А Брайцев стоял нахмуренный, засунув руки в карманы плаща. Он не слышал последних слов Плотникова. Правда, тот и произнес их без всякой задней мысли, просто хотел подчеркнуть главенствующую роль следователя.

— Выходит, вы, Павел Антоныч, правы. Если это тот самый ГАЗ-51, — экспертиза, я думаю, разберется, — странное получается совпадение. В двухстах метрах от карьера, в который падает «Москвич», находится за деревьями грузовик. Потом, когда вы пытаетесь спасти водителя, по шоссе опять же пролетает грузовик. А ведь вчера была суббота. Грузовые машины, кроме хлебных и продуктовых, в основном стоят на приколе.

— Эту машину я найду, — сказал Панков. — Кроме шуток.

Следователь глянул на него, кивнул. Со старшиной ему работать еще не приходилось, но раз ему доверяет Плотников, значит, Панков слов на ветер не бросает.

— Давайте побродим в округе, — предложил лейтенант. — Может, еще что-нибудь обнаружим.

— Вы, Юра, ступайте с капитаном на шоссе, — сказал Плотников, только сейчас заметив, что обуты офицеры в полуботиночки, — наших с Панковым сапог здесь достаточно. Что найдем — поделим.

Но больше никаких следов они не нашли, хотя и провели в поисках более двух часов.

Согласно графику дежурств, в понедельник с утра Плотников заступил на пост. С ним в паре, как обычно, Панков, а к обеду на попутке подъехал Савин. Командир дивизиона направил его к Плотникову для «продолжения практики». Павел Антонович искренне обрадовался Сергею, но заметил, что сержант как-то неуловимо изменился, посерьезнел, что ли.

— Ты что такой? Что-нибудь случилось?

— Что со мной может случиться? — махнул рукой Савин. — С тем вот парнем, Сабининым, случилось. Между прочим, на наших с вами глазах…

— Ну и дальше? — сказал Плотников, соображая, куда тот клонит.

— Как вы можете так спокойно говорить, Павел Антоныч? — почти выкрикнул Сергей. — Погиб человек, а вы… Привыкли, что ли? А я ни о чем другом думать не могу. Все время перед глазами тот карьер.

Плотников молчал. Он понимал Сергея. Было это и с ним, но давно, на войне, когда падали наземь такие же юные, как он, солдаты в великоватых касках. Своей смерти Плотников не боялся — ее не увидишь. Страшна была чужая, но тогда шла война…

— Понимаешь, Сережа, если ты не научишься управлять своими чувствами, не работать тебе в милиции. К этому придется привыкать. Не буду объяснять, что на дорогах земного шара погибло уже больше людей, чем в первой мировой войне. Ты пришел работать в ГАИ и должен понимать…

Плотников умолк, глядя на притихшего сержанта.

«Не умею я по-человечески объяснять, — подумал огорченно, — он ко мне со своими горестями, а я его цифрами давлю».

В этот момент на посту требовательно зазвонил телефон, и старший лейтенант даже обрадовался этому: звонок разряжал неловкую ситуацию.

— …А сочувствие, Сережа, чужой беде, конечно, никуда не денешь. Я тебя понимаю, на то мы и люди.

Дошли до Савина его слова или не дошли, Плотникову выяснять было некогда. Телефон просто надрывался. Старший лейтенант снял трубку, выслушал все, что ему сказали, и быстро вышел на шоссе.

— Меня в отдел срочно вызывают, — останавливая первую же машину, пояснил Савину, — останешься с Панковым.

Когда старший лейтенант поднимался по лестнице на второй этаж здания, его окликнул помощник дежурного и сказал, что надо явиться к начальнику.

Плотников кивнул, подошел к застекленной перегородке, за которой работала секретарь Лозового, и вопросительно глянул на нее.

— Полковник уже справлялся о вас. Проходите.

Начальник отдела читал сводку. Его крупное лицо, перечеркнутое резкими складками, в очках, казалось угрюмым. Плотников остановился у окна.

— Садись, Павел Антоныч, извини, сейчас закончу, — бросил Лозовой.

Потом он откинул в кресле свое массивное тело, снял очки и потер переносицу.

— Понимаешь, Паша, какая история… Звонил начальник Кировского райотдела. Просят подключить тебя к Гостеву. Работник он сильный, но дело, похоже, темное, а ты, так сказать, очевидец, да и в автомобилях будь здоров разбираешься. Может, вдвоем быстрее распутаете это происшествие. Данные экспертиз будут к вечеру. Возражений нет?

— Слушаюсь, — вставая, произнес Плотников. — Хотя едва ли из меня майор Пронин получится.

— Не прибедняйся, Паша, — хмыкнул Лозовой. — Старый конь борозды не портит.

Выйдя от полковника, Павел Антонович набрал телефон Гостева, но рокочущий басок сообщил, что лейтенант отбыл в управление к Брайцеву.

— Ладно, — сказал Плотников. — Вернется, скажите, что я жду в своем хозяйстве, у дежурного.

В дежурной части Павел Антонович уселся в сторонке, чтобы никому не мешать, и стал смотреть на светоплан города. План был во всю стену. Контуры районов и кварталов соединялись на нем сотнями нитей проспектов, улиц, переулков. На всех шоссе, ведущих из города, светились маленькими квадратиками стационарные посты ГАИ. Бегающие светлячки показывали место нахождения патрульных машин и мотоциклов. Плотников поискал глазами свой пост, но без очков не увидел и поэтому подошел к плану. Убедился, что квадратик горит нормально, и снова сел на стул.

За пультом капитан Турбин с помощником сноровисто переключали тумблеры каналов связи, запрашивали и выслушивали абонентов, тут же принимали решения и давали указания патрульным. Информации было хоть отбавляй. Турбин никак не успевал вынуть изо рта папиросину с угрожающим свалиться столбиком пепла. Руки были заняты. Плотников поднялся, взял ее у Турбина, ткнул в пепельницу. Взмокший капитан только благодарно мотнул головой и продолжал говорить в микрофон:

— Береза, Береза, я Курган, я Курган, на связь.

Павлу Антоновичу вдруг вспомнились осевшие от взрывов накаты блиндажей, черные лица командиров и орущих до хрипоты связистов… Но это было так, как бы застывшим мгновением. Память как вечная зарубка.

Плотников любил бывать в дежурной части отдела. Правда, тут было шумно от звонков, но именно здесь отчетливо прослушивался транспортный пульс большого города. Со всеми его сложностями, проблемами и неприятностями.

Вдруг все звонки разом прекратились. Турбин перевел дух и полез за новой папиросой.

— Бывает же так, Антоныч: то просто спасу нет, то тишина, как на рыбалке, — засмеялся он. — Как будто все машины хоп и… встали.

— Ну, на это нечего надеяться. Движение — процесс необратимый. Пока колеса вертятся.

— Не говори, — пыхнул дымом Турбин. — Лет через пять по дорогам такие потоки пойдут, что и десяток дежурных не обработает. Полностью на автоматику перейдем.

— Едва ли автоматика потянет, — возразил Плотников. — Баранки ведь не роботы будут крутить…

Турбин хотел ответить, но невидимые абоненты словно проснулись: ожили на пульте лампочки и затрещали звонки.

Когда наконец Гостев прибыл, они расположились в кабинете, и лейтенант развязал тесемочки тощей зеленоватой папки.

— Пока все копии материалов дела. Ознакомьтесь. Я пойду потороплю ребят с розыском «универсала».

Плотников кивнул, достал из футляра очки, поудобнее уселся и стал читать заключение автотехнической экспертизы.

Поиск автомашины ГАЗ-51 Панков начал с совхоза. Оставив Савина на посту, он направился туда под вечер, рассчитав, что к концу дня все совхозные машины съедутся в гараж. Во-первых, в понедельник редко кто перерабатывает, во-вторых, до посевной еще далеко и особенно им разъезжать некуда. Совхозный гараж назывался гаражом чисто условно. Машины, огороженные покосившимся забором, стояли под открытым небом. В каменный добротный бокс на три места технику загоняли только для ремонта.

Двери бокса были растворены. Панков заглушил «Урал» и, стаскивая на ходу краги, вошел. Тускло светили под потолком маломощные лампы. Смотровые ямы занимали два автомобиля ГАЗ-51 и «Победа». Оба грузовика со снятыми колесами стояли мостами на деревянных брусьях, именуемых в просторечье «козлами». Подле машин, сидя на баллонах, перекуривали авторемонтники. Пахло бензином, маслом и ветошью.