Артемара, но Виктор тут же прикрыл соратника и вогнал «Перо» под мышку оппонента. Серебряное лезвие окропила кровь. Лишённый возможности поднять щит, противник обречённо наблюдал за тем, как сталь эспадона возносится над его головой. Тяжёлый удар Артемара обрушился в брешь и в отличие от атаки противника, эспадону было плевать, что за шлем венчал голову рыцаря. На месте одного оппонента, тот час возник второй. Размен завертелся с новой силой — ещё более жестокий, чем прежде. Враг чувствовал слабость, сродни волку, что ощутил кровь. Агония строевого боя явила себя во всей жестокости. Клинки звенели о сталь щитов и доспехов, звучала какофония людских голосов, выражавших собой гнев, боль и предвкушение победы.

— Филин! — прижавшись к Виктору в горячке боя, прошипел Артемар. — Слушай сюда! Ты должен бежать! Седлай коней и мчи прочь! Мы задержим ублюдков!

— Арти…!

— Заткнись и делай! К Урагшу сантименты! Это твой долг!

В единственное мгновение в голове Виктора разразилась настоящая бездна. Он был готов принять смерть со своими людьми — с теми, кого называл братьями. Но был ли он готов оставить братьев во исполнение собственного долга? Тут же в голове прозвучали фразы Алексея, его наставления о сентиментальности и долге — те самые слова, что ныне звучали из уст Артемара. В мгновение взгляд рыцаря пал на яшмовый амулет, что неизменно красовался на на запястье — подарок от маленькой девочки, которую он принял как собственную дочь…

— Ради тебя, Куз! — прошептал Виктор. — Чтобы не случилось новой Вероны.

— Правый фланг! Держать позиции! — в агонии битвы взревел Артемар. — Филин! Давай…!

И Виктор совершил задуманное. Отступив шаг, он затерялся среди братьев по оружию, что укрыли Виктора полотнами щитов и собственных тел. Мог ли подумать, сэр Фарбрук, что его путешествие закончится так? Последний поход ордена «Золотой Совы». Логан, Флеменг, Артемар, Джили… Виктор понимал, что более не увидит своих друзей. Он был готов доверить им собственную жизнь и без всяких раздумий принял бы смерть за каждого из товарищей. Однако в сей час, всё, требовалось от имперского рыцаря — столь много и бесконечно мало. Виктор должен был просто остаться в живых. Должен был жить, дабы смерти его братьев не были напрасными. Должен был жить, дабы жили те, ради кого и был основан орден «Золотой Совы» — обычные люди.

— За Империю! — взревел Виктор. — За Эльрата!

— За Империю! — послышался хор истерзанных голосов. Даже находясь на грани погибели, рыцари не ломались под натиском врага. Даже осознавая собственную участь, они продолжали сражаться за то, во что верили. За того, в кого верили.

Треск! Чудовищный, громкий, заставивший содрогнуться каждый сантиметр пространства, он поглотил собой всё — и звуки боя, и внимание сторон, и голоса рыцарей. Изначально капитан решил, что прибывшие чародеи обрушили на головы его братьев очередное разрушительное заклинание, призванное окончательно раздавить сопротивление. Однако, всё сложилось иначе…

3

«Что… происходит?» — пронеслась единственная мысль в сознании Павла Сарктура, прежде чем стена пыли ударила в его лицо.

Как и ранее, воитель шёл по стопам сэра Каствуда, верой и правдой исполняя клятвенный долг. Он сражался на передовой, отнимая жизни своих вчерашних соратников — имперских рыцарей, и даже перенёс тяжёлый удар эспадона, что лишил его шлема и оставил на рубец на лбу. Однако в нынешний миг новоиспечённый рыцарь замер, как замерло и всё его братство. Колоссальная голова Силанны — первородного дракона земли, выточенная много веков назад лучшими камнетёсами Тарлада, оторвалась от основания и рухнула в недра покинутого храма. Грохот сменился треском стен и тех элементов конструкции, что выдержали падение. Взгляд лейтенанта уловил силуэты беснующихся в пыли трасхаундов, что охотились на оторвавшихся лошадей и моров, что поддались собственным инстинкта, ощутив ослабление контроля. Ощутили ослабление «поводка» и фоморы, которые, тем не менее, сохраняли позиционирование. Само же окружение, столь безмятежное на фоне жестокой, но всё же локальной битвы, вдруг пришло в движение.

Местность вспыхнула тусклым зелёным огнём, по воздуху пронёсся гул, перерастающий в яростный немой скрежет. Взгляд Павла по-прежнему терялся в пыли, но нарастающий гул был не в силах скрыть вибрацию в почве. Сарктур перехватил меч. Рыцари начали перестроение, но ни лейтенант, ни сам граф не спешили форсировать события. Первыми ощутили неладное скакуны, что переносили на своих спинах кровавых чародеев. Маги расходовали остатки энергии, дабы восстановить контроль над существами, однако окружающая неразбериха и паника лошадей сводили к минимуму результативность этих попыток. Скакуны ощущали, то, на что не были способны человеческие чувства и слышали то, что нарастающий скрежет, на деле являлся топотом сотен когтистых лап.

Когда же земные недра разверзлись, явив облик нового врага, землю вновь окропила кровь. Людская кровь.

Десятки… сотни троглодитов разного облика и древности вырвались из толщи земли и стены пыли, попросту зажав противоборствующие стороны в котёл. Для низших духов земли не было различий в символике вторженцев и их намерениях, ибо те посмели потревожить покой Тарлада и их обитель. Битва разгорелась в ином ключе. Первой же атакой огромных размеров троглодит вырвался из земли и набросился на кровавых чародеев, вынудив тех бежать или вступить в схватку. Контроль был окончательно утрачен, а все созданные кровавой магией существа отныне повиновались лишь собственным инстинктам. В то время как Павел и его братья по оружию собрались в строй, сосредоточившись на контратаках, фоморы ввязывались в остервенелый размер с куда менее опасным, но куда более многочисленным врагом. Повиновались инстинктам и недобитки трасхаундов, что попросту бежали прочь в лесные массивы.