Тем не менее, чёрная машина следует за моим такси до того адреса, который мне написал Белевич. Когда мы подъезжаем к закрытому входу на виллу, я плачу таксисту и выхожу из задней двери.

Справа находится кнопочная панель, и я нажимаю кнопку внутренней связи. Вместо того, чтобы попросить меня представиться, ворота распахиваются.

Я захожу.

Фордж

Телефон снова вибрирует от сообщения, но я не обращаю внимания.

В машинном отделении грузового корабля «Фортуна» чертовски жарко, но здесь мне самое место. Я весь потный и в смазке, наказывая себя тем, что дал отдохнуть инженеру, который должен был заменить эту прокладку.

Я работаю до изнеможения, едва сплю. Ем только, чтобы поддерживать свою энергию. Пью, как сапожник, как только попадаю в каюту, молясь, чтобы она мне больше не снилась.

Но на молитвы от таких, как я, не часто дают ответ, а это значит, что я обречён мечтать о ней каждую грёбаную ночь. Я все ещё чувствую её запах на своей одежде. До сих пор слышу её голос в своей голове.

Я поступил достойно. Совершил благородный поступок. Совершил хреново благородство.

Я получил от Фёдорова новую информацию. У него есть связи с Братвой, которая закупается у Бастиена через два дня. После приземления на «Фортуне», я вызвал дополнительную охрану и приказал им следить за Инди круглые сутки семь дней в неделю, но не подавать мне никаких отчётов.

Но тем не менее отчёты приходили, хотел я их или нет.

Я опускаю гаечный ключ и достаю из кармана штанов испачканную в смазке тряпку, чтобы вытереть лицо и руки. Мой телефон снова гудит и я достаю его, потому что чувствую, что он не прекратит это делать.

Смит: Она у Белевича. Мы не можем попасть внутрь. Если только вы не хотите, чтобы мы протаранили ворота.

Блядь. Нет никаких сомнений, про кого он говорит, и даже от того, что я вижу это гребаное местоимение, у меня в животе все скручивается. Я до сих пор вижу ее лицо, когда сказал ей, что между нами всё кончено. Я никогда не забуду этот образ. Я никогда не прощу себя за это. За всё.

Смит: Что вы хотите, чтобы мы сделали? Попробовать проникнуть внутрь? Она впервые вышла из своей квартиры.

Это дерьмовое напоминание о том, что я сделал. Я не могу представить ту яркую, невероятную женщину, которую я знал, неделями скрывающуюся в своей квартире. Я причинил ей боль… нет, я опустошил её.

Она никак не могла быть влюб-

Я даже не могу произнести это слово до конца, потому что это чертовски смешно. Инди не было до меня никакого дела. Как это вообще могло быть? Я лгал, манипулировал, принуждал и издевался над ней.

Но это не помешало мне влюбиться в неё.

Я печатаю ответ, пачкая экран остатками смазки.

Фордж: Наблюдайте с того места, где находитесь. Если увидите что-то странное, тараньте ворота.

После того, что сказал мне Фёдоров: что именно Белевич помог Инди выбраться из отеля и помог Голиафу с огнестрельным ранением, я не переживаю о том, что Белевич причинит ей вред.

Смит: Да, сэр. Сделаем.

Фордж: Держите меня в курсе.

Я засовываю телефон обратно в карман комбинезона, который не надевал с тех пор, как в последний раз наказывал себя в море через несколько месяцев после смерти Исаака, и снова с головой ухожу в работу.

Индия

Белевич открывает стеклянную дверь своей виллы до того, как я ступаю на ведущую к ней декоративную бетонную лестницу.

— А я-то думал, что смогу сохранить свои деньги, потому что они тебе не нужны.

— Я этого не говорила.

Он осматривает меня, и мне кажется, что он видит слишком много — моё осунувшееся лицо, глаза, которые, возможно, никогда больше не перестанут быть опухшими, и одежду, которая слишком свободно свисает на моём теле из-за того, что я плохо ем.

— Выглядишь, словно неделю играла в азартные игры, не ложась спать.

— Нет, просто развожусь.

Его брови взлетают вверх.

— Этого я не ожидал услышать, — он наклоняет голову в сторону. — Когда это случилось?

— После Праги. Не важно. Я заберу деньги и не буду тебе мешать.

Смотря с опаской, он заходит на виллу из белой лепнины.

— Русские так дела не делают. Проходи, я научу тебя. Если тебе нужны твои деньги, ты со мной выпьешь.

Я раздраженно вздыхаю и следую за ним внутрь. На этот раз я не собираюсь уходить без своих пяти миллионов.

Вилла Белевича представляет собой широкую открытую планировку с белыми оштукатуренными стенами и красными акцентами. Он ведёт меня по плиточному полу к бассейну в центре двора. Белевич отдает приказ по-русски, и женщина в белых брюках и белой блузке спешит прочь.

— Или ты предпочитаешь вид на океан…

— Нет, — говорю я, перебивая его. — Всё хорошо. Мне ничего не нужно, кроме моих денег.

Он указывает на место за декоративным металлическим столом.

— Итак, кто всё закончил? Предполагаю, ты.

Я хватаюсь за нагретые солнцем подлокотники кресла и останавливаюсь, прежде, чем сесть в него.

— Не начинай эту тему, или я уйду.

— Ты бы оставила пять миллионов долларов просто потому, что не хочешь об этом говорить… Хм… Кажется, тогда я ошибся. Он порвал с тобой, а ты не была готова попрощаться. — Белевич сидит напротив меня, поглаживая бородку большим и указательным пальцами. — Интересно, почему он так поступил. Опять же, Фордж непредсказуем.

Я поднимаюсь с кресла, собираясь высказать свою точку зрения и уйти, но он машет мне сесть обратно, когда возвращается женщина с бутылкой водки и двумя стопками. Не шокирует. Опять же, я не собираюсь отказываться, если он продолжит расспрашивать о Фордже. Возможно, водка поможет заглушить боль.

— Одна стопка, и я уйду.

— Могла бы выпить больше одной. Выглядишь дерьмово.

С притворной улыбкой на лице я оскаливаюсь на Белевича.

— Мы уже с этим разобрались.

— Говорю, как есть.

Я смотрю на него, пока он наливает выпивку в стопки.

— Не утруждай себя казаться очаровательным или что-то в этом роде. Я не ищу бывшего мужа номер два и не буду этого делать никогда.

— Ах… Обиду трудно преодолеть.

— Оставь эту тему.

Он протягивает мне рюмку, и вместо того, чтобы дожидаться, что он скажет дальше, я опрокидываю её, наслаждаясь мягким, прохладным вкусом напитка.

— Тебя нужно научить. Ты даже не дождалась, пока я произнесу тост.

Я протягиваю ему свою стопку.

— Может, я и русская по крови, но инструкции по эксплуатации у меня нет.

Белевич наливает мне ещё стопку и поднимает свою.

— Я удивлён, что твой отец не уговорил тебя поехать в Россию. Он хотел бы любой ценой защитить тебя. — Когда я пожимаю плечами, Белевич снова наклоняет голову. — Он не знает о разводе, да?

— Я ему не сказала.

— Не очень умно, — говорит он, прежде чем добавить что-то по-русски, и я ни за что не смогу ответить ему в ответ. Вместо этого я стукаюсь своей стопкой о его и выпиваю водку.

— Если бы твой отец знал, что ты осталась без защиты, у него было бы, что сказать об этом. Я удивлён, что Фордж не сказал ему, чтобы он мог послать своих людей присматривать за тобой. Если тебе нужна помощь с поиском охраны, я знаю авторитетное агентство. Учитывая то, что произошло в Праге, я не думаю, что безопасно…

Я затыкаю его поднятой рукой.

— Охрана снаружи в чёрном седане, у твоих ворот. У меня есть няньки, посланные Форджем, и неважно, хочу я их или нет.

— Тогда почему… — Белевич прищуривается. — Тогда я не понимаю, о чём думает Фордж.

— У меня для тебя нет ответов, да и мне всё равно, — вторая часть — ложь, и мы оба это знаем.

Белевич откидывается на спинку стула, балансируя на двух ножках, как в кабинете ветеринара.

— Я мог бы поклясться…

— Что?

Он сжимает губы, а я наливаю себе ещё стопку, ожидая, пока он заговорит.