— Даже, если твои партнёры были в бешенстве, что сделка сорвалась?

— Они переживут. Ничего для меня нет важнее тебя.

Шаловливый огонёк вспыхивает в её голубых глазах, когда она прижимается своими губами к моим.

— Я думаю, что у нас всё это может быть. И это именно то, что я собираюсь сказать своему отцу.

Индия

Я никогда не была бизнесвумен. Игроком, да. Но официальной деловой женщиной? Точно нет. Тем не менее, я всё ещё собираюсь способствовать заключению сделки, потому что пришло время.

Дома в России у Фёдорова никогда не будет дочери, но я надеюсь, что мы сможем найти способ наладить отношения, а Джерико и его партнёры получат от него то, что им нужно.

Джерико выходит на улицу, чтобы встретить вертолёт, и через несколько минут проводит моего отца внутрь. Костя ждёт сразу за дверью. На лице пожилого человека появляется удивление. Его брови приподнимаются, когда он видит меня, сидящей на кухне.

— Ты… ты здесь. С ним. Как?

Я направляюсь к нему.

— Ты сказал мне то, что мне нужно было знать. Я приняла решение.

Отец переводит взгляд с меня на Джерико. Сложно не понять, что мы едим в уютной обстановке.

— Надо полагать, моё присутствие излишне, — говорит он, засовывая руки в карманы.

— Зачем ты здесь? — спрашиваю я.

— Я хотел сказать Форджу, что, вмешиваясь, был не прав. Мне не следовало говорить то, что я сказал. Я был стариком, защищавшим свою дочь, и после многих лет лишения такой привилегии я, возможно, переусердствовал в своём подходе.

— Нет, — произносит Джерико, удивляя меня. — Не был. Об этом нужно было сказать.

— Хорошо, что ты согласен, — говорит мой отец.

— Но, если ты снова попытаешься вмешаться, все договорённости отменяются, — молвлю я ему.

Отец смотрит на меня с уважением.

— Я понял.

— Ещё одно, — говорю я. — Ты подписываешь сделку. Первоначальные условия. Никаких больше отговорок. Я больше не будут пешкой в чьей-либо игре.

Джерико поворачивается и удивлённо смотрит на меня, но мой отец только улыбается.

— Отлично. Принесите контракт. Но у меня есть одно условие. — Он вытаскивает ручку из кармана пиджака.

Я наклоняю голову влево.

— И какое?

— Я хочу быть частью твоей жизни, Уль… Индия. За то немногое время, что мне осталось.

Я моргаю.

— Что… что ты имеешь в виду?

— Я болен. Врачи говорят, что мне осталось жить несколько месяцев.

— Я… Я не знала. Я… прости. — Мои слова звучат неестественно.

Он умирает? Как такое возможно? Почему он не сказал мне раньше? На его румяном лице видны признаки тяжелой жизни, но нет той бледности, которую я бы ассоциировала с неизлечимой болезнью. Я только что узнала, что у меня есть отец, и теперь я его теряю.

— Нет нужды извиняться. Я прожил долгую жизнь, и моё последнее желание исполнилось. — Он подходит ко мне и берёт за руку. — Всё, что я хотел — сказать тебе, что ты всегда была любима, независимо от того, была ты со мной или нет.

Я сжимаю своими руками его большую руку.

— Спасибо.

— Не благодари. Я очень горжусь женщиной, которой ты стала, даже если я не приложил к этому руку.

Я сглатываю комок в горле, когда он поднимает мою руку, чтобы поцеловать тыльную сторону.

— Твоя мать тоже гордилась бы тобой. А теперь давайте подпишем контракт, и поднимем тост за начало нового предприятия. Которое, надеюсь, когда-нибудь будут контролировать мои внуки.

Мой взгляд встречается со взглядом Джерико, и он улыбается.

— За это я выпью.

Фордж

Рискофф и Карас подписывают соглашение, как только я сообщаю им, что сделка снова заключена. Инди, её отец и я сидим возле бассейна. Пока он рассказывает ей о своём доме в России, Дорси обновляет наш кофе.

— Я бы хотел, чтобы ты когда-нибудь его увидела. В конце концов, это всё будет твоим, — говорит Фёдоров. Когда я бросаю на него пристальный взгляд, не желая, чтобы он давил на неё, он добавляет: — Но с этим легче будет справиться, когда ты решишь, что пришло время. У меня есть совет директоров, у которого есть полномочия всё контролировать, и вся прибыль, что не реинвестируется в компанию, поступает в твой трастовый фонд.

Инди выглядит немного растерянной, но она справляется с этим.

— Я ничего не знаю о стали или… что ты там ещё делаешь?

Пожилой мужчина смеётся. Всё ещё трудно поверить, что он умирает. Он выглядит здоровее, чем большинство мужчин его возраста. Прежде чем я успеваю обдумать это, моё внимание привлекает катер, с рёвом приближающийся к причалу.

Красный катер. Катер Бастиена.

Я вскакиваю со своего места, когда он приближается к острову.

— В чём дело? — Инди вскакивает со стула, её светлые волосы вьются вокруг лица.

— У нас незваный гость. Оставайся здесь. — Я достаю телефон, но Сандерсон уже бежит к краю обрыва.

— Я разберусь с этим, сэр.

— Я иду с тобой, — говорю я ему.

— Джерико? Что происходит? — костяшки пальцев Инди побелели, когда она сжимает спинку стула.

— Думаю, что Бастиен де Вир окончательно сошёл с ума, — отвечаю я ей перед тем, как подбежать к Сандерсону, исчезнувшему на лестнице.

— Позволь…

Я оборачиваюсь и вижу, что Инди следует за мной.

— Останься здесь.

Знаю, что она хочет поспорить, но всё, что она говорит, это:

— Пообещай мне, что будешь осторожен.

— Клянусь. Подожди с отцом. Я вернусь.

Когда я добираюсь до подножия утёса, ко мне присоединяется Смит. Ветер мешает услышать всё, что Сандерсон говорит де Виру, пока держится за верёвку, привязанную к его катеру.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — спрашиваю я, спускаясь к нему по пирсу.

Приближаясь, я замедляюсь, рассматривая внешний вид де Вира. Его лицо разбито и кровоточит. Его рубашка вся в крови и грязи. Но больше всего тревожат его глаза, как только они сосредотачиваются на мне. Они дикие. Безумные. Как будто я был прав, и он сошёл с ума.

— Если ты, чёрт возьми, хочешь убить меня, просто сделай это. Не посылай своих людей за мной, ты грёбаный трус. По крайней мере, имей мужество сделать это самостоятельно!

— Что за хрень ты несёшь? — катер ударяется бортиками, когда я приближаюсь.

Де Вир выпрыгивает из катера на причал.

— Сначала я должен увернуться от русских, а теперь твой великан с дредами пытается меня, блядь, убить. Протаранил мою машину, столкнул меня с обрыва. Я выполз и взобрался на камни, прежде чем он успел меня прикончить. Ты много чего можешь, Фордж, но я не считал тебя сучкой, которая позволяет другим людям делать твою грязную работу.

Всё, что говорит де Вир, не имеет смысла. Голиаф здесь. То, в чём его обвиняет де Вир, невозможно.

— Ты чокнулся. Голиаф не сделал бы это, даже по моему приказу.

— Тогда сколько других белых великанов с дредами бегает по этому острову, которые работают на того, кто хочет моей смерти? Потому что у меня нет других вариантов.

Я хватаю телефон и нажимаю на экран, пока не нахожу номер Голиафа.

— Я позвоню ему прямо сейчас. Он здесь, а не на Ибице.

— Фигня. Я знаю, что видел. Тебе не нужно больше врать, Фордж. Я задолбался. С меня хватит. Я даже, блядь, не убивал Исаака Марко.

Мой телефон выскальзывает из трясущихся пальцев из-за внезапного признания де Вира.

— Что… что ты сказал? — голос становится хриплым, пока разум мечется, а кровь гудит в ушах.

Из пореза на лице де Вира хлынула кровь и скатилась по щеке.

— Я не убивал его. Это был несчастный случай. Конечно, я не должен был позволять одиннадцатилетнему подростку управлять моим чёртовым катером, но я думал, что его брат смотрит за ним. Он был просто ребёнком. Я был в отключке. Блядь, это был несчастный случай.

Одиннадцатилетний пацан. Нет. Нет, это не может быть правдой.