По мере того, как бегут минуты, их восприятие друг друга не становится менее критичным, но в него закрадывается толика симпатии. Он думает: «А по ее виду можно сказать, что недостатка в еде она не испытывает. Маленькая толстушка. Мне нравится. Правда, выглядит усталой. Контора — не место для такой девушки, как она. Наверняка всякие волокиты проходу ей не дают». А она размышляет, мол «мужчины такие беспомощные. Только посмотрите на этот воротничок — позор! Кто-то должен его перелицевать. Перелицуешь — и носи рубашку еще хоть целый год».
Их взгляды на мгновение встречаются, и девушка начинает писать воображаемое письмо матери, в котором рассказывает, как трудно в большом городе завести друзей, а после предается фантазиям: «сегодня вечером я встретила очень славного молодого человека. Мы ходили с ним на спектакль, а потом выпили содовой. Я почувствовала себя как дома». А он в то же время воображает, как приглашает ее в театр, и сердце у него бешено колотится.
Каждый старается придумать предлог для знакомства, но ни одному не хватает смелости сделать первый шаг. Она думает, мол, можно сделать вид, будто заблудилась, но ей страшно рисковать: «Я бы умерла, если бы он подумал, что я обычная дешевая…» Ему не хочется, чтобы поняла его превратно. Подъезжает автобус, и девушка импульсивно в него садится, хотя это и не тот, которого она ждала, и надеется, что парень войдет следом. Дверь закрывается, но парень вдруг осознает, что она уже в автобусе. Он барабанит в дверь, входит и садится на свободное место рядом с ней. Они набираются смелости завести пустой разговор и признать, что оба обычно ездят домой другим маршрутом.
— Чей же это автобус? — спрашивает она.
— Наш, — рискует ответить он.
— Ладно, — говорит она. — И куда он нас везет?
— Не знаю. Поедем вместе и выясним…
«Они робко посмотрели друг на друга и улыбнулись. Городскую мглу вдруг словно смыло водой. Мир вокруг стал чистым и теплым, а впереди засверкало будущее, которое можно было обсуждать, пока они в трепетной надежде ехали к неведомому чуду, ожидавшему в конце этого зачарованного маршрута».
Знаю, знаю, современному читателю, привыкшему к сериалу «Девчонки» на канале «НВО», этот «рассказ пятидесятых» и его наивные, не от мира сего персонажи покажутся ископаемым пережитком из плезозойской эры. Но если читателям по душе «литературная археология», то «Город» достоверно воссоздает ту эпоху и делает это с легкостью и изяществом, поднимающими простоту на уровень искусства.
Сам Курт Воннегут не слишком хорошо отзывался о подобных рассказах. Например, рассказ, который, на мой взгляд, хорош и сегодня, Воннегут в предисловии к сборнику «Добро пожаловать в обезьянник» назвал «тошнотворно глянцевой любовной историей из «Лейдиз хоум джорнал», которую редактор, помоги нам Боже, снабдил заголовком «Долгая прогулка в вечность»». Курт писал, что включил этот рассказ в свой первый сборник «из уважения к браку, который состоялся» (его первый брак с любовью его студенческих лет Джейн Кокс), и с явным притворством добавлял: «Сам я озаглавил его “Ад, с которым миришься”. Разумеется, ни сам Курт, ни его литературные агенты не послали бы рассказ о любви с таким названием в женский журнал 1950-х годов (он был опубликован в 1960-м.). Далее он старается реабилитировать себя за то, что считал в 1968 году сентиментальностью, за рассказ, в котором «описываются послеполуденные часы, которые я провел с моей невестой. Стыд и позор переживать сцены из женского журнала».
В предисловии к «Обезьяннику» он писал: «Моя жена красива. Я никогда не встречал жены писателя, которая не была бы красива». (И я тоже, включая мою собственную.) В пятидесятых женщины, хотевшие стать писательницами, часто выходили замуж за писателей и в награду становились их редакторами, литературными агентами и домохозяйками — если считать это достойной наградой. Их судьбы сравнимы с судьбами женщин той эпохи, которые хотели сделать карьеру в церкви и становились церковными органистками. «Мне сказали, что подняться выше и надеяться нечего», — сказала мне одна бывшая органистка, которая в 1981 году поступила на обучение в семинарию, чтобы получить сан.
Единственные персонажи в «Долгой прогулке в вечность» — парень и девушка (как они сами бы себя называли в годы Второй мировой войны, к которым отнесено действие рассказа), и в рассказе нет описания их внешности. Солдату по имени Ньют и девушке Кэтрин по двадцать лет, и нам дают понять, что они знают друг друга очень давно, но не виделись с тех пор, как парень записался добровольцем.
Давний друг Курта Виктор Джоз (они познакомились, когда учились в школе в Шортридже и оба состояли в литературном клубе) как-то сказал мне, что сюжет рассказа очень близок к событиям из жизни самого Курта. Он познакомился со своей будущей женой Джейн в подготовительных классах и много лет ухаживал за ней. Вернувшись в 1944 году на побывку, он узнал, что Джейн обручилась с неким парнем из колледжа Суортмор. И «Курт поспел как раз вовремя», чтобы уговорить ее порвать с женихом.
В рассказе Кэтрин открывает дверь, держа в руке журнал, посвященный нарядам для свадеб, и очень удивляется, увидев на пороге Ньюта.
«Он служил рядовым первого класса в артиллерии. Мятая форма, пропыленные насквозь сапоги, щеки заросли щетиной. Он потянулся к журналу:
— Какой красивый журнальчик, дай посмотрю.
Кэтрин дала.
— Я выхожу замуж, Ньют, — сказала она.
— Я понял. Пойдем гулять».
Пока они прогуливаются, он объясняет, что не сможет попасть к ней на свадьбу, которая состоится уже на следующей неделе, потому что будет на гауптвахте, ведь его непременно туда посадят, когда он вернется и сообщит, что уходил в самоволку. На гауптвахте ему придется провести тридцать дней.
На вопрос, зачем он вернулся, он отвечает, мол, повидаться с ней.
Он хотел повидаться с ней, потому что он ее любит.
«— Ты так не вовремя признался мне в любви! Ведь ты раньше никогда ничего подобного не говорил!»
Она взбудоражена и рассержена, и хочет остановиться, но он идет дальше: «Шаг один, шаг второй, по лесам и долам, по мостам…» Всякий раз, когда она хочет остановиться, он уговаривает ее идти дальше. Наконец, они садятся под деревом. Она устраивается подальше от него и смотрит, как он засыпает. Позднее она его будит. Он просит ее выйти за него замуж, а она отвечает отказом, и тогда он уходит.
«Кэтрин провожала взглядом его силуэт, исчезающий в длинной перспективе деревьев и теней, и думала: если он сейчас остановится, если обернется, если позовет ее, она обязательно к нему побежит. По-другому просто нельзя».
Он останавливается, поворачивается и зовет. И она бежит к нему.
Рассказ построен на скудных, лаконичных репликах: Ньют уговаривает Кэтрин идти дальше, а она протестует, но идет. Не имея никаких сведений об их прошлом или характерах, не зная про них никаких «фактов», мы начинаем чувствовать, что они нам знакомы. Нам очень не хочется, чтобы Кэтрин вышла замуж за своего жениха, мы бы предпочли, чтобы она выбрала Ньюта, и так и происходит.
Рассказ имеет аккуратную, неизбежную концовку хемингуэевского рассказа, построенного на диалоге — но не таком обрывистом и резком, не таком жестком. С другой стороны, он не производит впечатления сентиментального: никто не произносит цветистых речей, не закатывает мелодраматичных сцен. В нем есть естественный ритм, сродни дыханию, сродни ходьбе — «Шаг один, шаг второй, по лесам и долам, по мостам…»
Воннегут овладел формулой написания романтического рассказа для глянцевых журналов, однако отказался от ее основополагающих элементов — юных красавиц и ослепительных героев. Он вырывался из оков общепринятых правил и нашел для себя нечто оригинальное и уникальное, истинно передающее жизнь (его жизнь). При всем его самобичевании, что написал подобный рассказ (а ведь невзирая на собственные протесты, он все-таки включил его в свой первый сборник), он, возможно, просто стыдился, что открыл людям, насколько глубоки его собственные чувства, что в те времена считалось недостойным мужчины. Возможно, поэтому ему было так трудно писать о женщинах.
