Пока я сидел и ждал, когда высохнет клей, в ванную зашел Мурра и предложил мне выпить.

— Простите? — не понял я.

— Или установщики душевых кабин не пьют при исполнении?

— Разве что в телефильмах, — ответил я.

Он привел меня на кухню, достал бутылку, лед и пару стаканов.

— Вы очень любезны, — сказал я.

— Может, я и не умею любить, — проворчал Мурра, — зато никогда не напиваюсь в одиночку.

— А мы что же, собрались напиться? — спросил я.

— Если у вас нет других предложений.

— Знаете, мне надо минутку подумать.

— Напрасно, — сказал Мурра. — Так можно пропустить все самое интересное. Вот поэтому вы, янки, такие ледышки. Слишком много думаете. И поэтому так редко женитесь.

— Последнее, пожалуй, от недостатка денег, — вставил я.

— Нет-нет, тут все сложнее. Вы просто не умеете хватать чертополох.

Ему пришлось объяснять, что если правильно схватиться за стебель чертополоха — быстро и крепко, — то не уколешься.

— Ни за что не поверю, — сказал я, имея в виду фокус с чертополохом.

— Типичный новоанглийский консерватизм, — заметил Мурра.

— Вы, стало быть, не из наших мест.

— О нет, судьба уберегла. Я из Лос-Анджелеса.

— Наверное, хороший город, — сказал я.

— Ну-ну! Все фальшивки, как один.

— Вам, конечно, виднее.

— Поэтому мы здесь и поселились, — объяснил Мурра. — Как говорила моя жена — то есть вторая жена — всем репортерам на нашей свадьбе, «мы сбежали от фальши. Мы будем жить среди настоящих живых людей, мы поселимся в Нью-Гемпшире! Нам с мужем еще предстоит обрести себя. Джордж будет писать, писать, писать без перерыва! Он напишет для меня самый прекрасный сценарий в истории кинематографа!».

— Как мило.

— Вы разве не читали интервью в газетах и журналах?

— Нет. Я однажды встречался с девушкой, которая выписывала журнал «Киноман», но это было давным-давно. Понятия не имею, что с ней сталось.

В ходе этой беседы из галлонной бутыли первоклассного бурбона «Погребок старины Хикки» исчезла — или была похищена, или испарилась, или чудом пропала — примерно пятая часть.

Я не помню дословно нашего разговора, но в какой-то момент Мурра рассказал, что женился очень молодым, в восемнадцать лет. Узнал я и то, кто такой Джон.

Мурре было очень больно говорить о Джоне.

— Джон — мой пятнадцатилетний сын. Других детей у меня нет. — Мурра помрачнел и показал пальцем на юго-восток: — Он живет всего в двадцати двух милях отсюда. Так близко… и так далеко.

— А почему он не остался с матерью в Лос-Анджелесе?

— Вообще-то живет он там, а сюда приехал учиться в «Маунт-Генри». — «Маунт-Генри» — очень хорошая подготовительная школа для мальчиков. — Я и в Нью-Гемпшир-то переехал в основном ради него. Хотел быть ближе. — Мурра потряс головой. — Думал, рано или поздно он со мной свяжется — перезвонит или ответит на письмо.

— Но он не связался?

— Ни разу. Знаете, что сын сказал мне напоследок?

— Нет.

— Когда я развелся с его мамой и женился на Глории Хилтон, на прощание Джон сказал мне: «Отец, ты ничтожество. Надеюсь, что до конца жизни не услышу от тебя ни слова».

— Н-да… сильно.

— Вот-вот, дружище, — прохрипел Мурра и уронил голову. — Так и сказал: «ничтожество». Хоть и мал был, а слово выбрал правильное.

— Но сегодня вам удалось выйти с ним на связь? — спросил я.

— Я позвонил директору школы и сказал, что в семье случилась беда, пусть Джон мне перезвонит, — ответил Мурра. — Слава богу, сработало. И хотя я — полное ничтожество, он согласился завтра со мной встретиться.

В ходе нашего разговора Мурра посоветовал мне как-нибудь поинтересоваться статистикой. Я пообещал, что непременно поинтересуюсь.

— Статистикой вообще или какой-то конкретной? — уточнил я.

— Бракоразводной.

— Страшно даже представить, что я там обнаружу.

— Если верить статистическим данным, — сказал Мурра, — половина семейных пар, которые поженились в восемнадцать, в конечном счете распадаются.

— Я тоже женился в восемнадцать.

— И до сих пор женаты?

— Двадцать первый год пошел, — ответил я.

— Неужели вы не чувствуете себя обделенным? Как же веселая молодость, лихие денечки?

— Ну, в Нью-Гемпшире они приходятся на возраст от четырнадцати до семнадцати.

— Хорошо, представим такую картину, — не унимался Мурра. — Допустим, все эти годы вы были женаты: ссорились с женой по всяким пустякам и большую часть времени чувствовали себя разбитым и никчемным…

— Очень хорошо вас понимаю, — сказал я.

— Допустим, в Голливуде заметили вашу книжку и попросили написать сценарий для картины, в которой снимется Глория Хилтон.

— На это моего воображения не хватит.

— Так, ладно… Возьмем вашу работу: что будет для вас самым большим достижением?

Я призадумался.

— Ну, скажем, получить заказ на противоураганные окна «Флитвуд» для всей гостиницы «Коннерс». Это около пятисот окон, а то и больше.

— Прекрасно! Вы только что подписали контракт. Впервые в жизни у вас в кошельке завелись настоящие деньги. Вы поссорились с женой и думаете о ней всякие гнусности, жалеете себя и по большому счету готовы удавиться. Но директором гостиницы оказалась Глория Хилтон — какой вы ее видели в кино.

— Дальше.

— Ну а дальше вы ставите окна, и после установки каждого вам сквозь стекло улыбается Глория Хилтон: будто вы Бог или еще кто.

— А в доме осталась выпивка? — спросил я.

— Допустим, это продолжалось три месяца. И каждый вечер вы возвращались домой, к жене, которую знаете всю свою жизнь и которая вам почти как сестра, и она все нудит, нудит о каких-то пустяках…

— Смотрю, у вас и без противоураганных окон очень жарко, — выдавил я.

— И допустим, Глория Хилтон в один прекрасный день вдруг сказала вам: «Не бойся быть счастливым, бедненький ты мой! Ах, бедненький, мы с тобой созданы друг для друга! Я млею, когда вижу тебя за работой. Боже, как тебе не повезло с женой, у меня сердце прямо разрывается от горя! А ведь со мной ты был бы так счастлив!»

После этого мы с Муррой, насколько я помню, отправились на поиски чертополоха. Он хотел показать, как схватить стебель и не пораниться.

Чертополоха мы так и не нашли, зато повыдергивали с корнем много других растений: швыряли их прямо с комьями земли о стену дома и громко хохотали.

А потом мы потеряли друг друга на великих просторах Нью-Гемпшира. Я какое-то время пытался докричаться до Мурры, но он отвечал все тише, тише, и в конце концов я чудом оказался дома.

Своего возвращения я не помню — зато помнит жена. Говорит, я всячески грубил и хамил ей. Утверждал, будто продал пятьсот окон «Флитвуд» гостинице «Коннерс». И посоветовал как-нибудь поинтересоваться бракоразводной статистикой.

Затем я поднялся в ванную и снял старую стеклянную загородку, объяснив это тем, что мы с Муррой поменялись дверцами. Я демонтировал свою и уснул прямо в ванной. Когда жена попыталась меня растолкать, я прогнал ее и заявил, что Глория Хилтон только что выкупила гостиницу «Коннерс» и скоро у нас свадьба.

Еще я хотел рассказать что-то важное о чертополохе, но так и не смог выговорить это слово и снова заснул.

Тогда жена посыпала меня солью для ванн, включила холодную воду и ушла спать в комнату для гостей.

На следующий день около трех часов дня я пришел к Мурре, чтобы поставить окна и узнать, как же мы договорились поступить с дверцей для кабинки. На всякий случай у меня в кузове лежало две дверцы: моя старая, с фламинго, и его — с портретом Глории Хилтон.

Я уже собрался звонить в дверь, когда услышал стук в окно на втором этаже: из него высовывалось взволнованное лицо Мурры. Поскольку моя лестница уже стояла у дома, я поднялся по ней и спросил, что стряслось.

Мурра открыл окно и пригласил меня внутрь. Он был очень бледен и весь дрожал.

— Ваш сын уже здесь? — спросил я.

— Да, ждет внизу. Я забрал его с автобусной остановки час назад.