— Спасибо, Марина. Я твой должник.

— Верно. Надеюсь, ты проживёшь достаточно долго, чтобы расплатиться, Митрий.

После своего угрожающего заявления доктор Новотны уходит из комнаты, оставляя нас с Белевичем наедине… ждать приезда Григория Фёдорова.

Индия

Следующие десять минут, кажется, длятся вечность, но в итоге кто-то стучится в запертую заднюю дверь клиники.

В процедурной я делаю шаг к Голиафу, проверяющему экран своего телефона, а затем он суёт его в карман. Я продолжаю молиться, чтобы он сказал, что получил сообщение от Джерико, которого до сих пор не было. Голиаф немного пошатывается, когда поднимается на ноги с импровизированной повязкой, удерживающей его левую руку, но даже в его раненном состоянии его правая рука тянется к пистолету, заправленному в штаны. Здесь он мой единственный друг, и единственное, о чём я сожалею — что не могу остаться с ним наедине, чтобы мы могли обсудить наш план Б, если моё решение обернётся против нас.

Я продолжаю спрашивать себя — что бы сделал Джерико? Единственный ответ, который могу придумать — придерживаться Голиафа, как будто он моя последняя надежда на выживание, которой он вполне может быть.

Голос Белевича доносится из коридора, а более глубокий и грубый голос отвечает, как я полагаю, на русском. Почему я не выучила русский? Ой, погодите, точно, потому что не знала, что я русская.

Более глубокий голос должен принадлежать моему отцу. Или, по крайней мере, человеку, который называет себя моим отцом.

С того дня, как я поняла, что мы с Саммер навсегда остались одни, потому что наша мать не собиралась возвращаться за нами, я никогда в жизни не была так неуверена в том, что делать.

Подошвы туфель стучат по линолеуму, и я распрямляю плечи, словно готовлюсь к битве. Единственный выбор, который у меня есть — с высоко поднятой головой встретить судьбу, уготовленную моими же решениями.

Если они помогут вернуть Джерико ко мне домой — это всё, что имеет значение.

Я напоминаю себе в сотый раз за последние десять минут, что Джерико нравился мой отец достаточно, чтобы вести с ним дела, и я надеюсь, что связаться с этим человеком не было большой ошибкой. Джерико хотел бы, чтобы я оставалась в безопасности. А я хочу, чтобы за моей спиной была армия для его спасения. Если это то, что нужно, чтобы заполучить эту армию, пусть будет так.

Пока мы с Голиафом ждём в процедурной, я жалею, что мы не выбрали место с двумя дверями, чтобы спастись, если бы нужно было сбежать. Почему я не спланировала путь к отступлению? Почему он этого не сделал?

Прежде чем я могу ответить на этот вопрос, в дверях появляется мужчина.

Как только его взгляд останавливается на мне, его угловатое лицо смягчается настолько, что меняется с каменного и неприступного на лицо смертного человека.

— Ульяна. — Перекрещиваясь, как в церкви, он шепчет русское имя, о котором я не знала, что оно было моим. — Ты так похожа на свою мать. — Он прижимает ко рту огромный кулак и смотрит на меня со слезами на глазах.

Но его утверждение совершенно неверно.

— Ты ошибаешься. Я совсем не похожа на свою мать, — говорю я ему, прячась за плечом Голиафа.

Лицо Фёдорова застывает под его седыми со стальным оттенком волосами, а слёзы исчезают, словно их никогда не было.

— Та сука, Нина, не была твоей матерью. Нина забрала тебя у меня. Она хотела навредить мне самым болезненным способом, и она это сделала. Я годами ждал этого момента. Она украла у тебя твою жизнь. Она украла нашу с тобой жизнь. Да сгинет она в аду, куда я её послал. — Его резкий голос сопровождает каждое слово рычанием.

Неверие накрывает меня холодной пеленой, и мой рот открывается в форме буквы «О». Сердце бьётся медленнее, стуча в ушах. Язык прилипает к зубам, когда во рту пересыхает.

Нина — имя, которым мы никогда не должны были называть мою мать, по какой-то причине, которую она никогда не объясняла.

— Что ты имеешь в виду… Нина не была моей матерью?

Фёдоров скалит зубы и смотрит вверх, делая глубокий вдох, от которого его бочкообразная грудь становится шире. Он задерживает его на мгновение, потом выдыхает и снова сосредотачивается на мне.

— Твоя мама Ирина скончалась за неделю до того, как эта сука забрала тебя. Нина хотела оставить меня ни с чем после того, как я бросил её.

Я сжимаю пересохшие губы и пытаюсь понять, что, чёрт возьми, он говорит. Его трудно понять не из-за сильного акцента, а из-за лжи на протяжении всей моей жизни.

— Кем… кем тогда была Нина? — Нина не моя мать. Моё дыхание становится поверхностным, когда я пытаюсь справиться с правдой.

Ноздри Фёдорова раздуваются, как у быка, увидевшего красную тряпку.

— Моей любовницей, к моему вечному сожалению.

О. Мой. Бог.

В ушах стучит всё громче. Женщина, которую я всегда считала своей матерью… была любовницей моего отца. А значит…

Саммер мне не сестра.

Я смотрю на него, пораженная осознанием этого.

— Она… — я пытаюсь сформулировать предложение, но у меня нет слов. Я не знаю, что сказать. Что думать. Что чувствовать.

Как это возможно? Этого просто не может быть.

Но нет никаких признаков того, что Фёдоров меня обманывает. Он наблюдает, как я снова и снова открываю рот, наверное, похожая на рыбу. Наконец, он жалеет меня и объясняет:

— Нина была мстительной женщиной, и я никогда не смогу выпросить у тебя прощения за то, что допустил. Ты оказалась уязвима из-за меня, Ульяна. Это по моей вине она забрала тебя. Но я никогда не переставал искать тебя, даже после того, как мне сказали, что ты мертва.

Комната кружится вокруг меня, пока я пытаюсь справиться с его признанием. Голиаф хватает меня рукой за плечо, чтобы я не грохнулась.

— Ульяна, пожалуйста. Сядь. Ты… побледнела. — Суровое лицо Фёдорова становится озабоченным.

Я борюсь с этой изменяющейся реальностью с того момента, как узнала, что у меня есть отец, но это… это больше, чем я могу вынести.

Моё дыхание продолжает учащаться, и я пытаюсь его замедлить. Сосредоточься, Инди. Сосредоточься на том, что важно — Джерико. Всё остальное может подождать.

Единственное, что меня сейчас волнует, — вернуть мужа в целости и сохранности. Я собираю всю информацию — о моём отце, его любовнице и моей сестре — засовываю её в маленькую коробочку глубоко внутри себя и захлопываю крышку. Расправив плечи, я встречаю поразительно похожий на мой голубой взгляд отца. Нет. Не думай об этом.

Поднимаю подбородок выше.

— Мне нужна твоя помощь. Джерико схватили. Мне нужно, чтобы ты помог мне вернуть его. — Я горжусь, что мои заявления звучат авторитетно, а не дрожат, как руки, когда я сжимаю их в кулаки.

Фёдоров сжимает губы в жёсткую линию, и на мгновение я боюсь, он не согласится. Ему нельзя говорить «нет».

— Прежде чем что-то скажешь, ты должен кое-что знать — если ты надеешься на какие-либо отношения со мной, ты поможешь мне прямо сейчас. Если нет, то этот момент — всё что ты будешь помнить обо мне, потому что я исчезну, и ты больше никогда меня не увидишь.

Он также, как и я приподнимает подбородок, как будто не привык получать приказы или ультиматумы.

Очень жаль, Папа. У меня нет времени, и, если ты мне не поможешь, я найду другой способ.

— И если я помогу вернуть тебе Форджа… ты будешь проводить со мной время? Позволишь мне узнать женщину, которой стала моя дочь?

Нет ничего, что я бы не пообещала в обмен на возвращение Форджа, но мне нужно знать, что он искренен.

— Со мной у тебя есть всего один шанс. Не заставляй меня пожалеть об этом.

Интересно, должна ли я чувствовать себя плохо из-за своей безжалостной просьбы, но я не могу вызвать необходимые для этого чувства. Этот день был эмоциональными горками, и единственный способ когда-нибудь снова заснуть без кошмаров о том, что я видела сегодня, — это когда Джерико будет рядом со мной.