Ан шла по противоположной стороне улицы, но и тут ее преследовал жуткий, тошнотворный запах, к горлу подступала дурнота. И хотя в темноте Ан не видела мух, но она слышала, как с каждым ее шагом несметные рои снимались с места и с жужжанием носились вокруг.

Ан достала из кошелки платок, чтобы вытереть пот с лица. Было душно. От раскаленных за день тротуаров шел пар. С железнодорожного моста выскочил японский грузовик с солдатами, ослепив ее ярким светом фар и подняв тучи пыли. Ан прикрыла полою платья рот и нос, пережидая, когда уляжется пыль.

Свет фар исчез вдали, и теперь Ан казалось, что стало еще темнее. Улицу перебежали несколько огромных крыс. Они скрылись в отверстии канализационной трубы. Ан вздрогнула. О небо! Сколько раз, с самого детства, приходилось ей переживать бедствия, но никогда еще она не видела, чтобы по всему городу валялись трупы, никогда не видела она столько мух и столько крыс!

На дверях дома висел замок. У Сона сегодня ночное дежурство. От усталости Ан едва держалась на ногах, даже ужинать не хотелось. Странно, каким пустым казался дом без Чунга! Последнее время Сон стал брать его с собой, чтобы Ан было спокойнее. Конечно, больница не место для мальчишки, но оставлять его дома Сон не хотел, боялся, как бы тот не заразился: в Хайфоне свирепствовала малярия. В одном только их переулке она унесла десятка полтора людей. Особенно жаль было Тощую Хай. Малярия в несколько дней скрутила ее, а за ней и всю ее многочисленную детвору. Один только мальчик-первенец Тощей Хай чудом остался в живых и теперь бродил где-то вместе с ватагой таких же голодных ребятишек. Каждый вечер, возвращаясь с работы, Ан проходила мимо дома соседки и думала: всего несколько дней назад здесь жила большая семья, а теперь от нее не осталось и следа!

Ну, пора готовить ужин. Прихватив лампу, Ан вышла в кухню. Сейчас, когда дома не было ни Сона, ни Чунга, у нее все валилось из рук. Ей самой достаточно горсти вареных водяных вьюнков да немного рису.

Составив котелок с рисом поближе к очагу, чтобы он дошел на жару, Ан пошла к водоему во дворе и, набрав воды, понесла в дом, помыться. Прохладная вода вернула ей бодрость, захотелось есть, но едва она взяла палочки в руки, как к горлу подступил комок и она с трудом заставила себя сделать несколько глотков. Ей казалось, что она вырывала еду изо рта у умирающего с голоду!

Стук в дверь заставил Ан насторожиться.

— Есть здесь кто-нибудь? Сон!

Узнав голос Гай, Ан побежала открывать.

— Помоги внести!

Ан подхватила и помогла внести два больших свертка, завернутых в циновки. Они отнесли свертки в дальнюю комнату, положили их там на топчан, и Гай вышла посмотреть на улицу. Удостоверившись, что кругом все спокойно, она вернулась в комнату:

— Все в порядке! Я остановила рикшу на углу и оттуда тащила эту тяжесть на себе.

— А что там?

— Винтовки!.. — шепотом ответила Гай и обернулась на дверь. — Надо спрятать их.

— Дай хоть взглянуть сначала.

— Да чего там смотреть.

Однако Гай все же прошла с Ан в дальнюю комнату и сама развязала сверток. В тусклом свете лампы заблестела черная вороненая сталь стволов. Женщины молча смотрели на это орудие уничтожения, которое они привыкли видеть в руках врагов.

Потом они так же молча закрыли и завязали свертки, и Ан унесла их во двор.

Надежно спрятав винтовки, она вернулась в дом и села рядом с Гай ужинать.

— Я только что виделась с сестрой Кхака! — сказала Гай.

Ан вся обратилась в слух. Гай, искоса взглянув на нее, продолжала:

— Я рассказала ей про тебя. До чего милая девушка!

— Да, над семьей Кхака прямо какой-то рок!

На глаза Ан навернулись слезы и, стараясь скрыть их, она опустила голову.

— Ну вот, и тут слезы, — ласково сказала Гай, — до чего же быстро это у вас. Небось, когда встретитесь с сестрой Кхака, затопите деревню!

Но Ан уже вытирала глаза и улыбалась.

— А что, и затопим! Ладно, расскажи мне лучше, что нового слышно.

Было уже за полночь, когда они улеглись. Ан не спалось, рассказы Гай разбередили старую рану. Как жаль, что Кхак не дожил до этих дней, наконец-то становится явью то, о чем он мечтал, за что боролся.

Ан вздохнула.

— Ты что? Спать надо!

— Послушай, Гай…

— Ну?..

Ан приподнялась на локте и прошептала в темноте:

— Ведь там, в военной зоне, нужны и лекарства и медработники. Не мог бы Сон вам пригодиться? Возьми его с собой…

— Ну хорошо, он уйдет, а кто будет тебе помогать?

— Он, конечно, очень любит и меня и Чунга, но не держать же его вечно при себе! Ты знаешь, он многому научился, пока работал у врача.

— Я-то знаю… Ну ладно, посмотрим. С одной стороны, он, конечно, был бы очень полезен там, с другой стороны, если он останется здесь, может помочь доставать нам лекарства. А их сейчас не так-то просто достать…

— Лекарства ты можешь спокойно поручить ему. Он непременно раздобудет. Знаешь, я думаю оставить работу. Если Сон уйдет, попрошу Тиепа, чтобы он взял меня на его место.

— А не боишься?

— А чего бояться? Мне кажется, это человек порядочный, не думаю, чтобы он стал меня домогаться. Если я буду там работать, можно легко лекарства доставать… А потом надо бы съездить на родину Кхака, привезти сюда его тетку и дочь. Суну взятку старосте, чтоб дал на них продовольственные карточки, а нет — и так проживем, с голоду не помрем. А в деревне им неоткуда помощи ждать… В январе отвезла им килограммов десять риса, но ведь этого мало, только как-нибудь перебиться. Я уговаривала тетку Кхака перебраться к нам, но она отказалась, боится нас стеснить. Но сейчас постараюсь ее все-таки убедить, и думаю, она согласится, оставлять их сейчас в деревне никак нельзя, совсем пропадут с голоду!

Гай помолчала и тихонько вздохнула.

— Как-нибудь перебьемся. Думаю, теперь уж недолго осталось. Борьба идет не на живот, а на смерть. Не сегодня-завтра начнется восстание.

— Ну а мне найдется наконец работа?

— Завтра пойдешь в Тхюингуен, найдешь нашего человека, скажешь, чтобы подогнал лодку сюда, послезавтра к вечеру она во что бы то ни стало должна быть на условленном месте на реке Зе. Задание то же: встретить людей, принять оружие. Ты пойдешь, а я останусь, из Киентхюи передали: к нам хочет перейти группа солдат, говорят, у них немало оружия. Завтра схожу встречусь с ними, узнаю, в чем там дело.

Давно уже прошел условленный час, а матросов с «Меконга» все нет как нет. Дощатая лодка, привязанная к шесту, спрятана в камыше. На ней ни фонаря, ни факела. Гай и лодочники ждут в нетерпении и тревоге.

— Уж не случилось ли чего? Вы побудьте здесь, а я пойду разузнаю.

Гай выбралась на берег. В непроглядной тьме, то и дело оступаясь на едва различимой тропинке, Гай спустилась вниз. Теперь под ногами у нее то кочки, твердые как камень, то хлюпает грязь. Днем от берега до шоссе рукой подать, а сейчас, в этакую темень, Гай никак не доберется. Она уж стала беспокоиться, не заблудилась ли, но тут в темноте почти в двух шагах от нее мелькнула белесая полоса дороги. Наконец-то!

После кочек по асфальту шоссе так легко шагать! Гай почти бегом устремилась к бензохранилищу.

— Кто там? — раздался чей-то шепот из зарослей бамбука возле дороги.

— Я. Где ребята? Это ты, Ан?

— Гай? Ребята с корабля уже прибыли, и их встретили.

— Давно?

— Не очень.

— В какую сторону они пошли?

— Я в темноте толком не разобрала, по-моему, спустились к берегу реки.

Значит, скоро все будут здесь. У Гай отлегло от сердца. Она присела на корточки рядом с тележкой, стоявшей в зарослях бамбука. Вдали сверкнула молния, осветив тяжелые, низкие тучи.

Пока Гай сидела в темноте на обочине дороги, поджидая матросов, на палубе военного корабля «Меконг» события шли своим чередом. При свете фонаря Лап с друзьями играли в карты, а рядом стояли зачехленные тяжелые пулеметы. Неподалеку, на носу корабля, в легких креслах сидели четыре японских офицера, сидели спиной к игрокам, смотрели на огни Хайфона и, покуривая сигареты, перебрасывались фразами. Какой-то матрос, уставившись в темноту ночи, рассеянно тянул на губной гармонике мечтательно-грустный мотив.