Глаза Куен сверкали так весело и задорно, что тетушка Бэй невольно улыбнулась.
— Нелегко тебе будет с таким характером! — вздохнула она. — Я даже не знаю, что теперь и делать.
— И зачем вы, тетя, придумываете себе лишние заботы? Пока я не замужем, я с вами, а заведу мужа — уеду, и останетесь вы одна. Разве вам будет лучше?
— Тебе бы все шутки шутить. Ну да как хочешь! Не могу же я тебя насильно замуж выдать. Я ведь только в память о твоей матери стараюсь, в память о брате да ради тебя самой. Подумай, сколько недостойных людей живут себе припеваючи! Ну где же справедливость?!
7
Вечерами в доме у Куен, как и в других домах, собирались поболтать соседки. Рассказывали, что японцы повсюду принуждают крестьян сажать джут. Как-то им удастся пережить март. В том, что в этом году их ожидает голод, уже никто не сомневался. Люди работали не щадя сил, до полуночи гнули спину, обрабатывая каждую пядь земли, сажая все, что способно расти и пригодно в пищу. Только бы выжить!
Каждый клочок земли с кукурузой и бататом берегли как зеницу ока. Дня не проходило теперь без скандала или ссоры. Забредет скотина на чужой участок — тут же скандал, клянут всех предков, ругаются, кричат, шум на все село.
Как-то вечером к Куен заглянула Дон. Тетушка Бэй разговаривала с соседкой, и Дон, поздоровавшись, присела в углу с Куен.
— Не бережете вы себя, тетя, — покачала головой Куен. — На шестом месяце, а все таскаете тяжести!
Дон в ответ только улыбалась, продолжая жевать бетель.
— Вот и муж меня тоже пилит. Да! Ты слышала историю со сборщиком Шаном? Тхом-то сбежала!
— Как сбежала?
— До свадьбы осталось несколько дней, а она исчезла. И все тут! Шан волосы на себе рвет. Разослали людей, ищут по всему району. Отец Тхом на шурина грешит, считает, не без его помощи дочь скрылась. Приходил к нему искать дочь, чуть до драки дело не дошло!
— Смотри какая смелая! Молодчина!
Дон наклонилась к уху Куен:
— Я думаю… Да ты и сама, верно, догадываешься… Они ведь не успокоятся, пока не искалечат ей жизнь.
В ясный солнечный день американцы повторили воздушный налет, и снова все побережье Лыонга было объято ужасом. Самолеты подлетели к Хайзыонгу и над городом резко пошли на снижение. Землю сотрясли глухие взрывы. Впервые в Хайзыонге услышали так близко голос войны, леденящий душу. Сбросив бомбы, самолеты развернулись, и вдруг со стороны Ханоя появилась стайка японских истребителей. Бомбардировщики тут же снизились и повернули к горным цепям Донгчиеу и Уонгби. Истребители, точно осы, преследовали их.
Куен со страхом смотрела в небо. Впечатление было такое, будто смерть раскинула в небе свой страшный невод и старается поймать в него крохотные села.
Всю ночь проворочалась Куен в своей постели не сомкнув глаз. Смятение и тоска терзали ее. Заслышав крик первых петухов, она осторожно поднялась, зажгла лампу и прошла в комнату Кхака. Там по-прежнему никто не жил, и Куен сохранила все в том виде, как было при жизни брата. Кое-что из одежды, книги, письма и другие личные вещи Кхака и матери она бережно уложила в два небольших ящика и поставила под кровать.
Тоненькая пачка писем, присланных Кхаком из тюрьмы на Пуло-Кондор, была для Куен самым дорогим. Она достала письма брата и, вывернув поярче фитиль, принялась читать пожелтевшие от времени страницы.
«Центральная ханойская тюрьма,
1932 год…
Здравствуйте, дорогие мои мама, Там, Куен!
Состоялся суд, мне дали двадцать лет. Из наших двоих приговорили к смертной казни, остальным семнадцати дали разные сроки. Меня, скорее всего, отправят на Пуло-Кондор. Не убивайтесь, главное — я остался жив и вернусь к вам, может быть, даже раньше срока!
Прости меня, Там! В нашей короткой совместной жизни я не мог дать тебе ничего, кроме тревог и печалей. Сейчас ты ждешь ребенка, а я ничем не могу тебе помочь. Постарайся быть спокойной, волнение может вредно отразиться на ребенке. Роды должны быть где-то в августе? Мама, наверное, мечтает о внуке, но мне почему-то кажется, что у нас будет дочь. Дочь или сын — одинаково хорошо, но дочь, мне кажется, я любил бы больше, потому что она слабее, больше нуждается в защите, а кроме того, она, наверное, будет похожа на тебя. Будь осторожна, Там, первые роды всегда трудные.
А тебя, Куен, я прошу следить за Там, помочь ей. Постарайся быть сейчас для мамы и Там опорой. Я знаю, Там очень любит тебя, вы стали подругами теперь, когда она осталась одна.
Кончаю, много писать нельзя. Прости меня, мама, что я не мог выполнить свой сыновний долг — служить тебе опорой и утешением в старости.
Твой сын
Кхак»
«Пуло-Кондор, 1934 год…
Дорогая мама!
Прошло уже девятнадцать месяцев с тех пор, как нас привезли сюда. За это время я получил всего два письма — от Там и от Куен. Остальные, наверное, пропали. Все время хотелось послать вам весточку, но не мог, потому что мне в виде наказания запрещали писать. Правда, не мне одному, здесь многим запрещают писать.
Но сейчас, накануне Нового года, разрешили поздравить родных с праздником. Прежде всего хочу пожелать тебе, мама, в новом году здоровья и радости.
Я разыскал здесь могилу отца и привел ее в порядок. Когда я приехал на Пуло-Кондор, был еще жив старик, осужденный на пожизненное заключение. Он хорошо знал отца и много рассказывал мне о нем.
Я немного ослаб после болезни, но сейчас чувствую себя уже лучше, так что ты не волнуйся. Радостей здесь, конечно, мало, но я не унываю. Я ничуть не раскаиваюсь в том, что сделал, и верю — скоро наступят хорошие времена. Мне только жаль тебя, мама: сначала отец, а теперь я! Но с тобой Куен, она лучше, чем я, может поддержать тебя. А теперь, когда у вас появилась Тху, наверное, стало не так тоскливо. Сфотографируйтесь как-нибудь все вместе и пришлите мне карточку. Я очень тоскую по дому, стал почему-то часто видеть себя во сне маленьким, даже смешно — будто я играю с Куен, а рядом отец и ты, мама.
Твой сын
Кхак»
«Здравствуй, Куен!
В этом году тебе уже исполнится девятнадцать. Как быстро летит время! Помню, я ходил в первый класс, в Тао, и, когда возвращался из школы с сумкой и чернильницей в руке, ты всегда шла мне навстречу, гоня перед собой гусей. А помнишь, как однажды Хиен, который был старше и сильнее меня, хотел отнять у меня кузнечика? Как ты отважно бросилась тогда мне на помощь и отхлестала обидчика прутом!
Почему-то я теперь часто вспоминаю детство. Вспоминаю наше село с садами вай и нян, джонки на реке Лыонг, джонки с щебнем, песком, с глиняными кувшинами. Я словно вижу, как они плывут от причала Гом вниз по реке. Вспоминаю вечера, славные, тихие вечера дома, наш двор, наши игры под деревом у пруда. Помню, как ты злилась, когда проигрывала, как мы обедали с мамой на кухне. Все сейчас уже ушло в прошлое, но память о детстве, видно, всегда жива. Когда бывает особенно грустно, эти воспоминания согревают меня. Ведь наши детские впечатления — это почва, на которой развивается мир чувств взрослого человека. Тот, кто с детства научился любить свою мать, сестер и братьев, родные места, тот только сможет по-настоящему любить родину, любить людей.
В эти новогодние праздники тебе, конечно, все наперебой будут желать хорошего жениха. Ты уже стала взрослой, и желание жить самостоятельной жизнью вполне естественно, но мне бы хотелось пожелать тебе еще и многое другое. Когда я вспоминаю о тебе, обо всех вас, сердце сжимается от боли!
Ну все. Нам не разрешают писать длинные письма. Постарайся писать мне чаще, чтобы я знал, как вы живете. Если из пяти-шести писем дойдет хотя бы одно, и то хорошо.
Твой брат
Кхак»
