– Нет. Опасно. Даже не пытайся меня уговорить, я не стану рисковать здоровьем пациента, – смешно, подопытных они не жалеют. Ника помнит состояние женщины, которую довелось увидеть в одной из камер.

– Ясно. Я поняла, – недовольно бросает она, закрывая за собой дверь.

Её подвозит Илья. Дома тихо, ей очень не хватает Светкиного смеха и объятий, того, как смешно она морщится, когда обижена, как подрагивают во сне её ресницы. Однако Ден ясно дал понять, что ребёнку не место в доме, когда происходит переворот. Верно сделал, рассказав о нападении, ведь иначе Ника бы не смирилась с отсутствием дочери.

Она переодевается в домашние вещи, желудок голодно урчит. Больничное питание оставляет желать лучшего. Организм требует чего-то более существенного, чем овсяная каша или суп.

Холодильник пустует. Она роется в шкафах и находит хлопья. Лучше б был здоровенный стейк, но имеем, что имеем.

– Вообще-то в городе работает доставка, – раздаётся позади голос Дена. Ника ведёт плечом.

– Я знаю, мне не пять, – огрызается она.

Обдумав случившееся, девушка в полной мере осознала то, что могла погибнуть. Осталось бы только тело без души. Как он может вести себя, будто ничего не было? Будто не он пытался её убить.

– А капризничаешь, будто да, – усмехается он.

Ника с грохотом отставляет тарелку и оборачивается. На нём чёрные спортивные брюки, жёлтая футболка, волосы растрёпаны, торчат в разные стороны. Выглядит так, будто только проснулся. Ей странно наблюдать на его лице сменяющие друг друга эмоции от заинтересованности до раздражения.

– Давай ты сделаешь вид, будто меня здесь нет, ладно? Скоро всё закончится. Не вижу смысла притворяться, словно тебе есть дело, – говорит она, не пытаясь смягчить удар. Ей не нужна его забота. Она лишь путает, внушает то, чего нет. Ей не нравятся чувства внутри, не нравится, что одно его присутствие вносит в её голову путаницу, а живот скручивает, точно в преддверии чего-то хорошего, чего-то, что заставит её сердце трепетать в ожидании.

Он облизывает губы, шагает навстречу.

– Ты снова это делаешь.

– Ха? – выдыхает она, сжимая кулаки.

– Выводишь меня. Прекрати, твои истерики уже достали, – говорит он, потирая пальцами лоб. – Я рассказал. Тайн больше нет. Ты же этого хотела, верно?

Он имеет одну примечательную способность – превращать её в нестабильную психопатку, готовую взорваться в любой момент. Что сейчас и происходит. Она чувствует, как спокойствие испаряется, исчезает, а на замену ему приходит нечто чёрное и вязкое.

– Не говори мне, когда я должна замолчать. Технически рассказал Максим. Ставлю тысячу: это было его решение, не твоё, – она почти на сто процентов уверена, не зря же Ден так долго скрывал факты.

Его кадык дёргается, когда он сглатывает, а взгляд становится острым, ядовитым.

– Нравится с ним общаться, да? Максим, Максим, Максим. Что, уйдёшь к нему, как разведёмся? – цедит он. Слова, приправленные злобой, больно бьют под дых.

– Он по крайней мере остаётся человеком. Нормальным, способным на сочувствие. А ты – человек, а, Ден? – ей неясно, почему они, вообще, подобное обсуждают. Будто действительно женаты, будто меж ними когда-то было место для любви.

– Так вали, – холодно бросает он, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. Выплёвывает слова на выдохе, точно нет ничего проще. – Только не забудь, как просила меня о большем. Что, не помнишь?

Ооо, она помнит, хотя лучше бы, действительно, забыла, как и своё нападение на него в целях самозащиты. Вампирский припадок хранить в памяти было бы приятнее.

Она бьёт его по щеке. Сильно. Наотмашь. Раздаётся шлепок, а затем наступает звенящая тишина. Он поворачивает голову, на коже алеет след. Ей кажется, что вот-вот его глаза подёрнет красная пелена, но из-за недавнего чудесного исцеления этого не происходит. Он ставит руку поверх её головы, нагибается медленно, секунда превращается в десять. Их губы почти соприкасаются. Слюны во рту скапливается слишком много, а сердце учащает ритм. Ей бы пригнуться, ускользнуть, сбежать. Было бы логично. Но логика рядом с ним постоянно сбоит. Её просто не существует.

– Никогда. Никогда больше не смей, – низко давит он. Их носы соприкасаются, бешеный пульс колотится в висках, в горле. – Поняла?

Взгляд скользит по его оголённым ключицам, напряжённой линии челюсти. Ника дрожит, но вовсе не от страха, хотя так было бы правильно. Что-то изменилось с той ночи в отеле, перевернулось с ног на голову, когда он пришёл израненный. Что-то с ними теперь конкретно не так. А было ли хоть раз «так»? Вряд ли.

Когда всё началось? Когда он обнимал её после ночного кошмара, когда утирал солёные слёзы? Или раньше? Она не может понять, да и не желает.

– А то что? – с вызовом говорит она, но вместо спокойного голоса выходит какой-то хрип.

Его глаза сверкают каменьями, темнота в них сгущается, патокой окутывая её сознание. Расстояние, недавно казавшееся близким, теперь ощущается иначе.

Он рывком притягивает её к своему телу. Поясница ударяется о столешницу, но Ника, кажется, вовсе этого не замечает. Пальцы зарываются в его волосы, сжимают русые пряди: мягкие, шелковистые. От него приятно пахнет, словно только недавно принимал душ.

Ден стонет ей в рот, закусывая губу, проникает внутрь, проводит по нёбу, переплетает свой язык с её. Вспыхивает искра, в мгновение обращаясь лесным пожаром, от которого нет спасения.

В солнечном сплетении порхают мотыльки. Они обязательно дотлеют до серого пепла, как сигарета в его пальцах. Но это случится позже. А сейчас он настойчиво жмётся к ней, стараясь стать ещё ближе (будто бы есть куда).

Она сдавленно стонет, когда влажный язык скользит по ушной раковине, горячее дыхание обжигает шею. Её руки блуждают по его спине, плечам.

Кто-то из них должен остановить это сумасшествие. Они же обязательно пожалеют. Но у Ники не остаётся сил на сопротивление. Мысли разлетаются в разные стороны: неуловимые, недосягаемые. Она не может ухватить ни одну.

– Ден, – скулит она, запрокидывая голову, когда он доходит до ключиц.

– М? – не отвлекаясь от поцелуев отзывается он. У неё по рукам бегут мурашки, когда он легонько закусывает кожу на оголённом плече.

– Мы должны остановиться, – наконец, собираясь с духом, говорит она на выдохе. И это чертовски сложно, когда мозги плавятся, а слова формировать почти невозможно.

Он отстраняется, смотрит в глаза. Они у него тёмные, мутные, зрачки – необъятные бездны. Она видит в них возбуждение, желание обладать. У неё вяжет в горле, дышать становится трудно.

– Тебе не нравится? – почти мурчит он низким вибрирующим тоном, от которого всё внутри переворачивается, сердце делает кульбит. Ей кажется, что оно не выдержит. Выдерживает. Греется, раскаляя тело, обращая кровь в кипяток.

– Да, – как-то слишком тихо тянет девушка.

Ден усмехается в своей привычной манере. И она понимает: его кривая улыбка отпечаталась в её памяти, наверное, навсегда. От неё ноет под рёбрами, за ними растекается нежданная щенячья нежность.

– А так тоже не нравится? – ехидно шепчет он в ямку у правой ключицы, касается кратко губами и втягивает кожу, чтобы после отпустить.

Ей приятно. Больше, чем просто приятно. Это сложно описать, сложно и представить. Ника осознаёт, что, пожалуй, нет смысла отрицать свою к нему симпатию. Да, он – тот ещё козёл, но его действия, совершённые намеренно, никогда не вели к дурным последствиям в отношении неё.

– Нравится, – тоненько пищит она, поддаваясь напору.

Он поднимает её, ухватив под бёдра, и усаживает на столешницу.

– Знакомо, да? – хмыкает, намекая на их первый контакт.

Ника бы рассмеялась, если б находила ситуацию забавной. Но сейчас ей не до смеха. Она пылает, ей жарко. Одежда кажется лишней на теле: его и её.

Девушка притягивает его к себе за ткань футболки, смело встречаясь взглядом. Она уверена: у неё тоже ненормальные глаза, подёрнутые дымкой. Ей не хочется вести с ним светские беседы, не хочется ругаться.