– Что это было? – Делейн резко обернулась.

Колтон, казалось, ничего не заметил.

– Ты худший вор всех времен и народов. – Он ткнул ее пальцем в бок. – Иди к последней двери слева.

Она подумала, что, должно быть, ослышалась, когда в коридоре позади них раздалось хихиканье, низкое и задорное. Волоски поднялись у нее на шее. Оглянувшись на Колтона, она прошептала:

– Я больше никогда никуда с тобой не пойду.

– Ты это не серьезно. Сюда.

Он поторопил ее, уводя в широкий, хорошо освещенный кабинет. Помещение было скудно обставлено, за исключением двух выдающихся элементов. Один письменный стол стоял на месте перед широким эркером, в котором не было ничего, кроме одинокой колыбели Ньютона. В центре комнаты возвышался единственный белый постамент.

– На столе кое-какой предмет. – Колтон попятился назад, зависнув на пороге. – Я хочу, чтобы ты взяла его.

– И что ты собираешься делать? Стоять там, как Дракула? – Она хмуро посмотрела на него.

– Мне нельзя входить. – Это было признание, пусть и туманное. Признание, пусть и небольшое. В его глазах появилось что-то широко раскрытое и отчаянное. – Делейн, пожалуйста. Просто возьми это.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо, я иду. – Она осторожно ступала, под ее ногами скрипело старое твердое дерево. Опора стола была из цельного дуба, сверху увенчанная витриной из прозрачного стекла. Внутри витрины лежала подушка из мятого черного бархата.

И там, в центре, лежал один-единственный осколок кости. Она в замешательстве посмотрела на него.

– Что это?

Делейн ожидала, что ее встретит молчание. Вместо этого Колтон сделал еще одно неохотное признание:

– Ты написала слово на стене дома. Sequestrum.

При этом воспоминании ее пробрала дрожь.

– Что оно означает?

– Это разновидность некроза, – сказал он. – Современный латинский термин для обозначения куска мертвой кости, отделенной от чего-то живого.

– Мерзость. – Она придвинулась ближе, ее дыхание веером пронеслось над футляром. – И я думала, что коллекция стекла внизу была жуткой. Откуда эта кость взялась?

– Это моя.

Пораженная, она подняла на него глаза. Делейн увидела, что он проверяет свои часы, его палец отбивал такт, отсчитывая секунды.

– Давай поторопимся, – сказал он. – У нас мало времени.

Она осторожно подняла стекло с вершины опоры. Оно оказалось тяжелее, чем она ожидала, и Лейн чуть не уронила его. Отложив его в сторону, она обратила внимание на осколок кости. Он был длиной с мизинец и изогнут, как разделочный нож, а его кончик был достаточно острым, чтобы резать. Осколок раскололся, как дерево под топором.

Взгляд Колтона буравил ее, пока она отрывала кость от маленькой подушки. И тут же ощущение от нее отозвалось в ее коже веселым, призрачным пульсом. Она оглянулась на Колтона и увидела, что он тяжело дышит, а его глаза потемнели. Где-то в доме что-то начало топать ногами. Все быстрее и быстрее, звук был тоскливым и ликующим.

«Убирайся, – прозвучал в ее голове голос, громкий и близкий. – Убирайся сейчас же».

– Колтон?

Он моргнул, взгляд прояснился, дыхание выровнялось. Его глаза нашли ее.

– Пойдем, – сказал он.

Они были на полпути домой, деревья проносились мимо окон в прожилках темноты, когда Колтон наконец заговорил. Она сидела на пассажирском сиденье, сложив руки на коленях, с забавным осколком кости в раскрытой ладони. Он гудел в ее коже. Он гудел во всей ее душе.

– Оставь себе, – сказал Колтон, испугав ее.

– Что? Почему?

– Потому что я не могу, – объяснил он, – и кто-то должен забрать его. Кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кого я… – Его горло сжалось в комок. – Оставь себе, – повторил он.

Делейн смотрела на него через салон. Она подумала о ямочке на его ребре, о немыслимой расщелине вдоль изгиба его кости.

– Чей это был дом, Колтон?

Костяшки его пальцев побелели на рулевом колесе.

– Того, кто больше не контролирует меня.

– Тебе придется спросить меня об этом еще раз.

Голос Маккензи звучал из динамика телефона Делейн. Лейн сидела в спальне Колтона; стены были выкрашены в желтый цвет раннего утра. Из кухни доносился запах заварного кофе.

Сегодня был четверг, и в определенные дни, как она узнала, Колтон выходил на пробежку. Он уходил до солнца и возвращался через несколько часов весь в поту, неся на своих плечах бодрый октябрьский воздух. Он не отклонялся от курса.

За окном солнце едва начало выглядывать из-за горизонта. Он не вернется еще по крайней мере час.

– Возможно ли, – повторила Делейн, – чтобы кто-то осуществлял сверхъестественный контроль над кем-то другим?

– Сейчас слишком рано для подобного разговора, Лейн, – на другом конце телефона Маккензи говорила так, словно ее запихнули под подушку.

– Это важно.

– Я не знаю. Может быть, через гипноз? – Маккензи издала долгий, протяжный стон.

– Нет, – сказала Делейн. – Не гипноз. С помощью предмета.

– Что за предмет?

– Я не могу сказать. – Делейн посмотрела на серебряную табакерку, примостившуюся на краю одеяла Колтона. Она спрятала осколок кости внутри, скрыв его от глаз в мягком бархате.

– Ты не можешь сказать, – повторила Маккензи. – Лейни, я люблю тебя, но сейчас ты мне не очень нравишься.

– Прости. – Она упала обратно на кровать, широко раскинув руки. – Я не хотела тебя будить. Это неважно, я сама разберусь. Увидимся в классе?

В ответ раздалось бессвязное ворчание, и телефонная связь оборвалась. Перевернувшись на живот, Лейн потянулась к коробке. Она открыла ее и ткнула пальцем в осколок кости внутри. Мгновенно ощущение этого осколка пробрало ее. Оно задержалось на ее коже. Подняв его, она провела кончиком пальца по краю излома, конец был острым, как зуб. Телефон пискнул, и она поднесла его к себе, продолжая рассматривать осколок.

Сообщение было от Колтона:

«Что ты делаешь?»

У нее свело живот. Запихнув кость обратно в коробку, она захлопнула крышку.

«Ничего», – ответила она.

Затем, поскольку ее первый ответ был не совсем правдивым, она отправила сообщение:

«Ты чувствуешь это»?

Его ответ был мгновенным.

«Да».

Этот настойчивый трепет шептал в ее груди. Голос затих у нее в голове, а все ее мысли превратились в звук. Она уставилась на серебряную коробочку, мысли все метались и метались.

Наконец, она написала сообщение:

«Больно?»

Вновь телефон зазвонил, когда она уже одевалась на занятия, заправляя манжеты блузки в черный вязаный кардиган. Экран засветился, проскочив мимо суеты. Ответ Колтона был коротким. Всего два слова.

«Больше нет».

Делейн прошла половину пути на кухню, прежде чем поняла, что она не одна. Она почувствовала запах сигаретного дыма за несколько секунд до того, как увидела незваного гостя.

Над плитой работала вытяжка, высасывая воздух, и от этого звука у нее в голове стоял унылый гул. Окно было распахнуто настежь, и именно здесь стоял незнакомец, выпуская табачный дым через открытую щель. Замороженное октябрьское утро набросило на пол зябкие пальцы холода.

– Привет, красавица, – сказал он, и Лейн поняла, что видела его раньше в комнате Нейта в Чикаго. Дым вырывался из тонких губ, а нос был похож на красную луковицу. Он был плотным и нервным, глаза широко расставлены. – Я ищу Прайса.

– Его здесь нет.

– Я с удовольствием подожду. – Улыбка мужчины была такой же дерганой, как и все остальное тело. Она поставила клатч на стойку и направилась к кофеварке, стараясь казаться как можно более невозмутимой.

Она не спеша налила себе чашку. Незнакомец не спеша затягивался сигаретой. Та зашипела и затрещала между его пальцев.

Взяв кружку обеими руками, она повернулась лицом к мужчине у окна.