Лэнгдон вспомнил одну любопытную запись, которая появилась в Сети несколько лет назад. Шеф-редактору журнала «Тайм» Майклу Шереру позвонил рекламный робот и говорил так «по-человечески», что потрясенный Шерер выложил запись разговора в Сеть для всеобщего ознакомления.

И это было всего несколько лет назад, подумал Лэнгдон.

Лэнгдон знал, что Эдмонд упорно работает над созданием искусственного интеллекта — время от времени Кирш появлялся на обложках журналов, чтобы объявить об очередном прорыве. И вот его новое детище — «Уинстон». Ничего не скажешь, впечатляющие успехи.

— Я понимаю, у нас мало времени, — снова зазвучал голос. — Но мистер Кирш просил, чтобы я обязательно показал вам эту спираль. И вот она перед вами. Он предупредил, что вы непременно должны зайти внутрь и пройти до самого центра.

Лэнгдон заглянул в узкий искривленный проход и насторожился. Что за глупый студенческий розыгрыш?

— Прости, а что там, внутри? Видишь ли, я не большой любитель замкнутых пространств.

— Любопытно, я не знал об этой вашей особенности.

— Предпочитаю не распространяться о своей клаустрофобии, — сказал Лэнгдон и вдруг поймал себя на странном ощущении: он никак не мог до конца поверить, что говорит с компьютером.

— Не надо бояться. В центре спирали очень просторно. А мистер Кирш просил, чтобы вы обязательно осмотрели именно центр. Также Эдмонд сказал: перед тем как войти в лабиринт, вам следует снять гарнитуру и положить на пол.

Лэнгдон все еще не решался.

— То есть тебя там не будет?

— Очевидно, нет.

— Все это как-то странно, я не совсем уверен…

— Профессор, вы приняли приглашение мистера Кирша и проделали долгий путь, чтобы прибыть сюда. А здесь всего лишь несколько десятков метров… Поверьте, дети бегают каждый день туда и обратно, и с ними ничего не случается.

Впервые в жизни Лэнгдона стыдил компьютер. И это подействовало. Он снял гарнитуру, положил на пол и приблизился ко входу в лабиринт. Узкий проход между высокими стальными стенами плавно поворачивал влево и терялся во мраке.

— Ничего страшного, — сказал он, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Сделал глубокий вдох и шагнул вперед.

Узкий коридор все вился и вился, закручивался сильнее, и скоро Лэнгдон потерял счет виткам. С каждым оборотом проход сужался, и Лэнгдон чувствовал, что из-за широких плеч ему скоро придется идти боком. Дыши глубже, Роберт. Наклоненные металлические стены, казалось, вот-вот схлопнутся, и на него обрушатся тонны стали.

Что я делаю?

Он уже готов был развернуться и побежать обратно, когда узкий проход вдруг оборвался и открылась просторная площадка. В центре спирали было действительно куда больше пространства, чем можно предположить. Лэнгдон быстро вышел из тоннеля на открытое место, обвел взглядом высокие стальные стены и снова подумал, что это глупый детский, а главное — совершенно неуместный розыгрыш.

Где-то снаружи стукнула дверь, и за высокими стальными стенами послышались быстрые гулкие шаги. Кто-то вошел в зал через дверь, которую видел Лэнгдон. Шаги приблизились к спирали, а потом их звук стал перемещаться вокруг Лэнгдона, с каждым витком становясь все громче. Кто-то шел по лабиринту. Лэнгдон повернулся лицом к выходу из тоннеля. Шаги приближались, становились все громче, и наконец из тоннеля появился человек. Невысокий, худой, бледный, с горящими глазами, с непослушной копной черных волос на голове.

— Великий Эдмонд Кирш умеет себя подать.

— Как говорится, «второго шанса произвести первое впечатление не будет», — улыбнулся Кирш. — Приветствую, Роберт. Спасибо, что пришел.

Они дружески обнялись. Лэнгдон почувствовал, как сильно Кирш похудел за этот год.

— Следишь за фигурой?

— Я стал веганом, Роберт. Это проще, чем крутить педали.

Лэнгдон рассмеялся:

— Рад тебя видеть, Эдмонд. Ты как всегда — всех заставил нарядиться, а сам бог знает в чем.

— Кто? Я? — Кирш взглянул на свои узкие черные джинсы, огладил белую майку с V-образным вырезом на груди и куртку-бомбер с боковыми молниями.

— Это все от-кутюр.

— И белые шлепанцы тоже от-кутюр?

— Шлепанцы?! Да это «Феррагамо», линия «Гвинея».

— И стоят они, полагаю, больше, чем все, что на мне?

Эдмонд подошел и посмотрел лейбл на фраке Лэнгдона. Потом улыбнулся:

— А что, вполне милый фрак. И сидит хорошо.

— Послушай, Эдмонд. Этот твой синтезированный друг Уинстон… Меня тревожит, что…

Лицо Кирша засветилось от радости.

— Здорово, да? Ты не представляешь, как я рванул с искусственным интеллектом в этом году, — настоящий квантовый скачок. Разработал несколько новых технологий, теперь компьютер совершенно на иных принципах решает задачи и сам себя контролирует. Уинстон пока в процессе доводки. Но он прогрессирует с каждым днем.

Лэнгдон заметил, что за прошедший год под мальчишескими глазами Эдмонда появились темные круги. Он вообще выглядел очень усталым.

— Эдмонд, расскажи, зачем ты меня сюда затащил?

— В Бильбао? Или в спираль Ричарда Серра?

— Начнем со спирали. Ты же знаешь, у меня клаустрофобия.

— Конечно, знаю. Но сегодня мне надо расшевелить всех моих гостей, — сказал он с самодовольной усмешкой.

— Ты в своем репертуаре.

— К тому же мне надо поговорить с тобой, а я не хочу, чтобы меня увидели до начала шоу.

— Рок-звезда не общается со зрителями до концерта?

— Вот именно! — шутливо согласился Кирш. — Рок-звезда появляется на сцене в мистических клубах дыма.

Свет в зале вдруг начал мигать. Кирш посмотрел на часы. Потом на Лэнгдона. Лицо его стало серьезным.

— Роберт, у нас мало времени. Сегодня у меня большой день. На самом деле не только у меня — у всего человечества.

Лэнгдон внезапно ощутил сильное волнение.

— Недавно я сделал научное открытие, — продолжил Эдмонд. — Это такой прорыв! Даже не представляешь, какие будут последствия. Почти никто на свете ничего об этом не знает, и вот сегодня, совсем скоро, я объявлю об открытии всему миру.

— Не знаю, что и сказать, — отозвался Лэнгдон, — все это очень любопытно.

Эдмонд понизил голос и заговорил с необычным напряжением:

— Прежде чем расскажу всем о своем открытии, я хочу посоветоваться с тобой, Роберт. — Он сделал паузу. — Боюсь, от этого зависит моя жизнь.

Они молча стояли внутри огромной металлической спирали.

Я хочу посоветоваться… От этого зависит моя жизнь.

Слова Эдмонда тяжело повисли в воздухе. Лэнгдон видел испуг в глазах друга.

— Эдмонд, что происходит? С тобой все в порядке?

Свет в зале снова потускнел, но сейчас Эдмонд не обратил на это внимания.

— У меня был замечательный год, Роберт. — Эдмонд говорил почти шепотом. — Я работал над главным проектом, который заложил основы моего великого открытия.

— Прекрасно.

Кирш кивнул:

— Это правда прекрасно. Ты не представляешь, как мне не терпится поделиться с миром своим открытием. Оно совершит настоящий переворот в умах. Без преувеличения: эффект будет не меньший, чем от революции Коперника.

Лэнгдон поначалу подумал, что Эдмонд шутит, но выражение лица друга было абсолютно серьезным. Революция Коперника? Эдмонд никогда не отличался скромностью. Но всему есть предел. Николай Коперник — отец гелиоцентрической системы. Он доказал, что планеты вращаются вокруг Солнца, а не наоборот. Это привело к настоящей научной революции в шестнадцатом веке и упразднило традиционное учение церкви о том, что Земля, на которой живет человечество, находится в центре Божьего мира. Церковь еще три века отрицала и порицала учение Коперника, но ничего не смогла поделать: картина мира стала иной.

— Смотрю, тебе не нравится Коперник, — сказал Эдмонд. — Может, тогда Дарвин?

Лэнгдон улыбнулся:

— Один другого не лучше.

— Хорошо. Скажи: какие два главных вопроса задает себе человечество на протяжении всей истории?