— Почему у вас сегодня вечером так тихо? — ощупью продолжала Ливия. — Товарищ Бейка не заходил?

— Он вам нужен? — прямо спросила Инга.

— Нет, не мне… у Карлена что-то к нему, — солгала Ливия.

— Я сегодня вечером увижу его. Передам, — коротко сказала Инга.

— Думаю, что не стоит… — уклончиво отозвалась Ливия. — Было бы нетактично товарища Бейку теперь беспокоить… Надо же быть чутким. Я совсем забыла…

— А что? — медленно спросила Инга, сдвинув брови. — Он ведь не болен.

— Когда у человека такие неприятности, лучше не обременять его, — Ливия смотрела на Ингу с нескрываемым триумфом.

Инга поняла, что Ливии все известно. И ее охватило такое отвращение к ней, что охотно вытолкала бы ее за дверь.

Но Инга, пристально глядя Ливии в глаза и отчеканивая слоги, громко сказала:

— Не хочется огорчать вас, но вы напрасно радуетесь. Какое имеет значение то, что некоторым негодяям удалась интрига. Должна сказать вам — у Бейки сильные плечи.

Ливия поняла, что Инга видит ее насквозь. И, уже ничуть не скрывая издевки, она насмешливо скривила рот:

— Это верно. То же самое мне сказала Илма Стурите. Вам с нею это лучше знать.

— Ваша приятельница меня не интересует. — Инга заставила себя говорить спокойно и тихо. — И не трогает. Напрасно вы стараетесь. И у меня тоже крепкие плечи.

— Ишь какие храбрецы! — неестественно громко засмеялась Ливия. — Ничего, уж обломают вам рога. Сегодня голову намылили и выговор влепили, а завтра могут и выгнать совсем!

— А мы об этом и не думаем, — ответила Инга, крепко сжимая карандаш. — Выгонят так выгонят, но таких, как вы и Брикснис, мы не испугаемся.

— Посмотрим, посмотрим, — уже со злостью сказала Ливия. — Мы вас приняли как человека, могли бы жить себе спокойно… так нет, в чужие дела вмешиваться захотелось. Идейный пророк нашелся! Что вы в искусстве понимаете? Ни на грош! Агитки фабриковать умеете! Думаете, я не знаю, что вы о нас в газету написали? А все равно не напечатают!

— Что ж, придется писать в другую газету. — Инга смотрела на нее в упор. — Вас я вижу насквозь. Вы вместе с мужем ведь только притворяетесь. Вам ничего не дорого — ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. Вы хамелеоны, и только. А таким людям на идеологической работе не место… вам это хотя бы из приличия понять надо.

— Ну хорошо! — с трудом выговорила Ливия, стиснув зубы. — Вы мне это запомните! Ненормальная вы… таких за решетку сажать надо! Комсомолка! Уж я добьюсь, что вас вышвырнут оттуда! Люди видят, чем вы занимаетесь, — шашни заводите… у детей отцов отнимаете…

— Давайте кончим, — сдерживая себя, сказала Инга. — Нам с вами лучше не разговаривать.

Ливия стремительно кинулась к двери, распахнула ее и с разбегу наскочила на Юриса.

— Так убиться можно, — сказал он, остановив ее и отступив в сторону. Ливия молча прошмыгнула мимо.

Юрис вошел в комнату и вопросительно посмотрел на Ингу.

— Что это означает? Что случилось с госпожой Дижбаяр?

— Госпожа Дижбаяр не любит откровенных разговоров, — ответила Инга.

— Неужели вы с ней всерьез?

Инга сердито махнула рукой:

— Ты ведь знаешь, я не дипломат… когда тебе в лицо слащаво улыбаются, а за спиной строят козни, тогда… — Инга ходила по комнате, стараясь успокоиться. Юрис подошел и крепко обнял ее.

— Глупенькая, — сказал он, прижимаясь щекой к ее лицу, — таких, как госпожа Дижбаяр, не надо принимать всерьез…

Инга погладила его волосы и тихо сказала:

— Вот как у нас с тобой получается. Я учу тебя не принимать к сердцу выходки всяких негодяев, а ты меня… — У нее в глазах были слезы.

— А разве не хорошо, что мы есть друг у друга? — говорил Юрис вполголоса, лаская ее щеку, по которой поползла теплая капля. — Не знаю, что я стал бы делать без тебя… было бы очень, очень трудно. Ты даешь мне силы.

— А ты — мне, — улыбалась Инга сквозь слезы. — Стало быть, мы очень сильны. И нечего нам унывать.

— И не думаю даже! — Юрис вскинул голову.

— Мне так хорошо с тобой, — шептала Инга, прижимаясь к нему и ощущая успокаивающее тепло его плеча. — Ничего я не боюсь… ни Дижбаяров, ни анонимных писем, ни этой женщины.

Юрис привлек ее голову и, глядя поверх нее, вздохнул:

— Не вспоминай эту… женщину. Ты должна понять, что она — пятно в моей жизни. Я сам стыжусь этого. Очень прошу тебя — никогда больше не напоминай мне о ней.

— Хорошо! — ответила Инга, подняв голову и посмотрев на него еще влажными глазами. — Никогда.

— Могу сообщить тебе хорошую новость, — сказал Юрис, опускаясь на стул и усаживая Ингу на колени. — Лайзан на будущей неделе переберется в свой дом.

— О! — радостно воскликнула Инга.

— Это значит, что через две недели у нас с тобой наконец-то будет свой дом.

Когда Ливия вернулась в свою квартиру, она вся кипела. Эта ненормальная даже не считается с элементарными правилами приличия. Разве это не наглость — смотрит тебе в глаза и спокойно говорит пакости? Разве так поступает культурный человек? Никогда! Ну хорошо… если она хочет открытой войны, так пускай!

И, швыряя кастрюли на горячей плите, не замечая даже, как обжигает руки, Ливия лихорадочно обдумывала, как действовать, куда идти, кому писать.

Когда Дижбаяр в хорошем расположении духа после репетиции вошел в комнату, она встретила его словами:

— Ну, хамелеон?

Дижбаяр удивленно и растерянно вытаращил на нее глаза:

— Как это понимать?

— Так, как я говорю. Удивляюсь, как ты еще находишься на идеологической работе. Ничего, эта Лауре уберет тебя.

Когда она рассказала о своем разговоре в библиотеке, Дижбаяр, сверкнув очками, начал вышагивать взад и вперед по комнате. Затем он сказал:

— Надо ехать в Ригу.

Десятая глава

Идет снег. Большие белые хлопья тихо падают на землю, застилая ее толстым, девственно чистым покрывалом. Исчезают бурая трава, листья, высохшие стебли. А невидимые облака все сыплют и сыплют снежные хлопья.

Сегодня у Инги и Юриса свадьба. Это означает веселую сутолоку и волнение, опьяняющий аромат еловых веток в комнате и вкусный запах пирогов, которые пекут матери Инги и Атиса Рейнголда.

Это счастливая улыбка на взволнованном, раскрасневшемся от радости и спешки лице Инги. Но, странно, у нее сегодня ничего не клеится. Инга озадачена своей нерасторопностью. Они с Анечкой носятся по комнате, прибирают ее, но столы не накрыты, вещи, как она привезла их от Себрисов, так и лежат на кровати, на полу стопка ее книг.

А тут еще Юрис. Распахнул дверь и позвал:

— Ингочка! Зайди в контору! Тебя хотят видеть.

Инга бросила скатерть, которой собиралась накрыть два сдвинутых вместе стола, и пошла за ним.

Во дворе стояла легковая машина. В конторе ждал Гулбис. Не раздевшись, в пальто, сразу видно, что торопится.

— Заехал поздравить новобрачных, — сказал он, крепко пожимая Инге руку. — Желаю вам долгой и счастливой совместной жизни. Будьте всегда хорошими, верными друзьями… и сильными людьми.

— Спасибо, — сказала растроганная Инга и вопросительно посмотрела на Юриса.

— Товарищ Гулбис вечером не может, — ответил он.

— Жена заболела, — сказал Гулбис. — А одному не интересно. Может быть, это старомодно… Но такие уж мы.

Он улыбнулся и подал Инге небольшой сверток.

— Это вам. От жены и меня. Еще раз желаю вам счастья.

Инга и Юрис стояли во дворе с непокрытыми головами и смотрели вслед удалявшейся машине.

Инга, тихо вздохнув, сказала:

— Как хорошо, что есть такие люди!

— Поторопись, Ингочка, — напомнил Юрис. — Нам скоро идти.

И Инга ушла: ведь на самом деле скоро надо быть в сельсовете.

Торопилась и Даце, она тоже собиралась пойти с ними в сельсовет. «Как жаль, что нет нового платья, — думала с огорчением Даце, — как же пойти на свадьбу в старом! Но разве в такой спешке что-нибудь сделаешь? Мать права, когда посмеивается: ну и свадьба! Как на пожар… Хорошо, если лицо умоешь».