Сдаю назад, ожидая очередного шквала пуль, но его нет. Останавливаю машину и выпрыгиваю.

Это может стоить мне жизни, но, если я выживу, мне нужно знать, кто, чёрт возьми, стоит за этим, иначе ни Инди, ни я никогда не сможем спойно жить, не оглядываясь. Я не хочу для неё такой жизни.

Я стаскиваю тело мужчины с машины и приседаю над ним. Он мёртв, и я не чувствую стыда или угрызения совести, когда роюсь в его карманах, забирая бумажник, телефон и пистолет. Оглянувшись на склад, я бросаюсь к водительской двери и сажусь в машину.

Прищурившись, чтобы видеть сквозь разбитое лобовое стекло, я переключаю передачу и нажимаю на газ.

Я еду, Туз. Ничто не удержит меня от тебя. А теперь, где же ты, чёрт возьми?

Индия

Костя продолжает всех обзванивать, пытаясь найти информацию о том, где держат Джерико. Мы с Голиафом ждём в напряжённом молчании.

После дня марафона игры в покер и последовавшего за этим потрясения, меня клонит в сон, но я даже на секунду ни за что не закрою глаза. Нет, пока у нас не будет чего-то конкретного. Я подавляю зевок, когда вибрирует мой клатч.

Нет, не мой клатч. Мой телефон.

Похитители? Может, они хотят потребовать у меня выкуп, пока ждут ответа от Фёдорова?

Внимание Голиафа переключается с моего отца и его людей на меня, когда я открываю клатч и смотрю на экран своего телефона.

На нём высвечивается надпись: «Неизвестный номер».

По моей спине пробегают мурашки, как каждый раз, когда звонили похитители Саммер.

— Кто это? Кто звонит? — спрашивает Фёдоров.

С колотящимся сердцем я показываю ему экран.

— Я отвечу, — говорит он.

Я качаю головой:

— Я сделаю это.

Дрожащим пальцем я касаюсь экрана и подношу телефон к уху.

— Алло?

— Господи боже, мне нужно было услышать твой голос.

Связь прерывается, слова обрываются, но каждый волосок на моём теле встаёт дыбом.

— Джерико? Боже мой. Это ты?

Телефон молчит, я отстраняю его от уха и смотрю на экран. Звонок сорвался.

— Нет!

— Это был Фордж? — спрашивает Фёдоров, потянувшись через стол за телефоном, но я прижимаю его к груди.

Мой взгляд мечется с телефона на него и обратно.

— Кажется, да, — шепчу я. Моё сердце колотится, когда я спрашиваю себя: «Был ли это он? Это был он. Верно?»

Телефон снова вибрирует, и я отвечаю на него после первого звонка.

— Джерико?

— Ага, Туз. Это я.

— Слава Богу. — Приятное облегчение, подобного которому я никогда не знала, охватывает меня, и все остальные в комнате, кажется, затаили дыхание, пока я говорю. — Ты в порядке? Где ты? Ты в безопасности?

Как только я задала вопросы, Джерико смеётся, и с каждой секундой я боюсь, что звонок снова прервётся. Я прикусываю губу, глаза жжёт от слез.

— Именно об этом я хотел спросить тебя.

— Со мной всё хорошо. Я… с моим отцом и Голиафом. Мы покинули отель, но мы в безопасности. Где ты?

— Пытаюсь добраться до тебя. Я думал, что «Г» мёртв. Слава богу, что нет.

— Остальные… — мой голос дрожит, когда я пытаюсь сказать ему. Я сглатываю и выпаливаю: — Они мертвы.

— Я слышал выстрелы, перед тем как они вырубили меня. — Голос Джерико звучит так же мрачно, как и мой. — Коба тоже.

Я сажусь прямо.

— Как? Он исчез из отеля. Мы думали… Мы думали, что он был их сообщником.

— Он спас меня. Но не смог выбраться. Поговорим об этом позже. Сейчас единственное, что имеет значение — это добраться до тебя. Могу я быстро переговорить с Голиафом? Нам нужен план.

Меньше всего на свете я хочу расстаться с этим телефоном, но если это поможет мне получить то, что я хочу больше всего — увидеть Джерико целым и невредимым, — я сделаю это.

— Хорошо. Вот он. — Я передаю телефон, и Голиаф говорит на незнакомом мне языке.

Почему я не спросила Джерико, что это за язык, когда впервые услышала его? На скольких языках говорит мой муж?

Краем глаза я вижу, как отец уставился на Голиафа, и по его сжатым рукам и напряженной позе видно, что он тоже не говорит на этом языке и ненавидит быть в невыгодном положении.

Разговор короткий, и через тридцать секунд Голиаф возвращает мне телефон.

— Туз?

— Я здесь. — Моё сердце наполняется радостью, только услышав его голос, но я пытаюсь заглушить его. Мне нужно увидеть Джерико. Прикоснуться к нему. Обнять его. Тогда я поверю, что он действительно в порядке.

— Голиаф скажет твоему отцу отвезти тебя на частную взлётно-посадочную полосу, где мы приземлились. Оставайся около него. Не отходи от него. Мы сваливаем из Праги.

— Хорошо, — произношу я дрожащим голосом, который Джерико не оставляет без внимания.

— Скоро увидимся. Обещаю. Всё будет хорошо, Туз. — Его голос полон уверенности, и я хочу ему верить.

Слова «я люблю тебя» чуть не срываются с моих губ, но я не могу их произнести, потому что что-то во мне хочет сказать их ему лично и посмотреть на его реакцию, когда он услышит. Не в комнате полной мужчин, уставившихся на меня с телефоном. Как только вешаю трубку, жалею, что не сказала их.

Что, если у меня никогда не будет шанса?

Я не буду об этом думать. Не сейчас. Единственное, что имеет значение — это добраться до Форджа.

Я вскакиваю на ноги и встречаюсь взглядом с отцом.

— Нас нужно подвезти.

Фордж

Мне недостаточно услышать голос Инди. Мне нужно, чтобы она была в моих руках в самолете, летящем домой, а потом я смогу свободно вздохнуть. Я ввожу адрес аэропорта в навигатор на телефоне, который украл у Юрия Палловича, если имя на правах в украденном у мертвого парня кошельке настоящее.

Я бывал в Праге, но недостаточно хорошо знаю лабиринт улиц, чтобы перемещаться по ним без посторонней помощи. Аэропорт находится всего в тридцати минутах езды, и, по словам Голиафа, им не потребуется много времени, чтобы добраться туда, если он прав насчет того, где они находятся. Я бы поставил деньги на то, что Голиаф прав, потому что этот мужчина обладает поразительным чувством направления и может вести корабль без радара через узкий канал в самом густом тумане, известном человеку. Я бы доверил ему свою жизнь, а сейчас доверяю ему Инди.

«Привези её ко мне. Любой ценой», — сказал я ему на африкаанском. Это язык его родины. За эти годы он научил меня достаточному, чтобы сказать основные фразы. Не единожды этот язык оказывался чрезвычайно важен, когда нам приходилось говорить перед другими, чтобы нас не поняли.

Я поворачиваю налево, проезжая через город. Я ехал по кругу, разговаривая с Инди и Голиафом, отчасти потому, что свернул не туда, а ещё потому, что хотел убедиться, что за мной не следят.

Тридцать минут. Это всё, что стоит между мной и ней, вновь находящейся в безопасности.

В голове снова и снова повторяется одно имя.

Бастиен де Вир. Бастиен де Вир.

Если он причастен к этому, мои тысячи порезов (прим. перев. — причинение мелких неприятностей) будут сведены к одному большому.

Через его горло.

Индия

— Это плохая идея, — говорит мой отец после того, как я повторяю инструкции, которые Джерико дал нам с Голиафом.

Я шагаю к двери.

— При всём уважении, но я не спрашивала твоего мнения. Нам нужно добраться до аэропорта.

Отец сжимает губы, но меня не волнует, если он не привык, что ему перечат. Единственное, что для меня важно — это как можно быстрее добраться до аэропорта.

Между нами повисла тишина, и часть меня ожидает, что он скажет «нет», основываясь исключительно на его жесткой позе. Но я отказываюсь отступать. Я выросла на улице, заботясь о себе и своей сестре, не для того, чтобы меня запугал какой-то мужчина, даже если он мой отец. Я ему не доверяю, и, если он когда-нибудь хочет увидеть меня снова, он должен понимать, что его действия прямо сейчас превзойдут все его рассказы о сожалениях.