«Дорогая Там! Месяц назад получил твое письмо и очень обрадовался. Неожиданно мне разрешили написать домой. Я знаю, тебе очень трудно, да еще я доставил вам столько переживаний. Но, к сожалению, тут я бессилен. Меня не страшат никакие трудности и лишения ссылки, но, как только подумаю о вас, становится не по себе. Иногда кажется, если бы я умер, тебе было бы легче, погоревала бы, но жизнь в конце концов берет свое, ты еще молода и могла бы найти себе хорошего человека. А сейчас — не вдова и не мужняя жена. Одна с ребенком, и ждать еще целых семнадцать лет. Из-за меня ты лишилась счастья молодости. И хотя знаю, что не моя в том вина, как подумаю об этом — все внутри переворачивается! В этом году Тху исполнится два года. Время летит, не заметишь, как ей будет три, а там и четыре года! Понимаю, что очень хочется побаловать, приласкать малышку, но помни, баловство и ласки портят детей. Матерью быть не просто и не просто воспитать и вырастить человека. Нужно с раннего детства позаботиться о том, чтобы девочка не была эгоисткой, не требовала к себе постоянного внимания. Будете потакать ее капризам, баловать — вырастет ленивый и никчемный человек. Но ни в коем случае ребенка нельзя бить! Я даже в мыслях не могу себе представить, что можно ударить ребенка. Вероятно, потому, что здесь насмотрелся на побои. Дети вольны, как птицы, они искренни и непосредственны, нередко у них свои представления о том, что правильно и что неправильно. Воспитывать ребенка нужно терпеливо, с любовью, разъяснять, что ты хочешь от него. Наказания воспитывают в детях только страх, приучают ко лжи, они привыкают скрывать свои желания, кривить душой. Тху ждет немало трудностей, и если с детства не привить ей прямоту и честность, чувство собственного достоинства, то и потом, став взрослой, она не сможет поступать по совести. Береги себя! Ты сейчас ослабла, и, если заболеешь, всем придется трудно. Но в случае чего не вздумай экономить на лекарствах! Обо мне не беспокойся и ничего не посылай, все равно вряд ли что дойдет. И потом, я не хочу, чтобы вы отрывали что-то от себя. Хватит и того горя, что я причинил вам! Сейчас все семейные заботы легли на твои плечи — эта мысль не дает мне покоя! Как много хочется написать, но уже не хватает места. Поцелуй за меня дочку. Твой Кхак» «Пуло-Кондор, 1935 год… Куен! Мне разрешили послать открытку. Я получил твое письмо, где ты пишешь о смерти Там. Нет слов, чтобы выразить мою боль! Но ничего не поделаешь, мы должны собрать все свое мужество. Особенно ты, ведь теперь вся забота о маме и Тху легла на тебя. Мне ничего другого не остается, как только уповать на тебя. Последнее время неважно стало со здоровьем. Но — жив! И уверен, Куен, недалек тот день, когда я снова буду с вами! Твой Кхак» «Пуло-Кондор, 1937 год… Здравствуйте, дорогие мои мама и Куен! Обстановка у нас здесь несколько изменилась. Теперь можно не беспокоиться, что письма затеряются, и я смогу писать вам чаще. Как жаль, что все эти годы не было такой возможности, ведь я знаю, с каким нетерпением ждете вы моих писем! Не могу рассказать вам всего, что происходит у нас, но вы уже, наверное, сами слышали, да и в газетах сейчас много пишут об этом. С нами здесь стали обращаться лучше, это связано с тем, что во Франции к власти пришло правительство Народного фронта, помогли и протесты вьетнамской общественности. Недавно нам стало известно: во Франции растет мощное движение за освобождение политических заключенных в Индокитае. Куен, к тебе просьба: разыщи дома «Историю минувших династий» Фана Хюи Тю и посмотри главы 30-ю и 31-ю или 29-ю и 30-ю в книге шестой. Там говорится о регистрации и порядке сбора налогов, о денежной системе и аграрном строе, а в книге седьмой должна быть также глава о гражданском кодексе, законе о браке и земельной собственности. Попроси кого-нибудь, кто знает китайские иероглифы, в крайнем случае найми, пусть перепишет эти три главы. Копию (но не оригинал!) пошли мне. Сейчас нам разрешили читать книги, и я хочу воспользоваться этим и подзаняться.
Получил карточку Тху, теперь, как только взгрустнется, я смотрю на нее. Лицо у нашей малышки доброе, глаза, мне кажется, матери, но лоб, похоже, мой, такая же, наверное, упрямая будет! Хотелось бы иметь и твою фотографию, ведь с тех пор, как мы последний раз виделись, прошло уже пять лет. Да, вот еще что, пришли, если можно, открытки с видами рисовых полей. Так хочется увидеть родной пейзаж, здесь, на острове, все совсем другое. А эти несколько строк я пишу для Тху. Дочка, ты знаешь, где сейчас твой папа? Слушаешься ли ты бабушку и тетю, помогаешь ли им? Если любишь меня, ты должна быть послушной, не шалить и не огорчать их. Ваш Кхак» «1937 год… Здравствуй, Куен! Все копии и несколько открыток получил, получил и письмо, где ты пишешь, что начала хлопотать о досрочном освобождении. Ты у меня просто молодчина! По-моему, ты сделала все, что могла. Теперь нам удается просматривать газеты с воли, так что я слежу за событиями. И тем тягостнее переносить заключение, чувствовать себя связанным по рукам и ногам. Ты даже не представляешь, как мне дороги твои открытки. Посмотришь на знакомую с детства картину — и точно на миг вырвался из тюрьмы. Только здесь, в заключении, я понял, что значит для человека природа. Иногда обыкновенная зеленая веточка рождает столько чувств! Смешно сказать: с центральной и южной частью страны я познакомился благодаря вниманию правительства — это оно предоставило мне возможность совершить такое далекое путешествие, когда меня переправляли на место ссылки. Когда мы проезжали вдоль морского побережья, я впервые увидел исторические места, о которых знал лишь из книг: перевал Нган, перевал Хайван, величественную горную цепь Чыонгшон. Но всюду рядом с чудесами природы я видел ужасающую нищету, поистине наш народ влачит самое жалкое существование! И всюду одна и та же картина — что у нас на Севере, что и здесь. Вот в воде по колено стоит мужчина в одной набедренной повязке, штаны у него единственные, и, чтобы не замочить их, он закрутил их на голову в виде тюрбана. Сзади к поясу привязана маленькая корзиночка, туда он кладет мелкую рыбешку и креветок. Забросит вершу и шумит, топочет ногами, сгоняя в нее рыбу. Мне запомнилась одна сценка, которую я увидел на морском берегу, когда мы подъезжали к перевалу Нган. Большая песчаная отмель, песок белый, море синее — райская красота! И вот на фоне всей этой благодати по отмели бредет толпа голых мужчин всех возрастов, от мальчишек до стариков, с сачками на длинных палках. Вдруг все они засуетились, начали показывать друг другу на воду, которая порозовела от креветок, а потом, точно по команде, нырнули, только белые пятки сверкнули в воздухе. Недавно я прочел в газете, что в Африку направлена делегация вьетнамских врачей с целью выяснить, нельзя ли переселить туда часть вьетнамцев. Ссылаются на то, что якобы у нас на Севере «перенаселение», чем и объясняется, по их мнению, хронический голод. Необходимо, дескать, на несколько миллионов уменьшить население! Но ведь у нас полно невозделанной земли! Миллионы бедняков на Севере голодают только потому, что лишены этой земли, а вовсе не из-за перенаселения! У крестьян отнимают землю, и они едут в город, а в городе работы для них тоже нет, так как никто и не думает создавать промышленность в колониях. И вот они ни с чем возвращаются из города обратно в свою деревню на те же несколько квадратных метров общинной земли и снова берут в руки верши и плетенки из бамбука для ловли мелкой рыбы и креветок. В конечном счете это их единственный источник существования. И снова день-деньской гнут они спину под дождем и солнцем, шагают от зари до зари по колено в грязи! Нет! Только когда вся земля будет передана в руки земледельца, когда мы начнем развивать собственную промышленность, только тогда избавимся от нищеты! Ну ладно, пожалуй, пора кончать. Да, что касается продажи огорода — решай сама. Но если продашь, постарайся в первую очередь расплатиться с долгами, а остаток сохрани себе на расходы. И не вздумай покупать что-нибудь для меня — все равно не дойдет! Твой Кхак» |