Смотрит вниз на огни города, на фары пролетающих внизу машин, затем вверх – на серые плотные тучи.

– Когда мои мозги отказали. Может, я реально дура. Без понятия, – шепчет она, растирая подушечки пальцев друг о дружку. Рациональных причин влюбляться в Дена нет и не было, это просто произошло, как начинается гроза в дождь или кипяток оставляет ожоги. – Не поверишь, но я сама бы рада не испытывать этого, просто отключить, – криво улыбается, встречая его внимательный взгляд. – Жаль, такое невозможно. По крайней мере, для меня.

Она бы не отказалась на месяц или два остаться без чувств, однако у неё нет и шанса. Даже вампирский вирус и тот мутировал в организме, не оставив ей надежды.

– Ты его любишь, – констатирует он, затягивается.

– Не могу назвать то, что ощущаю, любовью. Любовь – это о другом, а у нас какая-то больная привязанность, – тянет она, проталкивая ком в глотке вином. – Ненормально раз за разом душить близкого человека. Тогда какой же это близкий, раз тебе его не жаль? – а Дену безусловно не было её жаль, когда переступал через окоченевшее тело, оставленное в склепе её разума им же.

Руки Макса подрагивают. Она подаётся к нему, обеспокоенная состоянием друга.

– Ты в порядке? – спрашивает, глядя на него, попадает в капкан, расставленный умело, зацикливаясь на светлых прожилках в его пьяных глазах.

Он наклоняется, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Я не в порядке, – говорит, вместе с дымом выдыхая что-то знакомое, что-то такое, что есть и в ней самой. Имя этому «боль». Ему больно. – Неужели не заметила? Тогда ты и вправду дура, – кривится Никольский, опуская взгляд на её губы.

И всё встаёт на свои места: его забота, внимание, сочувствие. Ника понимает, насколько была слепа. Он влюблён в неё, фальшивую жену сводного брата.

– Макс, я… – она знает, его нечем утешить, ведь любая её фраза нанесёт ему удар. Не летальный, но этого и не требуется, чтобы человек сломался.

– О, не надо. Я понимаю. Правда, понимаю, – щурится он, сжирая эмоции на её лице. – Выполни просьбу. Обещаю, она будет последней. Больше ничего не нужно.

Она вздрагивает, поднимая руки к груди, не может перестать смотреть и искать намёк на то, что всё это – нелепая шутка, пусть поиски и бессмысленны.

– Какую?

– Поцелуй меня. Один поцелуй. И я больше не подниму эту тему. Никогда.

Она не успевает сказать хоть что-то, его губы накрывают её. Это не похоже на то, как было с Деном. Макс точно хочет испить её до дна: кусает, вбивается языком в рот, ударяясь зубами о её зубы. Зло, отчаянно, жадно. Сигарета выпадает, сверкает огоньком уже на асфальте, тухнет.

Он не прикасается и пальцем, хоть всё его тело бьёт дрожь. Держит расстояние, смакуя момент. Облизывает её нижнюю губу, затем верхнюю, замирает, дышит часто – часто, прислоняется своим лбом к её.

– Спокойной ночи, Ника. Иди спать. Завтра разбужу, – когда отстраняется, становится прежним, как будто ей привиделся порыв. Но она знает, что случилось. И впервые в жизни её совесть спит. Нет зудящей мысли о неправильности произошедшего. Им обоим это было нужно: ей, чтобы забыться; ему, чтобы отпустить. Секундное помешательство, помноженное на искалеченные одинокие сердца. – Давай, тут холодно. Постельное бельё возьми в шкафу.

Он улыбается, но улыбка эта состоит из фальши, Ника может видеть сквозь паутину лжи, сотканную ради её блага. И, наверное, ей чуточку жаль, что не способна ответить взаимностью. В конце концов, Макс достоин честности. А она, верно, действительно глупа, раз предпочла ему его брата.

Зал загородного дома наполнен нелюдями, заражённых так много, что ему сложно держать себя в руках. Кажется, вот-вот кто-то из них его обнаружит, раскроет обман и весь план накроется медным тазом.

Время близится к четырём, вскоре настанет ключевой момент папиной речи, именно тогда всё решится. Макс набрал с час назад, сообщив, что его люди на позициях.

Мимо проходит блондинка в синем платье, его потряхивает. Всю ночь пытался выбросить из тяжёлой головы обманщицу. Ника оказалась затаившейся змеёй на его груди. Чёрт знает, когда бы укусила. Не поверил сначала, когда увидел документы о счёте на её имя, но они, как выяснилось, подлинные. Сомнения нет, отец перечислял ей деньги уже некоторое время. Странно, почему она их не раскрыла, может, решила усидеть на двух стульях. В любом случае, ему повезло, что передумала их сдавать. Мотивы неважны, факт предательства на лицо. И чего не хватало? Финансово он её поддержал, о семье позаботился. Чтоб её. И ведь смотрела на него своими блядскими серыми глазами, такими светлыми и невинными, выдавала ложь порционно, которая патокой проникала в его сознание, преображаясь там в истину. А он верил, влюблённый дурак. Блядь. Верил ей. Девочка оказалась не невинной овечкой, а платье её – вовсе не белым, испачкано в мазуте по рукава. Он был близок к тому, чтобы отравиться ядом с её уст.

Наверное, стоит позже поблагодарить за информацию Ксюшу. Если бы не она, он бы и не узнал. Так и оставил бы суку подле себя, не ведая о её двуличности.

– Чего один? Я тут тебе кое-кого привёл, – раздаётся голос Макса. – Только не кипятись. Вы поговорите немного, думаю, тебе стоит выслушать.

Ден оборачивается. Рядом стоит брат, он отступает в сторону, из-за его спины выглядывает её лицо. Он напрягается моментально, ощущая, как по телу проходит ярость вперемешку с болью. Добралась до него и здесь. Зачем вернулась? Будто неясно выразился в прошлый раз.

– Нам не о чем разговаривать, – говорит холодно, в ушах нарастает шум. Он не может позволить себе сорваться. Не здесь.

Ника шагает к нему, выглядит потрясающе, всё такая же невероятная в платье, которое они подбирали вместе. Но, присмотревшись, он замечает покрасневшие белки глаз, припухлость на веках. Ревела. Взгляд потухший умоляющий на него бросает, раскрывает пухлые розовые губы, которые ему хочется зашить нитью из её же волос. Раскрывает, чтобы что? Вновь скормить очередную ложку-другую лжи? Ему достаточно. Лучше бы молчала, исчезла из его жизни, не бередила душу, не внушала то, чего нет. Тогда он мог бы представить, что её не было вовсе. Ни в прошлом, ни в настоящем.

– Хотя бы скажи, в чём дело. Что случилось? – тянет тоненько она, стараясь не привлекать внимание гостей.

Он сжимает челюсти, подбирается, усмехается криво, выливая на неё дозу презрения, чтобы прочувствовала, какого это – оставаться в дураках.

– Честная Вероника. Я почти поверил, – хмыкает он, потирая пальцами шею.

Макс исчезает в толпе, оставляя их наедине. Ника сразу теряется без поддержки его брата.

– Я не понимаю. Если ты не скажешь, я не смогу ничего поделать. Дай хотя бы шанс, – шипит она, цедя слова сквозь зубы. – Всё было нормально до твоего похода в компанию, до звонка этой…

– Ксюши, – подсказывает он, с удовольствием наблюдая за её метаниями, за тем, как искажается лицо при имени знакомой. Он бы ударил сильнее, если бы мог, если бы хватило времени. Но его нет. Ему сейчас не до неё.

– Ты привык рубить с плеча, но подумай головой, пожалуйста. Всё не может закончиться так, – она почти плачет, в уголках глаз скопились невыплаканные слёзы. Он давит в себе желание податься вперёд, утешить, успокоить, потому что это будет пустой тратой драгоценных секунд. Обратный отсчёт запущен.

Закрывает веки, погружаясь во тьму, сердце успокаивается в груди, дыхание становится глубоким и ровным. Он подходит к ней, опускает ладонь на плечо, нагибается к уху.

– Всё закончилось тогда, когда ты взяла деньги отца, – чувствует, как она вздрагивает, как говорит что-то, но он уже не слушает. Проходит мимо, оставляя её позади, не рядом. Там, где ей и место.

Выбрасывает из мыслей, сосредотачиваясь, следует к небольшой сцене на противоположной стороне зала. Перед ним расступаются люди, склоняют головы в приветствии, он растягивает губы в фальшивой улыбке. Всё здесь фальшивка, никогда правдой не являлось. Вампиры лебезили перед Никольскими, заискивали, лизали зад, если приходилось. Настоящего в них не найти ни грамма.