— Почитатели Зевса так стойко выдерживали натиск христианства, что новой побеждающей религии ничего не оставалось, как сделать лицо Зевса лицом своего нового Бога.

Бородатый Зевс постепенно трансформировался в Бога-Творца с фрески Микеланджело «Сотворение Адама» на потолке Сикстинской капеллы.

— Сегодня мы не верим рассказам, подобным «биографии» Зевса, якобы вскормленного молоком козы и получившего силу от одноглазых чудовищ-циклопов. Теперь это назвается мифологией — собранием причудливых фантастических историй, позволяющих лучше понять мир, в котором жили наши суеверные предки.

На потолке появилось фото пыльной библиотечной полки с кожаными корешками томов — старинные книги с мифами о божествах природы — Баале, Иштар, Осирисе и множестве других.

— Сегодня все обстоит иначе, — провозгласил Лэнгдон. — Наши взгляды изменились.

Вверху замелькали новые образы — бездонные глубины космоса, электронные чипы, медицинские лаборатории, ускорители элементарных частиц, ревущие реактивные самолеты.

— Мы интеллектуально развиты и технологически продвинуты. Мы больше не верим в кузницу в недрах вулкана и в бородача с трезубцем. Мы не похожи на наших суеверных предков…

Или похожи, прошептал Лэнгдон почти в унисон с записью.

— Или похожи? — тут же прозвучало сверху. — Мы считаем себя современными, образованными, но и сегодня мировые религии призывают верить в чудеса: воскресение, непорочное зачатие, гнев Божий, насылающий чуму и наводнения, ожидающие нас после смерти адские муки или райское блаженство.

Лэнгдон говорил, и на потолке появлялись знакомые христианские сюжеты: воскресение, Дева Мария, Ноев ковчег, расступившиеся воды Красного моря, картины ада и рая.

— Попробуем представить, — продолжал Лэнгдон, — как посмотрят на нас историки и антропологи будущего с точки зрения достижений своего времени. Не покажется ли им наша эпоха с ее религиозными верованиями темной и непросвещенной? Не посмотрят ли они на наших богов так, как мы смотрим на Зевса? Не задвинут ли они наши «священные тексты» на пыльную полку истории?

Вопрос повис в наступившей темноте.

Напряженную тишину нарушил голос Эдмонда Кирша.

— Именно так и будет, профессор, — пророкотал он откуда-то сверху. — Я верю, что все будет именно так. Грядущие поколения будут сидеть и ломать голову: ну как же мы, с нашей наукой и технологиями, могли верить в то, чему сегодня нас учит религия?

Голос Кирша креп, в «небесах» сменялись картины: Адам и Ева, женщины в паранджах, босой индус, шагающий по горящим углям.

— Я уверен, — продолжал Кирш, — узнав про наши обряды, будущие поколения определенно решат, что мы жили в темные времена. И в качестве доказательства укажут на наши верования: Бог сотворил человека в чудесном саду, всемогущий творец повелел женщине скрывать лицо, и в честь богов мы время от времени должны поджигать себе пятки.

На потолке быстро замелькали кадры различных религиозных церемоний — от изгнания бесов и крещения до чудовищного пирсинга и сжигания жертвенных животных. Слайд-шоу закончилось душераздирающим видео: индийские служители культа сбрасывают ребенка с пятнадцатиметровой башни. Человек в белом отпускает младенца, тот летит с высоты и падает на растянутый холст, который радостные люди держат внизу как пожарный тент.

Церемония в храме Гришнешвор[283], подумал Лэнгдон. Считается, этот обряд наделяет ребенка умом и здоровьем.

Кошмарное видео наконец закончилось.

В полной темноте гремел голос Кирша:

— Как могло случиться, что сознание современного человека, способное к точному логическому анализу, мирится с религиозными верованиями, противоречащими элементарной логике?

Над головой снова появилось звездное небо.

— Ответ на этот вопрос, — продолжал Эдмонд, — оказался очень простым.

Нейроны, догадался Лэнгдон.

— Человеческий мозг, — произнес Эдмонд. — Почему он верит в то, во что верит?

Вверху появилось изображение мозга: пульсирующие узелки посылали электрические импульсы по светящимся волокнам к другим узелкам.

— Наш мозг, — продолжал Кирш, — это органический компьютер, и у него есть своя операционная система. Набор правил, который упорядочивает хаотический поток информации, поступающей в течение дня, — разговоры, обрывки музыкальных фраз, полицейские сирены, вкус шоколада. Несложно понять, что поток входящей информации пестр и разнороден, а мозг должен во всем разобраться. На самом деле операционная система мозга и предопределяет наше восприятие реальности. К несчастью, тот, кто написал программу для операционной системы нашего мозга, обладал странным чувством юмора. Строго говоря, это он виноват в том, что мы верим в самые невероятные вещи.

Синапсы исчезли, и в мозгу стали тесниться знакомые картинки: астрологические карты, идущий по воде Иисус, основатель сайентологии Рон Хаббард, египетский Осирис, индуистский бог Ганеша с четырьмя руками и головой слона, мраморная статуя Девы Марии, по щекам которой текут настоящие слезы.

— Как программист, я спрашиваю себя: почему наша операционная система выдает такие странные результаты? Исследовав эту систему, мы обнаружим, что она построена на двух принципах.

Над головой появилась гигантская надпись:

— Вот корневая программа нашего мозга, — продолжал Эдмонд. — Именно к этому он стремится. Победить хаос, установить порядок.

Помещение вдруг наполнили беспорядочные звуки — как будто ребенок бессмысленно колотил по клавишам фортепиано. Лэнгдон и остальные гости непроизвольно напряглись.

Перекрывая какофонию, Кирш продолжал:

— Бессмысленное бренчание на пианино — невыносимо, правда? Но вот те же ноты, расставленные в определенном порядке…

Мучительный шум прекратился, и в зале зазвучал «Лунный свет» Дебюсси.

Лэнгдон почувствовал, как мускулы расслабляются, и напряжение зала быстро развеивается.

— Наш мозг ликует, — снова заговорил Кирш. — Но ведь это те же самые ноты. И тот же инструмент. Дебюсси создал порядок. Такое же удовольствие мы испытываем, когда находим нужный фрагмент пазла или выравниваем картину, висящую на стене. Наша предрасположенность к порядку записана в ДНК. Поэтому неудивительно, что многие считают самым гениальным изобретением компьютер — машину, которая специально создана для того, чтобы преобразовывать хаос в порядок. Не случайно компьютер по-испански называют ordenador, что в буквальном переводе означает — «упорядочиватель».

Вверху появилось изображение огромного суперкомпьютера и одинокого молодого человека у монитора.

— Представьте, что у вас есть супермощный компьютер с доступом ко всей информации мира. Вы можете задать ему любой вопрос. Предположим, мы задаем ему один из двух фундаментальных вопросов, которые волнуют человечество с тех самых пор, как мы обрели способность мыслить.

Молодой человек постучал по клавиатуре, и на мониторе появился текст:

— Другими словами, мы спрашиваем компьютер о нашем происхождении и нашей судьбе. И получаем ответ.

На мониторе замигали слова:

— Не очень информативно, — сказал Кирш. — Зато честно.

Зрители снова увидели изображение человеческого мозга.

— А если мы спросим вот этот маленький биологический компьютер: откуда мы? Ответ будет совершенно иной.

Мозг стал продуцировать череду религиозных образов: Бог, создающий Адама, Прометей, лепящий из глины первого человека, Брахма, творящий людей из разных частей своего тела, африканский бог, раздвигающий облака и опускающий двух людей на землю, скандинавские боги, вырубающие мужчину и женщину из деревьев, найденных на берегу моря.