Три швеи переглянулись. Судя по озадаченности на лицах, ни одна из них не знала, что это означает.

– Церемония в честь Белой Невесты, – горделиво сообщила дочь Хозяина Зимы. – После торжества состоится бал, на который слетятся ветра со всего света. Уже слетаются, по правде говоря. И мы хотим показать им всю красоту наших снежных нарядов. Чтобы не считали, задаваки, что они чем-то лучше нас.

Сольвейг с Дагни уставились друг на друга, почти синхронно открыв рты. Даже куда более сдержанная Хильда казалась потрясенной.

– Там будут ветра… с Большой Земли?

Метелицы поморщились, недовольные, что внимание с них переключилось на других, не зимних, ветров.

– Да, но не обольщайтесь, – колко сказала одна из них. – Они и вполовину не так разговорчивы, как мы.

– Их ветра не говорят с людьми, – мстительно добавила другая.

Они ушли, оставив швей переваривать услышанное.

– Можешь в это поверить? – воскликнула Дагни, обращаясь к Сольвейг.

Вслед за пургой, что ежеминутно, ради забавы, меняла свой облик, ледяная сирена как во сне шла в свою комнату. Она ощущала себя потеряшкой, блуждающей в молочно-белом тумане – тоже едва что-то видела перед собой. Но в руке, среди прочих подарков, Сольвейг держала ледяную скрипку.

Жаль, пересмешницу о Северном Сиянии не спросишь. Оставалось только представлять, как ветра надевают плащи из тонкого льда, кружева из инея и платья из снега. И танцуют до рассвета, словно призраки в руинах старого замка.

Пока пурга-пересмешница не ускользнула, Сольвейг жестами попросила освободить саламандру из камина. На лице дочери Хозяина Зимы промелькнуло удивление. Оно ютилось в глазах – передавать эмоции мимикой, как люди, духи зимы толком не умели. Даже те, у кого в арсенале были сотни человеческих лиц.

Пурга все же выполнила просьбу ледяной сирены. Прикасаться к саламандре не стала – превратила цепи в лед и разбила их криком. Огненная ящерка тут же растаяла, оставив на память о себе лишь тлеющие угольки.

Едва за пересмешницей закрылась дверь-ледянка, Сольвейг открыла настежь окно и нежно тронула смычком струны. Скрипка запела в руках, а снег… затанцевал. Сольвейг не позволила себе испугаться и оборвать мелодию. Несмотря на дрожь волнения в пальцах, она продолжила играть.

В танце снежинок не было ни гармонии, ни последовательности – сплошной лишь хаос. Тогда, сосредоточившись, Сольвейг мысленно приказала крупицам снега образовать круг – так, если бы они были живыми, а значит, способными водить хоровод. Знакомые ощущения... Так, за день до исчезновения Летты Сольвейг приказывала вазе разбиться. Так, подражая сестре, пыталась расчистить дорожки перед домом. Подобный внутренний всплеск, похожий на волну на поверхности спокойного прежде моря, она испытывала всякий раз, когда призывала на помощь свой дар – Песнь, голос сирены.

И ведь получалось – до того, как исчадия льда напали на их дом и расцарапали Сольвейг горло. Все, что было у нее после потери мамы и травмы – бесплодные попытки подчинить себе дар. «Найди свой собственный способ говорить с миром на языке ледяных сирен!» – говорила Летта. И все это время Сольвейг, играя на скрипке и наблюдая за кружащимся за окном снегом, даже не подозревала, что давным-давно его нашла.

Снежинки в комнате с потушенным камином, танцуя в воздухе, сложились в идеальный круг. Сольвейг с благоговением взглянула на скрипку.

Ледяная сирена наконец обрела свой голос.

В памяти Эскилля Бия осталась испуганной девушкой, не слишком разговорчивой и немного наивной. Даже если предположить, что отец прав, и в прошлый раз она действительно позволила духам зимы себя обмануть и завлечь в Ледяной Венец, и, не желая признавать это, придумала жутковатую сказочку про похитителя…

Но она точно не была сумасшедшей.

Бие чудом удалось избежать участи стать главным блюдом в вечном пиршестве детей и подданных Хозяина Зимы. Ее спасли, от нее отвели беду, ее в целости и сохранности доставили в город. А она… вернулась. Вернулась в мертвый лес, который в конце концов ее и погубил.

Эскилль ничего не понимал.

Едва придя в Ледяной Венец, они уже от него отдалялись – с телом Бии на сделанных из плаща Нильса «санях».

– Что, если до нее добрался похититель? – спросила Аларика, через плечо поглядывая на мертвую девушку.

– И похитил снова? – недоверчиво хмыкнул следопыт. – И вдобавок приволок сюда вместо того, чтобы тихо убить? Да еще и позволил взять с собой кинжал?

– Вынужден согласиться с Нильсом.

Эскилль хмурился, пытаясь отделаться от мысли, что смерть Бии – его вина. Будто он мог взять и поместить девушку в непроницаемый кокон, чтобы ее не коснулась беда. Или посадить на цепь, не позволить вырваться из города в проклятый смертоносный лес.

– Тебя как будто не радует то, что приходится с ним соглашаться, – рассмеялась Аларика. От взгляда Эскилля улыбка на ее губах замерзла. – Брось, ты же буквально каждый день рыскаешь по Ледяному Венцу в поисках мертвецов.

– Я ищу не мертвых, а причину, по которой они мертвы, – сухо отозвался он. – И даже если так… Черствое сердце вряд ли сделает из меня хорошего стража.

– Не могу назвать себя мягкосердечной, но это не мешает мне быть превосходной охотницей, – усмехнулась Аларика.

– Это не одно и то же. Ты рвешься уничтожать исчадий льда, а я хочу уберечь от них жителей Атриви-Норд.

Как старшие стражи, что зачищают от исчадий льда близкие к городу полосы живого леса, позволяя лесорубам и дальше заготавливать дрова, мужчинам охотиться на пушного зверя, женщинам запасаться ягодами для чаев, растениями для отваров и зелий и целебной живицей – смолой хвойных деревьев. А значит, помогая им не просто выполнять привычные обязанности, но и выживать на суровом Крамарке, который не знает ничего, кроме зимы.

Как отец, как Вигго Эдегор и вся его городская стража, что обеспечивали порядок в городе и дарили его жителям уверенность в завтрашнем дне. Их задача куда масштабнее и важнее, чем просто истребление исчадий.

Эскилль никогда не стремился убивать. Отнимая жизнь очередной ледяной твари, он не испытывал ничего, кроме мрачного удовлетворения, продиктованного долгом и уставом огненных стражей. Куда с большим удовольствием он бы защищал людей, не оставляя на белом снегу останков из серебристого пепла.

Огненные крылья все за него решили.

– Называешь меня убийцей, а себя – благородным защитником? – усмехнулась Аларика, возвращая ему холод.

Нильс прятал сконфуженный взгляд. Он вызвался в одиночку тянуть «сани» по снегу, но, касаясь плечами при ходьбе то Эскилля, то Аларики, бедняга, оказался меж двух огней. Причем буквально.

– Нет, я…

Аларика резко махнула рукой, перебивая, чем внезапно напомнила Эскиллю отца. Не самое лучшее из сравнений, оно заставило его замкнуться в себе.

В строенном хмуром молчании они добрались до крепости стражей. Нильс не дал огненным серафимам и рта раскрыть – помчался наверх «доложить капитану о произошедшем». Явно спешил избавиться от роли третьего лишнего. Аларика, тряхнув красными волосами, ушла тренироваться, по ее собственным хмуро брошенным словам. Она покинула крепость Огненной стражи – похоже, нашла мастера-лучника где-то за ее пределами. Те, кто уже не мог сражаться в Ледяном Венце – в силу возраста или подорванного здоровья, часто становились наставниками и посвящали свою жизнь тому, чтобы передать опыт молодому поколению.

Рядом с Эскиллем остался только вызванный кем-то Вигго. Он приказал младшим стражам забрать тело Бии в мертвецкую.

– Что она забыла в Ледяном Венце? – Рыжеволосый верзила сокрушенно покачал головой. – Бедная девочка… Даже похоронить ее некому.

– Она же совсем молодая, – недоуменно отозвался Эскилль. – У нее что, совсем не осталось близких?

– Мать умерла, когда Бия была еще малышкой. А отца она неделю назад предала огню.

Эскилль проводил взглядом стражей с телом Бии. Еще одна потерявшая близких одиночка, которая пришла в Ледяной Венец – и неважно, насильно или же по собственной воле. Не может быть таких совпадений. Просто не может быть.