– А как же Колтон?

Уайтхолл издал тихий, полный разочарования звук.

– А что с ним?

– Осколок кости. Он был в вашем кабинете.

– Ах, – вздохнул он. – Это вы вломились в мой дом? Деван не сказал. Он любит загадки. Умно со стороны Прайса, что единственный человек, которому он обязан, завладел его жетоном.

– Жетоном?

– Разве он не сказал тебе? Это не обычное дело, когда кто-то мертвый вытаскивает себя из загробного мира. Но Колтон Прайс – не обычный мальчик. Он вырезал части себя. Он оставил их разбросанными, как Гензель в лесу. По его словам, он увидел маленький яркий огонек и пошел за ним домой. – Его глаза сузились, и он пристально посмотрел на Делейн. – Знаете ли вы, мисс Майерс-Петров, о силе Истинного Имени?

Она придержала язык. Внутри нее все трепетало в предвкушении.

– В «Одиссее» Гомера Одиссей попадает в плен к гиганту Полифему. Он очень осторожен, чтобы не раскрыть свое имя великану, чтобы не попасть под его контроль. Вместо этого он называет вымышленное имя.

– Никто, – сказала Делейн, потому что она знала эту историю.

Уайтхолл выглядел довольным.

– Жетон – это не настоящее имя, но он идентичен истинной природе Колтона Прайса. И, таким образом, через него его можно контролировать. Как можно контролировать любого демона.

Она встретилась взглядом с Уайтхоллом. Ее грудь сжалась. Края комнаты, казалось, сжимались и разжимались, тени вздрагивали. Ее голос прозвучал шепотом, дрожащим и очень испуганным:

– Что вы сказали?

– Вас это удивляет? Это не должно быть новостью. – Уайтхолл поцокал языком. – Вы думали, что он человек? Все это время вы считали его полностью живым? Вы, может быть, и можете повелевать мертвыми, мисс Майерс-Петров, но даже вы не можете приказать им вернуться из могилы.

Колтон Прайс, который всегда казался таким холодным. Колтон Прайс, который напоминал ей что-то божественное. Марса, бога войны, великолепного и несокрушимого. Неукротимый, невозможный Колтон.

– Что вы имеете в виду? – Ее голос был ломким. – Что значит он не человек?

– Я имею в виду, – сказал Уайтхолл, надвигая очки на нос, – что Колтон Прайс утонул, когда ему было девять лет, и вернулся другим. Человек не может просто выскоблить себя из смерти и вернуться целым. Он ходит как мальчик, конечно. Говорит как мальчик, да. Но в его костях сера, а в венах – гарь. Он – порождение Аида, и он привязан к аду, как и любой другой призрак.

«Мальчик вырезал почти все из себя много лет назад» – именно это шепнул ей голос в ту ночь, когда они оказались под медленно падающим снегом. В ту ночь, когда она смотрела на него в позолоченном свете фонаря и считала его святым. В кармане ее сарафана костяной осколок казался непомерно тяжелым.

– Забудьте о Прайсе. – Уайтхолл оскалился, его терпение иссякало. – Он больше не желает сотрудничать, а значит, его полезность для меня исчерпана. Я не буду больше тратить время. О нем позаботятся, и все.

– Позаботятся. – Ее голос звучал так, словно доносился с расстояния в сотни ярдов. Позади нее темнота дрожала от страха. – То есть его убьют?

– Мы не будем заострять на этом внимание, – сказал Уайтхолл, отмахнувшись от нее, словно отгоняя муху. – Потеря Прайса – это, конечно, разочарование, но наука – это движение вперед. Это прогресс. Вы добились успеха, мисс Майерс-Петров. Это надо отметить. Что-то в вас позволило вам разместить бессмертный дух без последствий. Мы собираемся выяснить, что это такое, и использовать его.

«Использовать, – шипел этот одиозный голос, явно раздраженный. – Меня нельзя использовать. Я, у которого нет имени. Я, который был здесь до появления людей. Я, кто останется, когда они превратятся в прах».

– Заткнись, – сказала она, сама того не желая. – Заткнись.

Напротив нее энергия Уайтхолла заметно изменилась, перейдя от разочарования к любопытству, его глаза засияли.

– Оно говорит с тобой, – сказал он. – Не так ли?

Она зажала рот. Ей потребовались все силы, чтобы не закричать. Не закричать так, как кричали мертвецы, корчась на слезниках.

– Мисс Майерс-Петров. – Уайтхолл пододвинул свой стул ближе. – Мы, вы и я, находимся на грани власти над смертью. Я прошу вас оказать мне любезность. Что оно говорит?

«Скажи ему, – прошелестел голос, – мы говорим: “Сдохни, старая свинья”».

Она прикусила язык. Она заставила голос замолчать. Она заставила слезы высохнуть. Горло охрипло, она спросила:

– Чего вы хотите? Из всего этого.

В плоских линзах очков Уайтхолла ярко вспыхнуло пламя. На мгновение он выглядел невыносимо печальным.

– Я хочу вернуть свою жену, – сказал он.

– Ваша жена мертва. – Ей было все равно, что это было жестоко. Это была правда.

– В этом мире, – согласился Уайтхолл. – Не в других. И пока она есть во всех других мирах, есть шанс. Теперь есть причина, по которой вы не иссохли под нагрузкой игры в хозяина. Мы собираемся выяснить почему.

В груди у Делейн защемило. Было трудно дышать. Веревки до крови натерли ей запястья. Монеты впивались в кожу. Как могла, она зачерпнула пенни в руку и спрятала подальше от его глаз.

– Скажите мне, – приказал Уайтхолл, – что говорит это существо, когда обращается к вам.

Она не успела сформулировать ответ. В один момент свечи потухли. Что-то разбилось о камень. В наступившей темноте мертвецы облепили ее, как мухи. Она слышала их жужжание между своими ушами, их крики накладывались друг на друга и казались непонятными. Сжатый и пронзительный, звонкий свист проникал в ее череп.

А затем, под ним, смех, похожий на хруст бумаги.

– Мой дорогой, мой дорогой, мой Дикки, – раздался голос, который она узнала, – голос, который она слышала, пробираясь сквозь сумрак студии Уайтхолла на втором этаже. Голос принадлежал лицу, пораженному разложением, ухмылке скелета, взгляду трупа. – Ты оставил меня дома. Ты знаешь, как я презираю, когда меня оставляют дома.

«Ах, – пробормотало нечто в ее венах. – Мои собратья».

По комнате пронеслось шарканье. Это был звук теней, перебегающих из одного угла в другой. Это был скрежет чего-то неестественного, волочащегося по камню.

– Убирайся, – услышала Делейн приказ Уайтхолла. – Я тебя не приглашал.

– Я иду туда же, куда и ты, старый друг. Ты, я и мы.

Свечи разом вспыхнули, пламя взметнулось ввысь. Это повергло комнату сначала в яркий контраст, а затем в хаос.

Освещенный снизу, Уайтхолл внезапно показался скелетом, впадины его были погружены в тень, рот был открыт от ужаса.

На стене загорелось первое из имен.

«Я считаю, – пропел зверь в ее костях, – что нам пора завершить эту главу».

Эрик Хейс никогда не интересовался бессмертием. Он никогда не стремился обмануть загробную жизнь. Он жил вполне нормальной жизнью. В его доме не разрешали смотреть фильмы ужасов. Никаких видеоигр, никаких историй о привидениях. Его заставляли чистить зубы и ложиться спать в разумное время. Каждый вечер он читал молитвы, как учила его бабушка. Он получал хорошие оценки в школе. У него была хорошая компания друзей. Он играл защитником в футбольной команде своей средней школы, пока в младшем классе не попал в такое ужасное столкновение в середине игры, что попал в больницу с травмой позвоночника, из-за которой не мог ходить несколько недель.

– ДжиДжи говорит, что ты видел Иисуса, – пропела ему сестра, когда он проснулся. Она сидела на краю его кровати, маленькие ножки пинались, волосы были уложены бантиком, толстая голова ее любимого медвежонка покоилась на выпирающем животе. – Я слышала, как она сказала твоему тренеру, что тебе больше нельзя играть.

У него было несколько встреч с сверхъестественным. Однажды, когда ему было одиннадцать лет, бабушка застала его и сестру за спиритической доской и так сильно ударила его по костяшкам пальцев, что у него несколько часов болела рука.

– Это зло, – сказала она мягким, непоколебимым тоном, каким она говорила все вещи. – Вон. Я не потерплю этого в своем доме.