Колтон подумал о том, как он проснулся в бесцветном полумраке тихого рассвета и обнаружил Лейн, раскинувшуюся у него на груди. Ее сердце билось в его коже. Каждая ее частичка ощущалась совершенно живой, твердой, и на мгновение он с трудом вспомнил, для чего все это.

– Я не привозил ее в Чикаго, – сказал он. – Она привезла меня.

Хейс наклонил голову, изучая Колтона сбоку.

– В любом случае вы оба все испортили. Полиция начала задавать вопросы. Пройдет немного времени, и они начнут копаться и в других делах.

– Может, им стоит.

К его удивлению, Хейс разразился горьким смехом.

– Да, – сказал он. – Может, и стоит.

Колтон нахмурился и посмотрел на него.

– Что с тобой?

Эрик пожал плечами.

– На прошлой неделе мне позвонила сестра. Мою бабушку перевели в хоспис.

– Мы почти у цели, – сказал Колтон. – Ей просто нужно продержаться еще немного.

– Да, мужик, я так не думаю. – Хейс наклонился вперед, положив локти на колени. – Я навещал ее в выходные. Медсестры сказали, что она разговаривала с моим дедушкой. Они сказали, что пожилые люди иногда так делают, когда готовы уйти.

– Никто никогда не готов уйти. – Слова вырвались из Колтона прежде, чем он смог их остановить. Он подумал о том, как его подбородок раскалывает лед. Ощущение воды, поглощающей его крик. Тень Лиама, пробивающаяся сквозь поверхность.

– Может быть. – Хейз подпер челюсть ладонью, выглядя противоречиво. – Микер в грузовике, – сказал он. – Шиллер тоже.

Колтон поднял голову и нахмурился, глядя на Range Rover. Он двигался вдоль обочины, мигая фарами.

– Как он?

– Он сам по себе, – признался Хейс. – Я не знаю, с чем вы имели дело в Чикаго, но в этом теле нет ничего, кроме двадцатилетнего парня.

У Колтона свело желудок.

– Это невозможно. Я видел его. Его не было в своем теле.

Хейс выдохнул в оба манжета своей кофты.

– Я не знаю, что тебе сказать, Прайс. Там один Шиллер. И с ним творится какая-то чертовщина. Его рвет всем, что мы пытались влить в него с тех пор, как они вернулись в город. Это выглядит не очень хорошо.

Как по команде, дверь Range Rover была широко распахнута. Из нее донеслось увлеченное бормотание мальчишеского голоса, высокого и испуганного.

– Malus navis, – закричал Шиллер. – Не бросайте меня здесь. Не уходите.

«Не так, – подумал Колтон, – должна была ощущаться победа».

Микер выбрался с заднего сиденья, засучив манжеты рукавов до локтей. Вслед за ним появился кислый запах.

– Шиллер заляпал всю мою куртку, – проворчал он.

– Ты можешь купить новую куртку, – сказал Колтон.

– Да, и, возможно, ты сможешь купить себе новую личность, – ответил Микер, шагая по тротуару. – Меня начинает тошнить от твоего дерьмового поведения, ты знаешь это? О чем, черт возьми, ты думал? – Микер оттолкнул Колтона на полшага назад, от его рук несло блевотиной. – Привезти ее в больницу? А?

– Отвали, Микер. – Хейс поднялся со скамейки, потягиваясь. – Ты закатываешь скандал.

Микер попытался и не смог толкнуть Колтона во второй раз, Хейс поймал его, когда старшеклассник встал между ними. Ткнув пальцем в сторону Колтона, Микер прорычал:

– Босс с тобой покончил. Он говорит, что пришло время тебе расплатиться. Ты знаешь, что это значит?

Колтон чувствовал невероятную усталость, пока добирался до стоянки и забирался на заднее сиденье. Шиллер сидел рядом с ним, глаза расширены, лицо исхудало. Они набились в вонючий «Ровер», как трупы в катафалк. Их обоих тянуло к одному и тому же неизменному свету.

– Я знаю, что это значит, – сказал Колтон. – Я просто удивлен, что ты знаешь.

– Прайс, – предупредил Хейс, пристегиваясь на водительском сиденье.

– Какая типичная реакция, – прошипел Микер, захлопывая переднюю пассажирскую дверь. – Думаешь, ты умнее меня? Ты вел себя так, будто правила на тебя не распространяются, и демонстрировал свою ухмылку члена трастового фонда. Но теперь с этим покончено. Когда мы вернемся домой, я сотру высокомерие прямо с твоего проклятого лица.

– Это здорово, – сказал Колтон. – Ты можешь заткнуться на секунду?

– Ты видишь это дерьмо? – Микер вскинул руки и посмотрел на Хейса в поисках подтверждения. – Ты видишь, как он со мной разговаривает?

Колтон не стал его слушать, его внимание было приковано к Шиллеру. Парень раскачивался взад-вперед на своем сиденье, стуча зубами, с синим ведром, крепко зажатым в руках.

– Нейт, – сказал Колтон.

Глаза Шиллера метнулись к нему. Он был неподвижен, как статуя.

– Это я, – сказал он. – Нейт Шиллер. Натаниэль Дэвид Шиллер, Тен Кросс Роуд.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – поморщился Колтон.

– Нет, – сказал Шиллер. – Меня сейчас стошнит.

Глаза Хейса встретились с глазами Колтона в зеркале заднего вида.

– Видишь, о чем я? Там больше ничего нет. Все исчезло.

– Что поднимает следующий наиболее очевидный вопрос, – сказал Колтон. – Куда оно делось?

Делейн опять видела сон. На этот раз она стояла в поле. Земля была изрезана разрывами, как будто сделанными лопатой.

Она двигалась по ним, прижимая босые ноги к участкам спящей зимой травы. По обе стороны от нее в грязи простирались неглубокие могилы. В первой она нашла бедренную кость, достаточно тонкую, чтобы принадлежать чему-то маленькому и млекопитающему. Во второй – череп с острыми, как у кошки, зубами. В третьей она нашла лицо, наполовину зарытое в почву. Глаза открыты. Рот синий.

Где-то вдалеке бежала вода. Что-то тяжелое тащилось по грязи. Все ближе. Ближе. Она попятилась назад и наткнулась на высокую и крепкую фигуру. Повернувшись, она увидела Колтона Прайса, стоявщего под небом с черной дырой. Он смотрел, не видя. Он говорил, не издавая ни звука.

Non omnis moriar.

Он повторял эту фразу снова и снова, как бесконечную молитву. Его глаза были странного, призрачного черного цвета. Его рот был полон зубов.

– Кто ты? – спросила она.

Их глаза встретились. Его взгляд был темным и холодным.

– Никто, – сказал он.

Она хотела проснуться. Она хотела проснуться. Она хотела…

«Открой глаза, Делейн Майерс-Петров, – произнес голос. – Мы отправляемся в путешествие».

Она проснулась от шума, громкого, непосредственного и очень близкого. Лейн стояла в гостиной своих родителей. Она была закутана в пальто и шапку. Ее имплант был включен, работал телевизор, яркий и вызывающий раздражение, громкость была увеличена дооглушительных децибел.

– Лейн. – Ее отец спускался по лестнице, пошатываясь, в одних фланелевых брюках. – Лейни. Эй. Ты в порядке?

Она захлопнула дверь, звуки приняли тревожные очертания: треск костей, крик умирающего. На экране стая волков разрывала оленя, морды почернели от паров туши. Кровь потемнела на примятом лапами снегу.

Ее отец выключил телевизор, и гостиную окутала мгновенная темнота. Делейн вздрогнула, по сетчатке ее глаз пробежали белые пятна. Тени обгладывали ее кожу, как маленькие красные рыбки гарра. Она не помнила, как вернулась домой.

В другом конце комнаты ее отец пробирался сквозь темноту, нащупывая выключатель. Лестница заскрипела, зазвучал голос матери, спускающейся по ступенькам.

– Джейс?

– У нас все хорошо, Миа, – сказал отец Делейн, хотя в его голосе не было особой уверенности. – Это просто Лейни.

Над креслом зажглась лампа. Джейс, кресло и Делейн были омыты желтым кругом. Отец посмотрел на нее, нахмурившись.

– Ты в порядке?

– Я… – она запнулась, не зная, как ответить. – Да. Я в порядке.

Миа появилась в поле зрения, халат натянут. Она застыла на середине ступеньки, ее пальцы перебирали еще сонные знаки.

– Что ты делаешь дома? Что-то случилось в школе?

– Нет. – В животе у Делейн стало неспокойно, как будто по нему прополз паук, кожа зачесалась. Она не хотела говорить им, что не помнит, как пришла домой. Она не помнила, как надела пальто и шапку и вышла на холод. Нет воспоминаний о посадке на пригородный поезд, о том, как она сидела в поезде, как прошла несколько кварталов до дома одна в морозной темноте. Кровь стучала в ее жилах.