Решив солгать, она сказала:

– Я просто хотела сегодня поспать в своей постели. Извините, что включила телевизор так громко.

– Ничего страшного. – Джейс положил руку ей на плечо. – Ты всегда можешь вернуться домой, малышка. Давай вытащим тебя из этого пальто. Я приготовлю тебе горячий напиток.

На кухне она сидела на одном из отремонтированных стульев, купленных ее матерью на распродаже, и потягивала из кружки горячий медовый тодди, стараясь не выпустить шарф, обмотанный вокруг черно-синей удавки на горле. Стол был посыпан мукой, как снегом, липкие остатки теста были разбросаны по задней стенке. Стопка счетов лежала на бумаге перед тостером, а самый верхний конверт с жирным шрифтом, кричащим «Последнее уведомление!», выглядел так, будто его нечаянно заклеили. В комнате пахло маслом для жарки и майораном, и мало-помалу холод покидал ее кости.

– Сейчас середина ночи, мама, – сказала Делейн, когда Мия поставила перед ней тарелку с жареными картофельными оладьями. – Тебе действительно не нужно было готовить мне еду.

– Ешь. – Миа опустилась на стул, расписываясь на ходу. – Ты выглядишь голодной.

– Она выглядит уставшей, – возразил Джейс.

– Я в порядке, – сказала Делейн, хотя никто из них не спрашивал.

– Это твои уроки? – Мия пошевелила пальцами. – Ты отстаешь? Ты записалась на слишком много предметов в этом семестре.

– Я записалась на необходимый минимум.

Миа выхватила блинчик из рук Джейса и положила его обратно на тарелку.

– Мне не нравится, что ты проделала весь этот путь домой в такой час – это небезопасно. С тобой могло случиться что угодно. Помнишь «Бьюик» миссис Дэвис?

– Я помню «Бьюик», – сказала Делейн. – Я же сказала, что просто соскучилась по постели.

– Ты грустишь? Ты выглядишь немного грустной.

Потянувшись за очередным блинчиком, Джейс спросил:

– Ты знала мальчика, которого нашли в Чикаго?

Миа хлопнула рукой по столу.

– Джейс.

– Что? – Он широко раскинул руки. – Это было в новостях.

– Это не значит, что сейчас самое время об этом говорить.

Они перестали говорить языком жестов, как они всегда делали, когда разговор заходил о ней, вместо того, чтобы пригласить ее в диалог. Как будто она все еще была ребенком, а не студенткой колледжа. Как будто все, что им нужно было сделать, это произнести свои слова по буквам, и она не смогла бы «п-о-н-я-т-ь».

У ее ног Петри извивался в лодыжках. Она отставила кружку и подхватила его, незаметно подсунув ему кусочек жареной картошки. Только через несколько секунд она поняла, что внимание родителей переключилось на нее. Выражение лица Джейса подсказало ей, что он только что задал вопрос. Она прижалась щекой к пушистой макушке Петри.

– Что ты сказал?

На другом конце стола ее отец доедал третий блин.

– Я сказал: «Кто такой Колтон Прайс?»

Делейн тщательно постаралась придать своему лицу отстраненность.

– Где ты слышал это имя?

– Он звонил около шестнадцати раз с тех пор, как ты оказалась дома. – Джейс жестом указал на ее телефон, лежащий на столе между ними.

– Прайс, – повторила Миа, нахмурившись. – Прайс. Откуда я знаю это имя?

– Ты не знаешь, – поспешила сказать Делейн. – Он просто друг из колледжа.

– Ах. – Джейс потянулся за еще одним блинчиком. – И почему друг из колледжа звонит тебе шестнадцать раз посреди ночи?

– Папа.

– Я просто поддерживаю разговор, – сказал он. – Разве я не могу вести беседу?

– Вот оно, – внезапно сказала Миа, щелкнув пальцами. – Вот откуда я знаю это имя. Ты помнишь, не так ли, Джейс? Прайс – так звали корпоративного адвоката, чьи сыновья провалились под лед на Уолденском пруду. Это было много лет назад, но тогда об этом говорили во всех новостях.

– Точно-точно. – Джейс погладил персиковый загривок на своей челюсти. – Разве старший сын не утонул?

На столе телефон Делейн загорелся синим светом от очередного пропущенного звонка. Колтон, снова. Что-то внутри нее ужасно похолодело. Поставив Петри на пол, она поднялась со стула.

– Я должна ответить, – сказала она. – Извините.

Закрывшись в своей комнате, она села на кровать и уставилась на телефон. Все источники света были включены. Лампа в шкафу, старинная настольная лампа из латуни, которую она купила за копейки на распродаже, квадратик из рождественских гирлянд, служивший ей изголовьем. Но тени все равно не исчезали, оставаясь черными и поглащающими на ее полу.

Когда в следующий раз зазвонил телефон, она сразу же взяла трубку.

– Я звонил тебе, – прозвучал голос Колтона в трубке, он не потрудился поздороваться.

– У тебя смешной голос, – сказала она. – Ты в порядке?

– Потрясающе. – Он не звучал потрясающе. Говорил он так, будто ему было больно. – Я ничего не слышал о тебе, после того как мы покинули аэропорт. Хотел убедиться, что ты добралась.

– Типа того. – Она оглядела беспорядок в своей комнате, каждая свободная поверхность была завалена сувенирами из ее детства. Она отсутствовала всего два месяца, но уже казалось, что они принадлежат кому-то другому. – Колтон?

– Хм?

– Я хочу спросить тебя о чем-то важном. Мне нужно, чтобы ты был честен.

На его стороне что-то звякнуло. Звук был похож на стук пилюль в пузырьке, хотя она не совсем доверяла своему слуху.

– Черт, – пробормотал он. Затем добавил: – Спрашивай.

Она зажмурила глаза от скопления света, заливающего ее комнату. Как будто в полной темноте поздний ночной вопрос мог показаться менее навязчивым.

– Однажды я спросила тебя, есть ли у тебя брат. Ты ответил, что нет. Это была ложь?

Он выдохнул, долго и медленно, воздух выходил, словно сквозь стиснутые зубы.

– Ты спросила меня, есть ли у меня младший брат, – сказал он. – Лиам старше.

– Значит, есть?

– Был, – поправил Колтон.

Она закрыла глаза. От учащенного пульса кружилась голова.

– Что с ним случилось?

Он не ответил. Несколько долгих минут она сидела, уткнувшись в подушки, и прислушивалась к гудению телефонной линии. Тени вокруг ее кровати мигали.

– Знаешь ли ты, – наконец сказал Колтон, – что вратарские накладки весят по пятьдесят фунтов на ногу?

– Что? – Она не была полностью уверена, что правильно его расслышала.

– Вратарские накладки, – повторил он. В его словах была какая-то грубость. Ей хотелось бы увидеть его лицо. – Хоккейная экипировка. Шорты, защита голени, коньки. По пятнадцать фунтов на каждую сторону. Это тридцать фунтов веса, легко. Не говоря уже о защите груди, защите шеи, шлеме и крагах. В итоге вратарь несет на лед около пятидесяти лишних фунтов снаряжения.

– Не знала, что ты любишь хоккей. – Она натянула на себя плед.

– Не люблю.

– О.

– Просто ты не можешь плыть, – сказал он, – во всем этом снаряжении.

Снова воцарилась тишина, густая и тоскливая. Она подумала о мальчике в воде, о том, как он вцепился в ее пальто. «Не отпускай».

– Колтон. – В горле пересохло. – Он утонул? Твой брат?

Последовала пауза, достаточно долгая, чтобы стало не по себе.

– Да.

«Каждый студент в Годбоуле был там, – сказал он ей, – потому что у них была встреча со смертью». Он никогда не рассказывал ей, как он чуть не умер, но она знала— когда Колтон Прайс переступал через миры, ему казалось, что он тонет.

Она чувствовала, что вторгается во что-то глубоко личное, и понимала, что ее вопросы совершенно неуместны. И все же Делейн должна была знать.

– А что насчет тебя?

– А что насчет меня?

– Ты тоже утонул?

На этот раз ответ слетел с его губ, словно по рефлексу:

– Да.

Она прикусила губу, достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Невозможно. Это было невозможно.

– Я рассказывала тебе историю о мальчике в воде. Про катание камешков на Уолденском пруду. Ты сидел, слушал и ничего не говорил.

Последовала едва уловимая пауза. Затем Колтон спросил: