Посмотрев на дело рук своих, она зашагала по холодному каменному гладкому полу, как мне казалось, прочь, но на само деле она направлялась к другому портрету, на котором тоже была… она?

Эти же длинные волосы, ниспадающие ниже талии. Эта же гордая поза и взгляд, смотрящий только вперед и свысока. Тонкая шея, изящные руки, отчетливо просматривающаяся через тончайшую ткань грудь, узкая талия…

И только на третьем портрете я поняла, что это были разные женщины. Похожие, но разные.

Но зачем?.. Кому нужна коллекция портретов одинаково выглядящих и слишком раскованно одетых девушек? Кто они такие?

И почему та, на кого я смотрю замахивается на каждый из портретов, и с криком, полным боли, целится в холсты острыми ножницами?

Песок уже принялся застилать картинку, когда я заметила то, от чего все внутри перевернулось… Холодными от ужаса пальцами я очистила идеально ровную поверхность камня, на котором виднелись все те же портреты. С теми же белокурыми и уверенными в себе девушками, в роскошных украшениях и экзотичных одеждах.

До этого момента я пыталась не придавать значения тому, что у всех них волосы одинакового снежно-белого цвета… И что всех нас так же объединяют легкие совпадения в чертах…

Наконец заметив, что у каждой за спиной изображена пара прекрасно знакомых мне крыльев, я испытала настоящий ужас.

Это просто игра моего воображения. Черная сила миррора, видение… Что угодно…

Только почему, когда я смотрю на эти портреты, крылья внутри меня беспокойно трепещут, будто что-то знают?

Песок под ногами вдруг вздыбился, и я почувствовала толчки из-под почвы, на которой стояла. Видимость пропала настолько быстро, что у меня не было возможности оттолкнуться, чтобы проплыть вверх.

Вода вокруг стала густой, словно кисель, и я застряла на одном месте, лишенная всякой возможности пошевелиться. Даже волосы не двигались, будто застыли в чем-то вязком.

Темнота, поглощающая и абсолютная, наступала стремительно.

Сначала я думала, что миррор просто меняет форму, как это уже случалось, но ошиблась. Миррор обретал свою истинную форму густой, черной и цепкой субстанции.

Я уже не видела ничего. Из органов чувств, кажется, осталось только осязание. И прямо сейчас, черная, леденящая вода проникала в мой организм через уши, нос, и пыталась просочиться между губами. Словно она живая.

Мотт был прав, когда предупреждал о том, что миррор меня сожрет. Именно так я себя и ощущала — проглоченная тьмой.

Из последних усилий воли я держала свой разум под контролем. Пусть мое тело застряло в люке под башней, у меня есть еще и душа.

И она, напуганная и почти лишенная надежды, лелеяла все то хорошее, что мне случилось испытать.

Детальность образов ускользала, но я помнила каждое прикосновение, каждый момент близости, каждый взгляд Теона, который оставил неизгладимый отпечаток на моем существовании.

Жалеть о том, что я не остановила его от поисков Тьмы, я себе не позволяла. Только надеялась, что ему, в отличии от меня, выбраться удалось.

Через замедляющееся биение собственного сердца я отмечала, насколько мне повезло испытать эти короткие моменты.

И если бы не крылья, приведшие меня в Авенту, я бы никогда не узнала, что в одном шаге от самой настоящей ненависти меня может настигнуть…

— Лея… — прозвучало вдалеке и я безуспешно постаралась распахнуть тяжелые веки.

— Лея! — раздалось ближе и громче. А голос… это был голос мотта.

— Лея! — он позвал меня снова и в этот раз мне удалось разлепить глаза.

Первым, что я увидела — был островок света вверху полуразрушенной башни. Медленно опуская взгляд, я видела и винтовую лестницу, и символы на стене, и знакомый толстый мох, наросший на камнях…

Теон был рядом. Совсем близко. Настолько, что капли воды с его лица падали прямо на меня.

Он сидел рядом с миррором, а я лежала у него на руках. Хотелось посмотреть на него и что-то сказать, но прежде, чем я смогла пошевелить хоть пальцем, меня согнуло пополам и вода, которой я наглоталась, начала выходить самым неподходящим образом.

Я очень хотела откатиться в сторону, чтобы он не видел меня такой, но мотт не позволил. Придерживая меня, он помог мне прилечь на бок и молча ждал, пока мне не полегчает.

— Жи… — очередной приступ кашля не дал мне договорить.

— Ты что-то сказала? — спросил мотт, и я была готова разревется от того, что могу его слышать. И что он здесь!

Я кивнула, так и не поворачивая головы. Хотя посмотреть на него хотелось до боли. Вместо этого я дрожащей рукой вытерла лицо, убеждаясь, что все обошлось выходом из организма исключительно воды.

— Ты живой, — хрипло ответила я и выпрямила спину, усаживаясь рядом.

— Посмотри на меня, — он положил руку мне на щеку и вынудил повернуться. — Ты в порядке?

И это был только первый вопрос в череде остальных. Он спрашивал и спрашивал о том, как я себя чувствую, а я то согласно кивала, то отнекивалась. Зависело от вопроса.

Теон рассматривал мои ноги и руки, выискивая раны. Подушечками пальцев ощупывал лицо и шею. В поисках любых, даже самых мелких травм он добрался даже до пальцев ног.

— Щекотно! — буркнула я.

— Потерпи, — увлеченный делом, ответил он и помог мне встать, чтобы теперь рассмотреть мою спину.

Я хотела в шутку спросить будет ли он переcчитывать ребра, но не успела, потому что именно этим он и занялся. Руки Теона, мягко и заботливо перемещались с лопаток на плечи, огладили локти, прощупали запястья. Невесомо пройдя теплыми ладонями по задней стороне бедер, он то же самое делал с лодыжками, и наконец остановился.

— Должен был убедиться, что все порядке, — пояснил он.

— Убедился? — я повернулась к нему лицом, и отметила, что чувствую себя лучше.

— Зачем ты это сделала? — громом среди ясного неба спросил Теон, будто был недоволен.

— Как зачем? — тихо вспылила я. — Чтобы ты сейчас вот так стоял и меня отчитывал. Чего непонятного?

— Не время для шуток, я серьезно, — он взял меня за руку и потянул на себя.

— Ты тонул, — ответила, как есть. — Я думала, что тебе нужна помощь, и прыгнула. Но, выходит, это ты спас меня. Опять.

Теон прикрыл глаза, будто ему нужна была секунда, чтобы обдумать услышанное, а затем рывком привлёк меня к себе, сжимая в объятиях до боли.

В этот момент мне хотелось отшутится, сказать что-нибудь остроумное, чтобы только не дать истинным чувствам вырваться наружу. Моя душа, внезапно освободившаяся от гордыни, трепетала от счастья, а тело забилось в легком ознобе.

Высвободила руки, и медленно, чтобы растянуть это мгновение, обняла мотта, вонзаясь кончиками пальцев в его спину.

Обняла его так, как обнимают родных после долгой разлуки. Так, как обнимают тех, кого не хотят отпускать.

— Тьму… — прочистила горло, чтобы скрыть подступающие слезы, — нашел?

— Нет, — проговорил Теон мне в шею, и я не могла не заметить, как изменился его голос. Как изменилась интонация.

— Жаль, — заполнила паузу я, прислушиваясь к его рукам, что выплетали на моей коже ласковые узоры.

— Знаешь, — он отпрянул и посмотрел на меня так, что я поняла: разговорами все не закончится. — Я думал, что последние несколько дней были моим наказанием. Моим уроком. Будто сама судьба, если она есть, хотела, чтобы я перестал быть слепцом.

— Очень, — сглотнула, чувствуя, как он незаметно подталкивает меня вперед, к стене, — интересно…

— Я думал, что все осознал.

— Ага, — продолжала пятиться я.

— Но мне только так показалось, Лея, — он наконец впечатал меня в стену, придавливая собой. — Потому что свой урок я выучил сегодня.

— Что за урок?

— Я не могу тебя потерять, — твердо сказал он. — И мне все равно как мы встретились. Все равно для чего твои крылья, все равно, что говорит гончая. Потому что там, в мирроре, когда я не мог тебя отыскать — все это потеряло значимость. Осталась только ты.