— Госпожа! — бросился он ко мне. — Вы бледны… Лея! — впервые вдруг позвал меня по имени он.

— Что это? — сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заорать, спросила я. — Куда вы меня привели?

— Это гробница Мириам.

«Гробница Матери», — слова джинна, когда-то не имеющие ни малейшего смысла, вдруг обрели его.

— Б-башня? — меня трясло от того, что я смотрела на точную копию башни Ледяного Утеса. Только была она здесь, в пещере, у меня перед глазами. — Как… почему?!

— Простите меня, — склонил голову Томас и взял меня за руки. — Я не должен был вас сюда приводить…

Это напоминало кошмар. Безвыходный. От которого не проснуться и не убежать.

Я смотрела на каменное приведение и не могла пошевелиться. Меня будто загипнотизировали и тоже превратили в камень. Парализованное тело не могло даже дышать, а так хотелось крушить все вокруг, дать волю чувствам, выплакать жгущие глаза слезы!

Она не может быть связана с миррором. И не могла его создать! Если я хоть немного на нее похожа, хоть самую капельку, она не могла быть способна на такое.

Черные воды заманили совсем юного Теона, одарили его Тьмой, погубили Ледяной Утес вместе с правителем и его супругой. Сделали мотта жестоким, прославили убийцей. Я сама дважды чуть не лишилась жизни из-за лунных кристаллов, которые миррор так жаждал мне показать…

По словам Томаса, запечатанные в камнях воспоминания были пожеланием Мириам, и только она, как Мать могла зачаровать их.

Либо она хотела моей погибели, во что я не верю. Либо… должно быть другое объяснение!

Высокая и мрачная пещера поблескивала растущими прямо на ней кристаллами. А их свечение, словно специально выставленные фонарики, освещали башню не хуже, чем это мог сделать дневной свет. Или так казалось только привыкшим к темноте глазам?

Медленными шагами, обходя препятствия и лужицы, я направлялась к башне. Не зная, что сделаю. Не зная, чем все обернется. В поисках только одного — объяснения, почему невинная девушка с видений погребена в месте, идентичном миррору.

— Лея, — снова позвал по имени Томас, но я не убавила шагу. И словно крадущийся шпион продолжала двигаться в сторону цели.

Небеса… Здесь даже пахло так же, как у Ледяного Утеса! Соленой водой, мокрым деревом, мхом.

— Стой же, — догнал мужчина, и судя по волнению в его голосе, такой решительности от меня, он не ожидал. — Поговори со мной!

— О чем? — пожала плечами я, не сводя с башни взгляда. Оставалось совсем немного.

— О том, что на душе, — мягко, ласково просил он. Именно просил.

— Лучше вам этого не знать, Томас.

Лучше никому не знать, потому что на душе моей чернота. Злость, боль от несправедливости, непонимание — как же так?!

Руки и ноги налились силой, что просыпается в людях в переломные моменты жизни. Я больше не обращала внимания на сырость и грязь пещеры. И не замечала ничего, ведь перед глазами был он… Ключ к отгадке той самой тайны, что за поразительно короткое время измотала мне душу.

В несколько больших шагов я добралась до башни, и первым делом прикоснулась к ней ладонями.

Холодная, крепкая, точь-в-точь такая же как в Авенте…

— Где дверь? — нахмурилась я и повернулась к бледному, словно он увидел саму смерть, Томасу. — Где вход?!

— Его нет, — пряча взгляд ответил он, а затем указал на разрушенную макушку. — Есть только лестница, но к ней нет доступа…

— Довольно! — рявкнула я, и не убирая от основания башни рук, зашагала вдоль наружной стены. Дверь здесь есть, я не сомневалась ни капли.

— Стой! — снова замельтешил перед глазами Томас. — Это пустая затея!

— Раз пустая то постойте в сторонке и не мешайте!

Жалкая ложь, которой Томас пытался меня отвлечь, раздражала. Но не настолько, чтобы я отвлеклась на бессмысленную перепалку. Стоило мне пройти половину окружности основания башни, я добралась до части, скрытой от глаз.

Придя в пещеру той тропой, которую показал Томас увидеть то, что ищу я — невозможно. А вот если башню обойти…

— Вы солгали! — бросила я, следовавшему за мной по пятам мужчине. — Солгали… Вот та самая дверь, которой не существует!

Хотелось толкнуть ее, чтобы она шатнулась и показала мне башню изнутри. Буду стучать и ломится в нее пока упрямый железный замок сдастся!

Я уже замахнулась и сжала ладони в кулаки, когда Томас перегородил мне путь. А потом достал из кармана связку ключей и ловко отворил одним из них старый черный замок.

Молча и бережно он положил руку на дерево и бесцветно произнес:

— Закрой глаза, будет больно.

Стоило двери качнутся во внутрь башни, а Томасу на пару секунд исчезнуть в ее глубине, пещерные кристаллы вдруг затрещали, будто их разламывают изнутри, и один за одним вспыхнули, будто ярчайшие костры. И весь их свет, словно летящие на пламя мотыльки, направлялся в башню.

Это длилось недолго, и было совсем не больно, как обещал Томас. Или я не могла ощутить физической агонии из-за той боли, что ядовитой змеей оплела внутренности?

Та башня тоже пожирала свет, вернее это делал миррор. Мысли о том, что нечто связанное с моей матерью, подобно черным водам питается светом, медленно меня убивали.

Я все еще стояла снаружи, не решаясь войти. Но не задумываясь переступила порог, когда я услышала, как Томас с кем-то говорит.

Под ногами толстым зеленым ковром расстелился мох. Мягким покрывалом он рос и на стенах, исписанных незнакомыми мне знаками. Я разглядывала всё… Стены, ступеньки, камни, лишь бы только оттянуть ту минуту, когда мне придется столкнуться с тем, что стоит в самом центре башни.

Краем глаза я отметила, что колодца здесь нет, и выдохнула. Облегчение длилось недолго, потому что глазами я наша стоящего на одном колене Томаса. Рукой он держал край богато расшитой серебряной материи, что ниспадала с установленного в центре башни памятника. Прикрыт он был на две трети, и свет пожирал только небольшой, открытый участок камня.

Не знаю, почему я решила, что под материей именно памятник. Но именно это придало мне смелости молча перенять у Томаса ткань и проявить, что она скрывает.

Стоило материи похожей на шелк, опуститься на мох мягкой неслышной волной, в башню прилило еще больше света. А вместе с ним начала меняться и структура камня.

Серый и самый обыкновенный, он вдруг пошел трещинами. Одна, вторая, третья, а уже из них заструился свет. Совсем слабый, которого становилось все больше. Скоро весь камень светился холодным белым цветом, а когда сияние начало спадать я увидела в нем свое отражение.

— Томас, почему я вижу…

Я хотела сказать «себя», но слова застряли в горле.

Ведь мое отражение не моргало и не говорило. Потому что не было мной.

Я смотрела на Мириам, сенсарию и Мать для людей Сорры.

Я смотрела на ту, что меня родила. Мою маму.

Не дыша и не шевелясь, я все смотрела на неё. Даже моргнуть казалось непозволительной ошибкой. Вдруг я закрою глаза всего на мгновение, а она исчезнет?

Идеальная, нетронутая временем и умиротворенная. Такой она была изображена на камне… Или в камне? Не сводя прикованного взгляда, я обошла памятник. Ощущение, что я нахожусь рядом с живым человеком разрывало изнутри. А ведь я даже ее не знала…

Но это не помешало мне в какой-то момент почувствовать бегущие по лицу потоки слез. Совсем тихие, ненормально горячие.

Так ревела душа. Неслышно, неумолимо, выплескивая наружу всю накопившуюся боль. Мою, или ее, я не знала.

Изо всех сил я не давала себе думать о том, почему она там, а я здесь. Почему, между нами, не просто прозрачный кусок камня, а вся моя жизнь и ее смерть?

Почему Небеса решили, что дочь и мать должны быть разлучены самым страшным для человека расстоянием?

Почему?..

Утерев лицо от слез в очередной раз, я глянула на нее. Смелую и отважную девушку, что не сдавалась до самого конца. Так мне ее показали лунные кристаллы, и запомню я ее именно такой.