Хой снова взглянул на листки. Красивый, четкий почерк, жирным шрифтом выделен заголовок: Манифест борьбы за независимость Вьетнама. Послание соотечественникам. И подпись: Нгуен Ай Куок.

— Можешь взять их с собой. Но как только прочтешь, сделай милость, сразу же сожги.

Хой был тронут доверием старика.

— Это письмо Нгуен Ай Куока! — понизив голос, пояснил Дьем и, немного помолчав, раздумчиво, словно про себя, продолжал: — В отношении Нгуен Ай Куока сомнений быть не может. Я лично полностью доверяю ему. Это настоящий революционер, надежда отечества! Но я не могу понять пути, который наметил Вьетминь. Призывать сейчас народ и французов свергнуть, и изгнать японцев! Да откуда у нас на это силы? Правда, они не ладят между собой, и можно было бы воспользоваться этим, пусть одни колотят других.

У Хоя давно уже просились на язык возражения, но он сдерживался, чтобы дать старику выговориться, ему казалось, что тот чего-то не договаривает. И действительно, Дьем вдруг вплотную придвинулся к Хою и зашептал:

— А ты слышал историю со стариком Хоангом? Говорят, японцы вывезли его из Ханоя!

— Хоанга? Инспектора народного образования?

— Ну да! Знаешь, сколько французская охранка похватала наших. До чего же хитры. Решили связать по рукам и ногам нашу интеллигенцию. Хоанг догадывался, что за ним идет слежка, и принял меры. Не успели жандармы подъехать к его дому, как тут же появились две машины японской военной полиции. Из одной выходит майор с мечом на поясе и предлагает Хоангу свою защиту. Хоанг садится к нему в машину, и та уезжает. Французы так и остались стоять с разинутыми ртами. Говорят, сейчас Хоанг не то в Хюэ, не то в Сайгоне.

— Так это же настоящий скандал!

— А как же! Хоанг — персона. Я как-то в начале лета зашел к нему, он мне рассказал, что получил письмо от Кыонг Де. Тот утверждает, что у нас нет иного выхода, кроме как воспользоваться помощью японцев. Что там ни говори, они все-таки ближе и по крови и по духу.

Хой рассмеялся:

— Тут еще не известно, кто кем воспользуется! Помните историю с вьетнамскими частями, что перешли к японцам в Лангшоне? Лок писал об этом в своем дневнике. Так вот, японцы тогда использовали вьетнамских солдат в бою, а потом выдали их французам.

— Тогда — одно, теперь — совсем другое! — возразил Дьем. — Что говорить, несладко просить милости у чужого дяди. Но видно, такова уж наша участь! То, что предлагает Вьетминь, выглядит очень заманчиво, но нам, по-моему, это не под силу. И не вовремя. «Страны оси» одерживают одну победу за другой. Они сейчас сильны, как летящий дракон. У нас действительно нет иного выхода!

— Неизвестно, что будет дальше. Я слышал, русские дерутся отчаянно. Страна у них огромная, и народу много. Едва ли Гитлер справится с Россией.

— Ты все о своем! Да Гитлер уже у ворот Москвы! Я же говорил тебе, что он проштудировал военный трактат Сунь-цзы. В его руках армии почти всей Европы!

— Гитлер, дядя, не сильнее Наполеона. Несколько недель назад немцев остановили под Москвой. Разве вы не читали? Держу пари, им не взять Москвы!

Дьем рассмеялся:

— Ни ты, ни я ничего не знаем. Мы можем только гадать. Бог с ними! Все это слишком далеко от нас. А у нас, я считаю, только один шанс. Не знаю, какими потом окажутся японцы, а сейчас у них грызня с французами, и это нам на руку! Но наш час еще не пробил. В душе народа нет еще единого стремления. Правда, наблюдая, как действует молодежь, могу сказать: это — начало подъема! У нас мало просвещенных людей. Они разбрелись в разные стороны, но конечная цель у всех у них — спасение нации. Не может быть, чтобы они не нашли выхода!

Старый учитель замолчал и стал разжигать потухшую трубку.

— Как чувствует себя Лок? — перевел разговор Хой.

— Он перестал буйствовать, но теперь у него какое-то подавленное состояние. Боюсь, не хуже ли это.

Дьем тяжело вздохнул.

Поговорив еще немного, Хой позвал Донга и стал прощаться.

— Только не забудь, — уже в дверях шепотом напомнил Дьем, — как прочтешь — сожги. Лучше сегодня же вечером.

Возвращались домой молча. В ветвях высоких деревьев шумел ветер. Вспомнив об аквариумах дядюшки Дьема, Хой невольно улыбнулся.

Несколько дней спустя, дождливым вечером, Хой сидел за столом и писал, как вдруг у входной двери послышался знакомый голос. Кто-то спрашивал о нем. Хой вышел. У порога стоял юноша в мокром плаще. Глубокий нон скрывал его лицо.

— Кто тут спрашивает меня?

Юноша снял нон.

— Ким! Вот это да! Как тебе удалось найти меня?

Ким расплылся в улыбке, стирая с лица дождевые капли.

— Я был в Хайзыонге, искал вас там, и Тхао направила меня сюда.

Ким повесил мокрый плащ под навес крыши, снял облепленные грязью деревянные сандалии и вошел в дом. Хой, не переставая улыбаться, налил гостю горячего чая.

— Дождь-то какой, продрог небось, пока добирался. Ладно, сядем ужинать, за столом и поболтаем. Переночуешь у меня. Да ты насквозь промок! Одень-ка пока мои брюки, твои надо высушить.

— Пустяки, — возразил Ким, — только одна штанина мокрая. Пойдем на кухню, у очага быстро высушу. А где Донг?

— Он дает сейчас уроки, приедет часов в десять. Ну, тогда пошли на кухню.

На кухне у очага сидела Быой, дожидаясь, когда сварится рис. Ким поздоровался, обратившись к ней на «вы». Быой захихикала, прикрыв рот ладонью, и подвинулась, освобождая гостю место поближе к огню.

— Чем же ты занимался все это время? Удалось продолжить учебу?

— Нет, я работал, — ответил Ким, кинув взгляд на Быой.

— И конечно, встречался со своей знакомой! — пошутил Хой.

Ким улыбнулся, но промолчал.

— Погоди, как же ее звали? — Хой постучал себя пальцем по лбу. — Хыонг, кажется. Ах да, Ханг!

— Я потом расскажу вам, — уклончиво сказал Ким, продолжая улыбаться. — Ваша Тхао так тепло встретила меня! Устроила настоящий пир. Приготовила что-то очень вкусное из рыбы. А Ван — прелесть! Но вы, оказывается, совсем не пишете домой. Жена с ума сходит. Тем более что вы теперь — писатель!

— Писатель-маратель! Мы же не в том возрасте, что вы с Ханг.

— Ну, не скажите! Ей покоя не дают ханойские девушки.

От брюк Кима валил пар. Закипел рис. Быой сняла крышку и заглянула в котел. Потянуло ароматом вареного риса.

— Надо же! — Ким схватил Хоя за руку, точно еще не веря в реальность встречи. — Все-таки я разыскал вас!

По случаю прихода гостя Бинь выставил на стол небольшую бутылку водки и блюдце жареного арахиса. За ужином друзья погрузились в воспоминания. Давно уже Хой не испытывал такого удовольствия от беседы. И, как обычно в минуты радости, его охватила тоска по жене и детям, особенно по Нга. Слова Кима вызвали угрызения совести. Ведь он знает, как ревнива Тхао, и все же ленится писать! При мысли о ревности жены Хой улыбнулся. Тхао почти не выезжала из деревни, и в ее представлении все ханойские девушки были красавицами. Нужен он ханойским девушкам! Нет, хватит! Если удастся получить за роман несколько десятков донгов, он останется в деревне до самых новогодних праздников. Хоть несколько месяцев побудет с семьей. Можно писать и у себя в деревне.

Стало совсем темно, когда они закончили ужин и пошли в комнату пить чай.

— Ну, теперь-то ты мне расскажешь про Ханг?

— Да вы и сами, наверное, догадываетесь, что произошло. Ушел я тогда из школы, вернулся домой. Она прислала мне письмо. А недавно мы встретились с ней. Девушка, в общем, хорошая, но дочь богатых родителей. Так что тут все сложно.

— Значит, ты теперь не учишься? Жаль!

— Где уж там учиться после всего, что произошло. Да теперь и не тянет на учебу. — Ким помолчал и, понизив голос, добавил: — Вам я могу сказать. Я уже около года на революционной работе…

Только теперь Хой заметил перемены, происшедшие с его другом, которого он по привычке все еще считал мальчиком. Молочный Ким возмужал, в глазах у него появилась настороженность, и говорил он теперь с мягкой улыбкой. Радостное бездумное настроение, вызванное встречей, улетучилось, Хой внимательно смотрел на друга. Ким заглянул в соседнюю комнату и, убедившись, что там никого нет, вынул из кармана небольшой сверток: