Ким говорил по-прежнему спокойно, но голос его постепенно становился тверже, каждая фраза падала, как удар молота. Профессор молча слушал его, побледнев от волнения.

— Хочу напомнить вам, что многие известные всей стране лица перешли на сторону Вьетминя и в настоящее время находятся в военной зоне. Об этом вы и сами, наверное, слышали. В будущее революционное правительство войдет немало видных лиц, подлинных выразителей народных интересов!

Профессор машинально провел рукой по седеющим волосам, было заметно, что рука его дрожала, а когда он начал говорить, то в глазах заблестели слезы.

— Ну что ж, значит, вы берете на себя всю ответственность за последствия! Лично я уйду от дел, не желаю быть свидетелем гибели родной страны.

— Хочу надеяться, что вы еще подумаете, и, когда народ поднимется на борьбу и страна станет свободной, как во времена династий Чан и Ле, мы увидим вас рядом с нами!

На этом «переговоры» были закончены. Ким объявил, когда он сможет передать ответ «высшей инстанции». Профессор откланялся.

В начале августа Ле получил извещение от Постоянного бюро Партийного комитета Северного Вьетнама. Его срочно вызывали во Вьетбак для участия во Всевьетнамской партийной конференции и заседании Национального Конгресса, а дел у него по горло, и все ново — ни с чем подобным ни ему, ни его товарищам еще никогда не приходилось сталкиваться.

Он сдал дела руководству военной зоны и члену Парткома, который специально приехал, чтобы подменить его. После восстания на шахтах и в поселках в районе дороги номер восемнадцать почти повсюду были созданы Комитеты освобождения, во всех уездах долины реки Лыонг власть постепенно перешла в руки народа. Были случаи, когда начальники уездов сами приглашали представителей Вьетминя и добровольно складывали с себя полномочия. У новой власти сразу же появились сотни забот: нужно было обеспечить население продовольствием, дровами, водой, наладить торговлю, привести в порядок пути сообщения, рынки. А тут еще подняли голову бандиты и надо было позаботиться о том, чтобы оградить население от их налетов. Шайки насчитывали тысячи человек, и вооружены они были превосходно. Борьба против бандитов и карательных отрядов японских войск стала сейчас главной задачей.

Первая карательная экспедиция была задумана и проведена японцами довольно хитроумно. Они начали ее ночью. Несмотря на то что все лодки были, как обычно, спрятаны на ночь, японцы сумели быстро переправиться через реку и без единого выстрела проселочными дорогами вышли к поселку Чьеу, расположенному в центре военной зоны. Все произошло настолько быстро, что население узнало о японцах, когда те уже подошли. Хорошо, что за день до этого командование зоны предусмотрительно отдало распоряжение увести из поселка три взвода партизан — почти сотню винтовок — в предгорья. Утром, узнав о появлении карательного отряда, партизаны ушли еще дальше — в горы. Ле в то время лежал в лихорадке километрах в двух от Чьеу. К счастью, возчик Тао прибежал к нему, рассказал о японцах и буквально на себе уволок к своим. Японцы окружили район, где укрывались партизаны, и блокировали его двое суток. Партизаны остались без пищи и воды. И вот тогда-то попавший вместе с партизанами в окружение измученный приступами Ле понял, что нельзя рассчитывать лишь на сотню своих винтовок, что партизан без поддержки народа не спасут ни леса, ни горы. Поэтому, как только японцы ушли, руководство военной зоны собрало совещание, на котором обсудили итоги последних событий и решили, выделив часть оружия, создать отряды самообороны в селах и шахтерских поселках, а также систему сторожевых постов, замаскированных ям и ловушек. Тут же был разработан план уничтожения противника по частям. Во время второй операции японцев, хоть они и применили новую тактику и выбрали на этот раз дорогу номер восемнадцать, повсюду их встречали группы самообороны и отряды партизан. Случайно японцы напали на логово бандитов. В перестрелке было убито несколько главарей шайки, а когда японцы отошли, партизаны и бойцы самообороны стали преследовать их на всем пути отступления. В общей сложности было уничтожено около двух десятков японских солдат. Но главное, после этого боя и бойцы, и командиры, и даже жители окрестных сел уверовали в то, что японцев не так уж трудно одолеть!

В тот день, когда Ле собирался в путь, руководство зоны обсуждало дерзкий план: напасть на центр провинции Куангиен, захватить более трехсот винтовок до прихода вооруженных частей партии «Великий Вьетнам», которые по приказу японцев должны были сменить их в военном посту Куангиен. А после этого предполагалось разбить несколько наиболее крупных бандитских шаек, разоружить, их, предложить тем, кто пожелает, сдаться в плен и вернуться к мирному труду.

Ле отправился в путь вместе с несколькими делегатами из приморского района. Они шли днем, короткими переходами, по маршруту, разработанному самим Парткомом. Ле даже не предполагал, что революционное движение достигло такого размаха, оно охватило огромный район — от равнины до горных провинций Бакнинь и Бакзянг. И всюду, где бы они ни проходили, они видели Комитеты освобождения, вооруженные отряды самообороны, курсы по ликвидации неграмотности. Атмосфера подготовки ко всеобщему восстанию ощущалась настолько явственно, что казалось, достаточно искры, и вся страна вспыхнет огнем!

Когда им сообщали сводки о международном положении, Ле терял терпение. Он чувствовал, что близится час, когда решится судьба его народа. Прибыв на пункт связи, он первым делом шел просить ответственных товарищей, чтобы их не задержали ни одного дня, немедленно выделили связного и отправили дальше. В Тхайнгуене они увидели свежую ханойскую газету, в которой прочли сообщение о боях в Маньчжурии, о разгроме Квантунской армии советскими войсками. Ле в ближайшем пункте связи потребовал, чтобы им разрешили идти и ночью, но товарищи, ответственные за пост, возражали, и ему пришлось подчиниться. Всю ночь до рассвета он не сомкнул глаз. На следующий день пошел дождь, но Ле настоял, чтобы они вышли в путь. Шли под дождем, пробираясь через леса в предгорьях Тамдао, карабкались по кручам, переходили вброд ручьи, познакомились со знаменитыми лесными пиявками, промаялись целый день и только поздно вечером добрались наконец до следующего поста. Здесь царила совсем особая атмосфера — в этих краях народ давно уже чувствовал себя полновластным хозяином и привык жить по-новому. Проводники, вооруженные, как положено, винтовками, присоединились к делегатам. В доме на сваях, куда Ле с друзьями зашли отдохнуть с дороги, все, от стариков до детей, называли их «товарищами» так, будто это совсем обычное слово, их окружили заботой. В селах парни, вооруженные кремневыми ружьями, деловито расхаживали по улицам. На одном из постов они встретились с делегацией женщин, интеллигенции и общественных деятелей столицы. Была здесь также и делегация Демократической партии, которая прибыла немного раньше. Пост охраняло целое отделение партизан, вооруженных автоматами неизвестной системы, которые вызвали всеобщее восхищение.

После еды делегаты — а их было более двух десятков, — сели послушать новости. Партизаны и работники поста рассказали про бой с японцами как раз там, где только что проходили делегаты, и про сражение на горе Тамдао. Были захвачены в плен французские эмигранты, среди них оказались два профессора, оба перешли потом в военную зону, выяснилось, что они люди прогрессивных взглядов. Потом кто-то принялся рассказывать о том, как на этот пост прибыли делегаты Национального Конгресса. Они остановились в посту по пути «туда». Говорят, «там» есть даже свой аэродром, будто Армия Освобождения располагает оружием новых образцов… Однако, когда нетерпеливые слушатели спрашивали партизан, сколько им еще предстоит добираться «туда», те только пожимали плечами и хором отвечали: «Не знаем».

На этом посту Ле встретил друзей, с которыми вместе сидел в тюрьме, — Дыка и Туэ. Те, конечно, очень обрадовались встрече, но рассказывали о себе осторожно, памятуя правила конспирации. Впрочем, Ле догадывался, что оба они имеют отношение к руководству восстанием в столице. Все давно уже ушли спать, а они втроем продолжали сидеть у очага и разговаривали вполголоса. На улице монотонно шумел дождь.