Неудивительно, подумал Лэнгдон. Посадка военного вертолета в городском парке вряд ли могла остаться незамеченной.
— Веди нас, — сказала Амбра.
— Прямо между колонн, — скомандовал Уинстон.
Музыка смолкла, плазменный экран погас, и на входной двери с шумом автоматически задвинулись мощные запоры.
Эдмонд превратил это здание в неприступную крепость, подумал Лэнгдон. Он посмотрел в узкое вертикальное окошко: парк пуст, никого. По крайней мере пока никого.
Вслед за Амброй он двинулся на мерцающий в конце фойе огонек, обозначающий проход между колоннами. Потом они оказались в длинном коридоре. В дальнем конце тоже горели огоньки, указывающие путь.
Лэнгдон и Амбра шли по коридору, а Уинстон говорил:
— Думаю, для максимального эффекта нам следует уже сейчас сделать заявление для прессы: презентация открытия покойного Эдмонда Кирша ожидается с минуты на минуту. И еще надо дать время СМИ подготовить публику. Это резко увеличит количество зрителей.
— Отличная мысль. — Амбра ускорила шаг. — Но сколько времени это займет? Не хотелось бы сильно затягивать.
— Семнадцать минут, — ответил Уинстон. — Как раз время новостей в начале часа; у нас — в три ночи, в Америке — прайм-тайм.
— Отлично, — кивнула она.
— Договорились, — констатировал Уинстон. — Пресс-релиз я рассылаю немедленно, а начало трансляции назначаем через семнадцать минут.
Лэнгдон с трудом поспевал следить за планами Уинстона.
Амбра быстро шла по коридору.
— Сколько сотрудников сейчас здесь дежурят? — спросила она.
— Нисколько, — ответил Уинстон. — Эдмонд был помешан на безопасности. Тут вообще нет никаких сотрудников. Я сам управляю компьютерными сетями, освещением, отоплением и системами безопасности. Эдмонд шутил, что в эпоху «умных домов» он создал первую «умную церковь».
Лэнгдон вполуха слушал разглагольствования Уинстона. Внезапно нахлынули сомнения. Он задумался над тем, что они собираются сделать:
— Уинстон, а ты уверен, что надо именно сейчас обнародовать открытие Эдмонда?
Амбра остановилась и удивленно посмотрела на него.
— Конечно, надо, Роберт! Для этого мы и стремились сюда! Весь мир ждет! Мы же не знаем, может, еще кто-нибудь постарается остановить нас! Надо срочно обнародовать открытие — пока не поздно!
— Согласен, — сказал Уинстон. — Сейчас к нам приковано все внимание аудитории. СМИ передают терабайты информации, открытие Эдмонда Кирша — топ-новость десятилетия. Что, впрочем, неудивительно, если учесть, что за последние десять лет наблюдался экспоненциальный рост интернет-пользователей.
— Роберт? — Амбра встревоженно смотрела на него. — В чем дело?
Лэнгдон молчал, сам не до конца понимая, чем вызваны его сомнения.
— Я думаю, как бы сейчас поступил Эдмонд, — неуверенно сказал он. — Сегодняшние события — убийства, похищение, какие-то грязные интриги — все это отвлечет внимание от сути его открытия.
— Ошибочное рассуждение, профессор, — прервал его Уинстон. — Вы не учли очевидный факт: именно конспирологические теории подогрели интерес публики. Презентацию Эдмонда из музея смотрели три миллиона восемьсот тысяч человек. А теперь, после событий последних часов, я оцениваю нашу аудиторию в двести миллионов. Это те, кто следит за новостями в Интернете, по телевизору и по радио.
Число показалось Лэнгдону космическим, но он тут же вспомнил, что последний финал чемпионата мира по футболу смотрели в прямом эфире более двухсот миллионов зрителей. И пятьсот миллионов смотрели первую высадку человека на Луну, полвека назад, когда еще не изобрели Интернет, и телевидение было не так распространено, как сегодня.
— Это не академический диспут, профессор, — сказал Уинстон. — Современный мир — реалити-шоу. По иронии судьбы те, кто хотел похоронить открытие Эдмонда, достигли прямо противоположных результатов. У Эдмонда сейчас самая большая аудитория, какая только могла быть у ученого за всю историю человечества. Это напоминает мне случай с вашей книгой «Христианство и священная женственность», которую осудил Ватикан. На следующий день книга стала бестселлером.
Почти бестселлером, мысленно уточнил Лэнгдон. Но с тем, что говорил Уинстон, было трудно спорить.
— Максимальная аудитория — вот цель, которую ставил перед собой Эдмонд, — провозгласил Уинстон.
— Он прав. — Амбра посмотрела на Лэнгдона. — Когда мы обсуждали детали презентации в музее Гуггенхайма, Эдмонд постоянно подчеркивал: надо привлечь максимальное количество зрителей.
— Как я уже говорил, — заявил Уинстон, — к нам приковано внимание всей планеты. Сейчас — самый лучший момент для трансляции.
— Понятно, — согласился Лэнгдон. — Говори, что делать.
Они пошли дальше по коридору и вдруг наткнулись на неожиданное препятствие: на пути стояла лестница, словно кто-то собрался красить стены. Обойти ее было невозможно — либо отодвигать, либо идти под ней.
— Лестница, — сказал Лэнгдон. — Можно я ее отодвину?
— Нет, — ответил Уинстон. — Эдмонд специально поставил ее здесь.
— Зачем? — удивилась Амбра.
— Эдмонд отвергал любые предрассудки. И каждый день проходил под лестницей — всем богам назло. Больше того, любого посетителя или сотрудника, который отказывался пройти под лестницей — немедленно выдворяли вон.
По-своему, разумно, улыбнулся Лэнгдон. Он вспомнил, как Эдмонд однажды публично отчитал его за привычку «стучать по дереву». Роберт, ты же не темный друид, который вызывает духов, обитающих в деревьях. Оставь этот детский предрассудок. Он давно принадлежит прошлому!
Амбра наклонилась и прошла под лестницей. Чуть помедлив, Лэнгдон последовал ее примеру.
Они достигли конца коридора, повернули за угол и оказались перед большой бронированной дверью с двумя камерами слежения и биометрическим сканером.
На двери висела табличка с надписью от руки: комната № 13.
Лэнгдон посмотрел на несчастливый номер. Опять — всем богам назло.
— Это вход в лабораторию, — сказал Уинстон. — Кроме техников, которые ее оборудовали, сюда почти никто из посторонних не входил.
Что-то громко зажужжало. Амбра, не теряя времени, потянула за ручку и открыла дверь. Шагнув за порог, она замерла и, прижав ладонь к губам, вскрикнула от удивления. Лэнгдон заглянул внутрь и понял, что ее поразило.
Посреди главного нефа церкви стоял огромный прозрачный ящик. Такого Лэнгдон еще не видел. Он занимал почти все пространство и поднимался до самого потолка церкви.
Сам ящик был разделен на два уровня.
На нижнем этаже сотни металлических шкафов размером с холодильник выстроились рядами, словно церковные скамьи перед алтарем. Шкафы без дверей, все внутренности на виду. Сумасшедшее переплетение ярко-красных проводов, выгибающихся дугами от контактных колодок к полу, где они соединялись в толстые, похожие на канаты, жгуты, которые тянулись между шкафами. Все это напоминало гигантскую кровеносную систему.
Упорядоченный хаос, подумал Лэнгдон.
— На первом этаже, — сообщил Уинстон, — вы видите знаменитый суперкомпьютер «МареНострум» — сорок восемь тысяч девяносто шесть процессоров Intel, объединенных с помощью высокоскоростной коммутируемой сети InfiniBand FDR 10: одна из самых быстрых машин в мире. «МареНострум» уже здесь был, когда появился Кирш. Но Эдмонд не стал его демонтировать, он объединил его… с тем, что на втором этаже.
Тут только Лэнгдон заметил, что все «канаты» проводов сходятся в центре в один толстый ствол-лиану, которая вертикально поднимается к прозрачному «потолку» первого этажа.
Через толстые прозрачные стены и «потолок» Лэнгдон мог разглядеть, что творится на втором этаже. Совершенно иная картина. В центре на высокой платформе помещался серо-голубой металлический куб — три на три метра. Никаких проводов и мигающих лампочек. Вообще ничего, что могло бы напоминать суперкомпьютер, о котором сейчас рассказывал Уинстон на понятном только ему языке.