У неё слезятся глаза, их заволакивает дымка. Дьявол бы его побрал! Неужто можно быть такой сволочью? Она до последнего верила, что он прогнил не до конца, что осталось в нём что-то человеческое, что-то, что оправдало бы её выбор отступить тогда, бросить клятый нож и просто уйти.

– Ты не сделаешь этого. Ты – не плохой человек, – сглатывает ком, не давая себе заплакать. Не сейчас. Нельзя. – Мы же… мы были близки, – тоненько говорит она, приближаясь вновь, сокращая расстояние меж ними.

Он щерится по-звериному, обнажая белые ровные зубы, снимает с предохранителя.

– Стой, кому говорю! – Светка на постели вздрагивает от громкого звука, но не просыпается. И слава богу. Здесь хватает одной паникующей женщины. – Ты! – цедит он, подходя вплотную, прислоняя дуло ниже челюсти под подбородком, металл больно упирается в кожу, холодит. – Ты знала о том, что я чувствую. Знала, что я тебя любил. Пообещала и обманула. А я не терплю, когда меня обманывают.

Она видит вздувшуюся вену у его виска, каплю пота, стекающую по шее, едва заметно подрагивающие пальцы. Глядит своими глазами в его: зелёные – зелёные, как летняя трава, с жёлтыми редкими прожилками. Рукой охватывает его ладонь, сильнее вжимает пистолет в своё горло, замечая, как его взгляд меняется, как в нём отражается испуг и что-то ещё кроме злости.

– Стреляй, – говорит отстранённо, с той с самой уверенностью в тоне, от которой стынет кровь в жилах. Его ресницы опускаются, отбрасывая тень. – Стреляй, чтоб тебя, – уже с яростью выдыхает Ника, впиваясь ногтями в кожу на его запястье.

– Сука! – ругается Макс, отбрасывая пистолет, тот отлетает в угол и ударяется о бревенчатую стену. На неё смотрит с безумством, с отчаяньем, которое, кажется, разрывает его душу пополам. – Как я тебя ненавижу, – бросает он хриплым надломленным голосом. И целует. В губы впивается, сминая. Жестоко, властно, обречённо, как утопающий делает последний глоток воздуха перед тем, как пойти ко дну.

В ней поднимается вихрь протеста, изнутри тянется нечто густое, тёмное, скалит пасть, пробиваясь наружу. Нике знакомо это чувство. Она помнит его с прошлого раза. Не сдерживается, отпирает клетку собственными руками, выпуская монстра на волю. Все они – монстры, в каждом человеке живёт монстр. В ней тоже. И сейчас она не намерена сажать его на цепь. Он ей нужен, он – часть неё: неотъемлемая, вечная. Необходим для защиты себя и близких, ведь стоит Максу опомниться, он непременно погубит их обеих, а затем доберётся до мамы и до Дена, если уже «не».

Тварь проникает в его сознание, ломая барьеры на своём пути, круша их острыми клыками, вгрызаясь глубже, пока не добирается до самого сокровенного, того, что делает из него личность. Она жрёт, испивая до дна, пока ничего не останется, пока пустота не укутает его в свои объятия.

Его чувства проходят через неё разрядами: от горькой ненависти, вяжущей зависти, обиды до сладости мёда влюблённости, острой страсти, щемящей нежности и тоски. Ника, наконец, понимает, что он не врал хоть в чём-то. Жаль, не нашёл иной путь, всё могло быть по-другому. Он мог быть другим. Но не был. И это его осознанный выбор.

Отталкивает её, отстраняясь, но слишком поздно. Ей не нужен огнестрел, чтобы его добить. Не нужен и нож. Она способна разобрать его по частям, что не сложишь обратно. И эта мощь необъятна, она управляет ею, не наоборот. Стоило ослабить поводок, сила сошла с ума, вырвавшись на волю.

Макс меняется в лице, отшатываясь, запинается, оседая на пол. Ника склоняется над ним, укладывая ладонь на щёку, до последнего не прерывает зрительный контакт. Он пытается противиться, оказать сопротивление ответным вторжением, но ничего не выходит. Она держит щиты крепко, инстинктивно понимая, что необходимо.

– Я жалею, что тебя полюбил, – шепчет он, выдыхая вместе со словами последние эмоции. Она мешкает всего миг до того, как оборвать нить, опустошить сосуд окончательно. Искра в зелени гаснет, взгляд становится стеклянным, как у куклы.

Ника осознает, что больше не сможет стать прежней. Макс теперь внутри неё, его эмоции – часть её эмоций. Их слишком много, от них трещат – раскалываются виски, будто по ним ударяют молотом. Она скулит, сжимаясь в дрожащий комок подле него, запускает пальцы в светлые волосы. Не чувствует, как её подхватывают чужие руки, как родной голос успокаивает, точно убаюкивая. Её потряхивает, бросает то в холод, то в жар, а сознание крошится и вновь собирается в единое целое.

– Ника, посмотри на меня. Ника! – зовёт Ден издалека. – Успокойся, просто отдели его чувства от своих. Давай же, – просит он отчаянно, стонет протяжно, – Ника, прошу. Ты нужна Свете. Нужна мне…

В первую очередь он связывается с Ксюшей. Она обязана знать местоположение Макса, если учитывать, что они до сих пор близки. Их дружба началась задолго до того, как он появился в жизни брата. Девчонка долго мнётся, пока, наконец, не выдаёт информацию под давлением. Он знает, что ей сказать, чтобы добиться ответа. Любовь из любого сотворит безумца, так произошло и с ней. Ден давно знал о её чувствах, даже рассматривал вариант возможной женитьбы: подходящая партия, по мнению отца. Да не сложилось у них. Со временем терпеть её капризы вместе с тяжёлым характером становилось всё труднее. А потом появилась Ника.

Набирает компаньону с одноразового мобильного, договаривается о встрече. Они быстро согласуют детали, собирая вокруг единомышленников в рекордно-короткий срок.

Вот только Макса в компании не оказывается. Усилия потрачены зря.

– Ты ошибся, – раздражённо говорит партнёр, убирая пистолет в кобуру. – Теперь он узнает о нашем предательстве. Что прикажешь делать?

Он жмёт виски, силясь найти выход, понять, что произошло. Не мог же брат узнать заранее о готовящейся атаке. Если только…

– Ждите здесь, – выдыхает он. – Я к информатору. Вернусь, как уточню детали.

Кроме Ксюши сдать их было некому.

Она открывает с первого звонка. На её лице грустное выражение, которое при его виде меняется на насмешливое.

– Ты опоздал. Думала, приедешь быстрее, – хмыкает, опираясь плечом о дверной косяк.

Ден замечает морщины на её лбу, осунувшиеся щёки, словно морила себя голодом с неделю.

– Где он? – произносит спокойно. Это спокойствие обманчиво. Он жмёт кулаки, чтобы не сбросить на неё всю скопившуюся злость.

Ксюша поджимает губы, склонив голову, как бы размышляя, стоит ли раскрывать карты. У него иссекает терпение. Наступает на неё, заставляя отодвинуться дальше по коридору, склоняется, сузив глаза.

– Либо ты говоришь по-хорошему, либо… Поверь, ты не захочешь узнать, что тогда произойдёт, – у него нет желания воздействовать на неё физически, вероятно, и не придётся, есть кое-что, что может разрушить её привычную жизнь без того. Такова была часть его работы – собирать компромат на сотрудников, компаньонов, конкурентов. Отец держал их в узде постоянно, не страшась ножа в спину. Что смешно, ему это не помогло.

Она хохочет, закрывая ладонями лицо, затихает внезапно, отнимает руки, те виснут вдоль тела.

– Ксюш, мне нужно знать. Где Макс? – гнёт свою линию он, нависая над ней.

– У твоей девки, – она криво улыбается, поднимая на него взгляд.

Его подбрасывает, внутренности скручивает от ужаса.

– Ха… ха-ха-ха, – смеётся Ксюша, покачиваясь. Она точно двинулась. Всегда отличалась импульсивностью, но такое…

У него нет времени с ней разбираться. Обязательно займётся позже, после того, как помешает брату уничтожить то единственное, что ему дорого. Разворачивается, сбегает вниз по лестнице. Вслед звучит громкий женский крик:

– Всё равно не успеешь! Он убьёт её! Эта потаскуха сдохнет!... – не слушает, что там орёт потом. Ему не до того.

В машину садится, жмёт педаль газа, разгоняясь до ста сорока, превышая максимально разрешённую. Лишь бы появиться в нужный момент, лишь бы приехать раньше Макса. Что он с ней сотворит за побег? За то, что ушла, бросила. Он уже не знает, что у брата в голове, может, никогда и не знал.