Мария Максимовна характеристику на него с выражением читает, а он трясется от смеха и только и слышит:
Было у Маруси
Со-орок два гуся…
В конце концов его выставили за дверь и велели ждать там.
— Вот так резонанс! — сказал Витька. — Это бывает, это у тебя нервное, на, выпей водички! — И он по-хозяйски налил из графина в стакан воды и подал Саньке. И зашептал:
— Счас, пока ты здесь, твоего отца так пропесочат! Ты не бойся, эта комиссия в защиту нас, несовершеннолетних, придумана. А инспектор Елена Степановна — так она за нас горой! К любому подходец найдет, в душу влезет! Такая хорошая! Такая добрая! А я все подвожу ее да подвожу! — вздохнул Витька. — Просто жалко бедную женщину!
— Ну ты и ботало! — сказал Санька, уже отсмеявшись.
— Не могу взять себя в руки, и баста! — как ни в чем не бывало продолжал Витька. — Такая у меня программа-минимум.
— Чего?
— Программа-минимум, — зашептал Витька. — Удрать мне надо от матери — во как! — провел он рукой по горлу. — А не обманешь — не уедешь! Такой вот резонанс!
В это время Саньку снова вызвали в комнату.
— И все-таки, Саша, скажи нам честно: был ты в тот злосчастный день в школе или катался по городу на трамвае? — спросила его, как понял Санька, Елена Степановна. И столько участия было в ее голосе, в ее усталых, немолодых глазах, что Санька опустил голову и сквозь слезы, неизвестно откуда вдруг взявшиеся, сказал:
— Был. На всех уроках был. На другой день пошел кататься…
— А как же?.. — встрепенулась Мария Максимовна. — Зачем же ты наговорил-то на себя?
— Вот и я так думаю: был он на уроках, никакой косметички и не видывал и не знает даже, что это такое. Правда, Саша?
Санька опять кивнул.
— Саша, ты знай: эта комната — второй дом для тебя. Ты можешь прийти сюда в любое время, с любой обидой, с любой бедой, и я тебя всегда постараюсь понять и помочь тебе…
И Санька понял: его ставят на учет.
— А если сам не придешь, тебя вызовут повесткой, — сказала Мария Максимовна. — Ничего, полезно для профилактики, поменьше лгать будешь!
— Милиция теперь твой второй дом, милиция! — простонал отец. — Дожили!
После этого мать уволилась с работы, чтобы не спускать с Саньки глаз, отец перестал оформлять в классе разные школьные уголки, а Санька нашел друга.
Витька, оказывается, тоже жил в их поселке, только в начале его и в городском доме. А Санька у самого леса в своем, построенном еще дедом доме. И учился Витька в другой школе. Если им надо было встретиться, Санька шел к Витькиной школе и ждал друга у ворот. Встретившись, они бродили по улицам поселка, по берегу пруда, в лес даже мимо Санькиного дома уходили. Правда, встречались они в те дни, когда Санькин отец был в поездках: он запрещал им дружить.
Шли они, разговаривали. Или просто молчали. Хорошо вдвоем! У них оказалось много общего. Например, Витька тоже любил кататься по городу. И как только они раньше в трамвае или в троллейбусе не встретились?
Но в одном у них все было наоборот: Санька когда-то мечтал уехать к бабушке-прабабушке от отца, а Витька к отцу от матери мечтает укатить. В Одессу, в далекий город у моря. Сколько раз уж его, оказывается, снимали с поездов.
— Но теперь-то уж не снимут, не вернут! — блестел глазами Витька. — Теперь-то я такое придумал!
— Разве тебе с матерью плохо? — спросил однажды Санька. — Она красивая!
— А-а! — махнул Витька рукой. — Красивая! Нашел красивую! Крашеная-перекрашенная! Сама парикмахерша, вот и красится. То в блондинку, то в эту, как ее, — в шатенку… Да пускай бы красилась! Мужья ее во как надоели! Сегодня один, завтра другой. Как придет новый муж, она меня выставит: иди, Витенька, погуляй! На ключ закроются, а я… Сперва в чужих подъездах грелся. К батарее прижмусь и стою. Стою, реву, пока кто-нибудь не увидит. А увидят, обязательно закричат: «А ну, марш домой — ночь на дворе!» Пойду — закрыто. Тогда я и придумал — на трамваях кататься. Но автобусы лучше: в автобусах теплее и денег можно побольше заработать…
— Как это — заработать? — удивился Санька. Витька понял, что проговорился, рассказал:
— Да так: передадут тебе на талоны человека три-четыре сразу. А ты у окошечка стоишь. Несколько монет водителю, а остальные себе в варежку. Талоны передашь, а сам из автобуса — разбирайтесь, куда делись денежки. А ты в другой автобус — все гар-мо-нич-нень-ко!
— Ну, Витька! — только и сказал Санька, осуждая друга.
— Мне деньги нужны — во как! — оправдывался Витька. — Доберусь до отца, начну честную жизнь. А пока… не обманешь — не уедешь! Мамка каждый день на обед, на мороженое «Пломбир» выдает — я так постановил. Это копеек пятьдесят получается. Ррраз! На кино — два! За молоком пойду — три! Она мне на три литра молока даст денег, я куплю два, а потом бац туда литр воды! А денежки — двадцать восемь копеек — себе! Недавно ее новый муж, дядя Валера, спрашивает:
— Лапочка, нет ли у нас молочка?
— Как же — есть! Витенька сбегал, купил, свеженькое.
Он попил: «Ффу, — говорит, — сплошная вода!» — «Вот, — мамка ему, — разбавляют, такие-сякие! Средь бела дня грабят!» Я чуть не сдох под одеялом от смеху! К отцу доберусь, расскажу ему, вот похохочем!
Витька основательно готовился к побегу. На поездах ему ни разу не удавалось уехать дальше первой же большой станции. Теперь он решил идти до Одессы пешком. Сразу же после учебного года и отправиться. Про то, что можно путешествовать пешком по всей стране, он прочитал в газете. Один дедушка, оказывается, за полгода от Москвы до Дальнего Востока прошел!
— Вот бы с таким мировым дедом идти! Вот это был бы резонанс! — мечтал Витька и сговаривал Саньку. — Представляешь? Идем мы с тобой от села к селу потихонечку. Мимо машина — вжжиг! Бац — затормозила! «Куда, ребятки, путь держите?» — «В Новопокровку, к бабушке с дедушкой». А про Новопокровку эту надо заранее узнать. «Садитесь, подбросим!» Говорят, деревенские люди добрые. Сели, поехали! И так далее, и тому подобное. А места кругом все новые! Природа меняется, сам знаешь: сперва леса, потом лесостепи, степи, и вот — субтропики! Пришли! Черное море перед глазами! Белые корабли! Я маленький был, а помню, как папка показывал мне белые корабли, — ох и красиво! Мой папка моряк! Устроит меня в мореходку, выучусь тоже на моряка, и будем мы с ним вместе плавать по морям-океанам! Гармонично! И тебя устроит, он такой!
Санька пока отмалчивался или бубнил в ответ: «Там видно будет!»
На всякий случай они старались больше ходить пешком. Особенно в те дни, когда Санькин отец был в поездках. И на всякий же случай Санька тоже стал копить деньги, прикарманивал по пятакам, экономил на завтраках. Признаться, ему не очень хотелось добираться пешком до самой Одессы. Но привлекала мореходка. Может, и правда Витькин отец устроит их. Вот бы стать капитаном дальнего плавания! Это вам не водитель трамвая или машинист какой-нибудь! Капитан дальнего плавания! А то — «пенек… пенек…».
— Вот слушай, а то, может, не веришь. Письмо мне от папки! — сказал однажды Витька и достал из портфеля тетрадный листок. «Здравствуй, сынок Витя, — прочитал он. — Как ты живешь? Я тебе долго не писал: ходил в загранку. Витя, приезжай ко мне, я тебя устрою в мореходное училище, где на капитанов учат. И поплывем мы с тобой по морям-океанам! Сынок, помни: только тот хороший человек, кто помогает детям, старикам, всем слабым, а также птицам и зверям…»
— Так и написал? — удивился Санька.
— А что? — насторожился Витька. — Так и написал!
— Один мой знакомый тоже такие слова говорил, — сказал Санька и посмотрел вдаль, где виднелось трамвайное кольцо.
— Хороший, значит, он человек, — сказал Витька, убирая в сумку письмо. — Как мой папка.
Санька промолчал. Давно он не видел Ваню. Стыдно потому что. Вдруг Ваня спросит про ту историю с замшей? Чтобы Ваня узнал, что он, Санька, на учете в милиции? Да ни за что на свете!
