Саньке стало так тоскливо… Все внутри него как-то сжалось. Он ссутулился и поплелся домой. Но, пройдя немного, остановился и снова засмотрелся на снующие вдали разноцветные трамваи. «А вот возьму и не пойду домой!» — сказал вдруг Санька и сразу будто освободился от чего-то такого, что вечным гнетом висело над ним. Он нашарил в кармане гривенничек — каждый день выдавали ему дома на пирожок и на чай. Но из-за того, что он сегодня заторопился на улицу, он не успел перекусить после уроков и теперь обрадовался, что не проел этот десятчик. И уже без всяких сомнений побежал на кольцевую остановку трамвая.

До сих пор не может Санька вспоминать без волнения ту первую свою самовольную поездку. Ни кино, ни купание в пруду, ни вылазки в лес не приносят ему такой радости, как покачивание трамвайного вагона мимо многоэтажных кварталов или доживающих свой век старинных домишек на бывших окраинах города. Проедешь эти домишки, и опять высокие многоэтажные дома начинаются. И Саньке кажется всякий раз — это он въезжает в новый город.

Мать с отцом долго не знали о его путешествиях. Но однажды…

Тот день был для Саньки особенно счастливым. Обычно он устраивался в трамвае где-нибудь в конце вагона, а тут оказался впереди. И ему пришлось все время передавать монетки на талоны. И всякий раз люди говорили ему: «Спасибо, мальчик! Спасибо, мальчик!» Саньке так приятно было это слышать, что он уже сам, не дожидаясь, когда попросят, говорил: «Вам талоны? Давайте я куплю!» И в ответ слышал: «Вот какой молодец!»

Никто никогда не говорил Саньке «молодец!». Учителя вечно вздыхали: «Ох, Степанов, Степанов…» Мать всегда оглядывалась на отца: что надо сказать, чтоб не вызвать его недовольства. А отец… Отец только и твердил всю жизнь, сколько Санька себя помнит: «Ну и пень с глазами! Ну в кого ты такой уродился? Ты хоть пойми: без режима тебе дня прожить нельзя — ни на что не способный. Только усидчивостью и добьешься, может, чего, раз ума не хватает. Ну и пенек с глазами! Вот я за один год в школе рабочей молодежи два класса прошел, шестой и седьмой, а ты…»

А в тот день, в вагоне, Саньку все хвалили, говорили ему «молодец!», и он старался изо всех сил.

До самого вечера ездил Санька в том трамвае и все покупал людям талоны. Водитель трамвая, пожилая, но с веселыми глазами женщина, давно, видно, заприметила его. И на одной остановке вышла из вагона, а вернулась с милиционером.

— Разберитесь-ка тут с одним гражданином, — сказала она, подводя милиционера к Саньке. — Уж с месяц катает со мной по городу. Как на службу приходит, садится в вагон и поехал! А дома, поди, потеряли! — И она улыбнулась Саньке и помахала на прощание рукой: мол, уж не взыщи — такая у нас, у взрослых, обязанность: присматривать за вами, несмышленышами.

Санька, увидев перед собой милиционера, не успел испугаться: милиционер сразу ему понравился. Во-первых, Саньке понравилось, что он встал перед ним, как перед большим, и взял рукой под козырек. А во-вторых, милиционер был молодой и походил на главного героя из фильма «Хозяин тайги». Недавно по телевизору видел. Так и казалось, что он сейчас как запоет на всю улицу: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня…» И Санька засмеялся.

— Чему же ты рад, путешественник? — спросил, тоже улыбаясь ему, милиционер и все посматривал на поток машин, бегущих мимо.

— Да вы… да вы, — смеялся Санька, — на артиста одного похожи, вот! Из кина! Он там тоже милиционером выступает!

— Во-она! А я думаю, что это на меня все так посматривают! — засмеялся милиционер и поднял перед одной машиной руку. Машина остановилась, и Санька услышал:

— Слушай, друг, подбрось нас с мальцом до Сортировки, пожалуйста!

В машине было тепло, играла музыка. Водитель сначала недовольно косился на милиционера, но вдруг тоже заулыбался и спросил:

— Где-то я вас видел, товарищ младший лейтенант. Такое лицо знакомое! Разве подвозил когда?

— Может быть, — ответил милиционер и весело подмигнул Саньке: мол, знаем, где ты нас видел, да не скажем!

— Задержал пацаненка или сынок? — полюбопытствовал опять водитель.

Санька нахмурился: неприятно все же в задержанных себя чувствовать. И услышал веселый голос:

— Сынок! Домой со службы добираемся!

— Сами молодые еще, а сынок уж вон какой. В который класс ходит? — рад был случаю поговорить хозяин «Жигулей».

Милиционер взглянул на Саньку хитровато: дальше, мол, сам действуй, ввязал меня в эту историю, так…

— В четвертый, — сказал Санька.

— Большенький, большенький у вас сынок…

Почти до самого Санькиного дома доехали они на машине. А когда вышли, Санька решил схитрить:

— Дядя, дальше я один пойду: здесь совсем рядом, во-он наш дом! Я сам…

— Знаешь что, «сынок»-путешественник, я бы тебе поверил, если бы ты честно сказал мне — больше ездить на трамваях не будешь без дела. Можешь ты дать такое обещание?

Санька было уже рот открыл: что ему стоит пообещать!

— Только честно! — повторил милиционер.

— Не знаю, — опустил Санька глаза.

— Спасибо, «сынок», за правду, — уже без улыбки сказал милиционер. — Ездить одному по городу тебе пока рановато. Мало ли что может случиться. Так что я обязан предупредить твоих родителей. Да ты не дрейфь!

Веселый милиционер, похожий на известного киноартиста, козырнул всем троим и ушел. А отец, обращаясь только к матери, заныл:

— Ну, чего вот ему не хватает, скажи? Одет-обут, сыт… «Уголок школьника» свой имеет! Мария Максимовна другим в пример ставит наш «Уголок школьника». Ни у кого нет вот такого «Режима дня». Стараюсь, стараюсь, а толку?

Отец имел привычку говорить при сыне так, будто его нет здесь, и это особенно обижало и злило Саньку.

— Милиционер привел! Дожили! — стонал отец. — На работе почет и уважение, а он — позорить! Кого позорить? Родного отца! Который сам, сам всего достиг! Который в его возрасте вот этот дом отцу помогал строить!..

Мать застыло смотрела в одну точку, жалея сына и не решаясь сказать в его защиту ни слова. Санька тоже сидел, сгорбившись, и терпеливо ждал, когда отец выговорится.

К ночи отец успокоился. Он снял со стены старый «Режим дня» и придумал новый, по которому Санька должен был вставать на час раньше, а ложиться спать на час позже. Но мальчишку отец нарисовал того же самого. И Санька, когда его наконец оставили в покое, показал мальчишке язык и сказал: «У-у, зануда! Вот и живи сам по своему режиму, а я…» И он закрыл глаза и услышал стук колес проходящих мимо поселка поездов. «Эх, уехать бы куда-нибудь! А если к бабушке-прабабушке?» И Санька размечтался: вот уедет он в деревню, а там ведь тоже школа есть. И как начнет он там учиться на одни четверки! Нет, уж лучше сразу на одни пятерки! Ему бы только от «Режима дня» освободиться, он бы и сам сидел за уроками. А то возьмешь иногда книжку в руки, отец увидит и ехидно так скажет: «А-а, за ум, видать, взялся! Ну-ну, до шести тридцати почитай, а там у тебя по режиму помощь по дому, дров матери натаскаешь…» И все. Больше уж ни читать, ни дрова носить почему-то не хотелось.

И так во всем. Только настроится Санька что-нибудь сделать, отец вмешается и будто по рукам его ударит. Один раз принялся Санька лепить из пластилина. Лепил, лепил, и показалось ему, что получился медвежонок, смешной такой, на Чебурашку похожий немножко. И матери понравился этот смешной медвежонок. И тут вернулся из поездки отец.

— Смотри-ка, что сегодня Санька смастерил! — показала она ему медвежонка.

— Ну что это такое! — сразу заныл отец. — Разве это медвежонок? Надо было картинку перед собой поставить и с нее лепить. Ну и пенек же он у нас! Ни к чему не способный! Ни к чему призванья нет!

Больше уж Санька не только лепить — смотреть не хотел на коробку с пластилином.

Да, не повезло ему с отцом. Бывают же другие отцы.

Один раз в трамвае сели впереди него отец с мальчишкой. Мальчишка тот еще меньше Саньки был, а отец с ним как с равным разговаривал.