Ведь если его отец жив — то увиденное в камне не про Теона. И кто-то другой, кого миррор тоже когда-то наделил темной силой, убил своих родителей.

— Он погиб. Давно.

— Мне жаль, — собственный голос дрогнул по двум причинам. Во-первых, Теон произнес это с абсолютным безразличием. Во-вторых, шансы того, что видение все-таки было о нем, вдруг многократно преумножились. — А мама? Ее ты тоже ни разу не упоминал?

Сердце пустилось в бешеную гонку, но остановится на полпути я не могла. Лицо вспыхнуло, а спрятанные под столом ноги задрожали. Я взяла со стола бокал с водой и утолила жажду, заодно прячась от Теона.

— Она ушла вслед за ним. — Мотт проследил, как я отпила и дрогнувшей рукой вернула стеклянный сосуд на стол. — Теперь твоя очередь, Лея. Расскажи мне, кто твои родители.

— Было бы, что рассказывать, — пожала плечами, все еще переваривая его слова. — Ты же не забыл откуда я? — невесело усмехнулась.

— Не уверен, что понимаю, к чему ты клонишь, — судя по сконцентрированному на мне взгляду, ответил он честно.

— Я… — громко выдохнула, прежде чем преподнести вс как есть, но давить на жалость не хотелось. — Меня вырастило правительство.

— Но тебя кто-то родил, — Теон направлял разговор в нужное ему русло.

— Кто-то, да, — кивнула я. — В Третьемирье это частая практика — оставлять ненужных, или нежеланных детей.

Он будто хотел что-то сказать в ответ, но в зале появился Лекс. Мотт тихо уверил, что мы продолжим разговор в другой раз, и поприветствовал вошедшего брата.

Правитель выглядел не так сдержанно, как Теон, но и не так вычурно, как остальные гости. Ткань его костюма тоже была расшита, но не золотом, а выглядящим скорее скромно серебром, и совсем тонкими узорами.

Видимо, противостояние матерым дипломатам, особенно когда их много, дается ему не так легко, как Теону. Хотя, Лекс Рейн — правитель. И скорее всего, он вынужден находить с подчиненными компромисс. Где с одной стороны на тебя давят старинные устои, а с другой — новое время, требующее незамедлительных перемен.

Лекс сел во главе стола, справа от него был Теон, рядом с ним я. Зал бурлил приветствиями, хвалами и пожеланиями — все в честь правителя, а стоило голосам утихнуть, я ощутила всю тяжесть предстоящих обсуждений.

— Прошу позволения начать со перечня докладов за сегодняшний день! — из-за стола поднялся коренастый и седовласый толстячок с листом бумаги в руках. Крупные пальцы украшали кольца. Много колец. — Думаю, прежде чем обсуждать прогнозы и строить планы, стоит хорошенько поразмыслить с чем же мы имеем дело, — он смотрел на правителя с широкой улыбкой, расплывшейся по масленому лицу.

— Приступайте, Фрид, — ровно ответил Лекс.

— В силу потрясающего явления, о котором нам известны лишь жалкие крупицы, повсеместно до сих пор происходят положительные перемены! На сегодняшнее утро ни в одной провинции не осталось замерзших водоемов.

По залу рассыпались рукоплескания, среди которых замешались восторженные голоса:

— Небеса сжалились…

— Это было испытание, которое окончилось победой духа…

— Проклятье снято!…

— Продолжаю, — гордо произнес тот, кого Лекс назвал Фридом. — Натуроведы пришли к выводу, что пробудились, в большинстве своем, лесные звери и птицы. Потрясающие новости!

И снова его словам захлопали. Все, кроме Теона и Лекса. Я же сидела, стараясь ничего не пропускать мимо ушей.

— Дикие звери, — голос правителя, жесткой ноткой напоминающий голос мотта, заставил всех напрячься, — и даже птицы, никак не относятся к домашнему хозяйству. Если только из лесов не начнет вдруг выходить скот: крупный, мелкий и птица. Тогда, конечно, я пойму вашу радость.

— При всем уважении, на обеспечение народа скотом, нужно время… — улыбка еле-еле держалась на блестящих щеках. — Требуется найти продавцов из других земель. Договориться о количествах. Доставить, так сказать, животину. Да и как ее потому распределять?.. — развел руками он. — Безвозмездно? Или за плату, что будет разумнее, но какую? Все эти, и многие другие нюансы требуют времени, — важно закончил он.

— Которого нет, — скучающе и негромко отозвался мотт. — Вас однажды уже едва не вынесли на вилах прямо из спален ваших домов. Неужели вы, — он осмотрел каждого присутствующего, — не сделали выводов?

Я нахмурилась, вслушиваясь.

— Тогда ситуация была иная! — говорил только Фрид. — Без каких-либо вариантов. Земля была заледенелая, что камень. Народ обезумел от холодов и голода…

— Отчет начался с того, что все оттаяло, — Теон говорил это таким тоном, что я не завидовала его оппоненту. — Народ, как вы выразились, это тоже видит. И видит бездействие упитанной власти.

— На хорошее решение нужно время! — блаженно улыбался толстячок, будто не заметил укора в словах мотта.

— Есть такие решения, Фрид, на которые его просто нет. Нужно действовать. Прямо сейчас! И уже по ходу событий вносить необходимые изменения.

— Максимус Рейн, да позаботятся Небеса о его душе, был сторонником взвешенных и продуманных деяний, неужели вы не помните? — медовым голосов пропел толстяк.

— Я помню отца, — тихо, но в звенящей пустоте зала, пронзительно громко произнес Теон. — И помню, как закончилось его правление.

— Прекрасный был человек…

— Еще я помню, что сходило с рук его приближенным. И не допущу этого снова. У вас всех есть день, а точнее ночь, чтобы продумать план вместе со всеми деталями. Завтра утром я жду решения, — медленно и внятно проговорил Теон. — В противном случае, мы будем говорить о последствиях.

— Могу я поинтересоваться, каких? — уже без тени улыбки спросил Фрид.

— Роспуск, — отчетливо произнес мотт, и в ответ зал наполнился слабым недовольством. Мужчины ерзали на стульях, краснели и вздыхали, кто-то хватался за голову.

— Но это же просто… очередная расправа над властью! — развел руками толстяк, заискивающими взглядами ища поддержки у других гостей. — Так и до очередного кровопролития недалеко, — сказав это, он посмотрел прямо на меня. И, ох, мне это не понравилось…

Будто он знал о моих подозрениях и решил подбросить доказательство.

— Я рад, что вы помните, Фрид, — Теон поднялся из-за стола, посмотрел на оппонента сверху вниз. — Даю вам пять минут. Посовещайтесь перед тем, как принесут еду. Позже продолжим.

И стол сразу же разделился на две группы. В одной стороне Теон что-то обсуждал с Лексом, а в другой десятки взволнованных и раскрасневшихся, словно помидоры, стариков бурно обменивались тихими возмущениями.

Я так и осталась сидеть между двух лагерей, замершая и растерянная.

Почему в этом зале всем командует мотт, и почему Лекс, правитель, молча кивал его словам?! Разве не должно быть наоборот? Вообще ничего не понимаю…

И почему?.. Небеса, почему Фрид говорил о кровопролитии и расправе? Зачем припоминал покойного Максимуса Рейна?

Передо мной будто лежала мозаика, в которой я собрала и соединила все кусочки, кроме одного. И пусть я уже отчетливо вижу «результат», в котором мотт убил родного отца, мне необходим последний, недостающий фрагмент!

Поэтому, буквально ломая шею, я не свожу взгляда с больших дверей, в которые вот-вот войдет Скарлетт. И как только она подаст сигнал, я получу недостающий мне фрагмент.

Пять минут данные совету стариков в парчовых одеждах, тянулись непростительно долго. Я исподлобья наблюдала за тем, как Теон что-то доказывал Лексу. Интонацией и жестами. Настойчиво и решительно. Не вооружённым взглядом было видно, что он горит идеей, которой делится с братом.

В один момент он даже снял с себя пиджак и закатал рукава рубашки. А я взглядом следила за тем, как он это делает. Меня особенно привлекли его руки… Может потому, что от мотта я получила куда больше прикосновений, чем объяснений и слов?

То, что я окончательно отвлеклась от наблюдения за входом стало понятно, когда на запястье мотта легла тонкая женская ладонь с длинными алыми ногтями.

Меня будто выбросило из реальности. Сердце застыло в груди и перестало биться.