Девушка замолчала. Ангелина не торопила её, понимая, что они приблизились к самым мрачным воспоминаниям.

— … Мы ехали домой. Я, понятное дело, была злая на весь мир, обиженная… Сидела рядом и дулась… Уже потом следствие выяснило, что в коктейль мне добавили психотроп… У меня начались глюки. Казалось, что мама как-то странно смотрит на меня, что у неё пистолет и она в меня целится. Всё было настолько реальным! Это сейчас я понимаю: откуда у мамы пистолет? Как она могла целиться, ведя машину? А тогда… я бросилась на неё… Мама не ожидала и влетела в бетонное ограждение… Последнее, что помню, — серый барьер… Очнулась в больнице. Рядом сидел папа, весь чёрный. Я знала, почему он не смотрит на меня… И всё равно надеялась, что ошиблась. Звала её. Пока Денис не сказал, что маму три дня назад похоронили…

— Мне очень жаль, — прошептала Ангелина, смаргивая подступившие слёзы.

Но Саша посмотрела на неё зло, яростно.

— Ты не понимаешь!.. Я тогда убила и отца тоже. Он же с тех пор живёт наполовину!.. Как зомби!.. Папа всю жизнь любил маму, с детства!.. Два года прошло. А он до сих пор не может об этом спокойно говорить. Словно не верит, что её нет!

Девушки сидели рядышком и молчали. Да и что тут скажешь? Жену Серганова Ангелина не знала и не видела. Принять смерть неизвестной женщины ей было легко. Другое дело — Саша, которая стала самым близким человеком. Оборотница чуть не застонала, понимая, с каким грузом на душе живёт девушка.

— Так получилось, Сашка. Я не могу сказать, что это несчастный случай. Но в шестнадцать лет мы многого не понимаем и не можем просчитать свои поступки.

— Если бы я послушала родителей и не пошла на ту вечеринку!..

— Но ты пошла!.. — оборотница нахмурилась. — Потому что хотела самостоятельности и независимости, потому что хотела веселиться с друзьями. В твоём возрасте это нормально. В этом нет ничего преступного. И мне кажется, все это понимают. Твой отец в том числе.

— Иногда мне хочется, чтобы он на меня наорал, избил… — призналась Саша.

Ангелина усмехнулась.

— За что?.. Дядя Миша — умный человек. Он понимает, что ты не виновница, а жертва. И до недавнего времени ещё непонятно, кому пришлось хуже: твоей маме, погибшей на месте и не мучающейся, или тебе, прикованной к инвалидному креслу.

Они снова замолчали. Кошка вздохнула.

— И не забывай о наркотике… Вы узнали, кто подсыпал его?

Саша кивнула.

— Подружки, которые пригласили на вечеринку. Они с друзьями решили поприкалываться. Уговорили того мальчика подыграть, — девушка обхватила себя руками. — Мы учились вместе десять лет. Я не была девочкой-одуванчиком, но и не травила никого из одноклассников. Помогала, если могла, подсказывала на контрольных… А на той вечеринке они все знали о подставе, смотрели и ждали. В полиции признались, что хотели снять видео: показать, как отрывается заучка-отличница в ночных клубах.

Ангелину перекосило от отвращения.

— С тех пор ты не веришь в дружбу.

Она не спрашивала, скорее озвучивала очевидный факт. Саша опустила голову.

— Я много думала о случившемся… Что ещё делать, сидя в инвалидном кресле?.. Знаешь, Геля, лучше бы у них получилось!!! Лучше бы они надо мной поржали, как хотели!!! Лучше бы я стала посмешищем!!! Но мама была бы с нами!!!

Оборотница обняла плачущую подругу, успокаивающе поглаживая по голове. Сердце разрывалось от жалости и жажды мести. Но что-то подсказывало кошке, что с местью тут прекрасно справились и без неё. Это хорошо! Только как можно было не заметить изнывающую от чувства вины девушку? Неужели собственная боль так ослепила Серганова?

…

В августе все, наконец, смогли облегчённо выдохнуть: Саша поступила. И вроде как серьёзных поводов для беспокойства не было (девушка получила высокие баллы на экзаменах да ещё золотая медаль), но тем не менее мандраж присутствовал. В честь зачисления студентки Сергановой Александры Михайловны на первый курс экономического факультета в имении устроили праздничный ужин. Сашка наслаждалась своим первым триумфом, принимала поздравления, улыбалась. А в тёмных глазах нет-нет да и блеснёт нетерпеливая слезинка! Михаил Владимирович тоже радовался, наблюдая за счастливой дочерью.

Денис Лебедев шутливо заметил:

— Ну, одну пристроили!.. А ты, Геля, куда? Не передумала? Может, всё-таки ко мне под крылышко?

— Нет, не передумала, — оборотница переглянулась с Михаилом Владимировичем. — Я иду на работу в компанию «INSIB — строй».

Денис присвистнул, украдкой глянув на шефа. Подсуетился Владимирович ради девчонки. Вячеслав Шеметов — директор крупнейшей строительной компании региона — блатников не любил.

— И кем?

— Системный администратор.

— Всего того?! — не скрывал своего разочарования мужчина.

— Пока, — выставил вверх палец Серганов. — Простой сисадмин — это только начало, — он посмотрел на кошку. — Я в тебя верю, девочка.

Ангелина улыбнулась Михаилу Владимировичу. Они молчали о том, что это тоже было желание девушки: пройти весь путь самой. Это даст ей нужное время для адаптации, поможет погрузиться в жизнь обычного человека. Другая, более высокая должность привлекла бы внимание, а обычный системный администратор не так заметен.

Но это было ещё не всё. Пока Саша поступала в университет, трусила и волновалась, просчитывая запасные варианты, оборотница думала о своём будущем. И пальцы покалывало в приятном предвкушении. Ангелина целый год прожила практически под добровольным домашним арестом. Понятно, что на это были причины, но для оборотницы, превыше всего ценящей свободу, такая жизнь была сродни подвалу во время течки — очередное насилие над собой. Ей хотелось жить по-настоящему. Это вовсе не значило, что кошка вдруг осмелела и забыла об осторожности. Страх никуда не ушёл. И, как бы странно это ни звучало, именно он подтолкнул девушку к очередному решению. Оборотница всё чаще замечала, что расслабляется рядом с людьми, доверяет им и теряет бдительность. А это чревато большими неприятностями для всех! Кошка не хотела подставлять тех, кто приютил её здесь, на Земле.

И в один из августовских тёплых вечеров девушка пришла к хозяину дома.

— Геля? — Серганов приглашающе кивнул на кресло. — Проходи! Присаживайся!.. Что случилось?

— Ничего плохого, — поспешила успокоить оборотница. — Дядя Миша, думаю, мне пора покинуть ваш гостеприимный дом.

Эффект был прямо противоположный: мужчина встревожился.

— Что?! Куда ты собралась?!

— В город. Язык я знаю, уже могу довольно сносно общаться с людьми. Работа у меня есть, благодаря вам, — кошка улыбнулась. — Пора начинать отдельную жизнь.

Серганов прищурился:

— Тебя Денис опять достаёт?

— Нет.

— Не хватает денег?

— Хватает.

— Так чего тебе неймётся, Геля?

Она взяла Михаила Владимировича за руки.

— Я очень вас люблю!

Серганов вздрогнул, непонимающе моргнул и на всякий случай руки убрал. Ангелина засмеялась.

— Да не в этом смысле! Я считаю вас с Сашей своей семьёй. Вы очень помогли мне за этот год. Очень! Я помню и ценю это. Но мне пора жить самостоятельно.

Мужчина нахмурился.

— Геля, я не понимаю почему? У нас хватает места всем. С сентября Сашку будут возить в университет, а тебя — на работу. Я не вижу проблем!

— А их и нет, дядя Миша, — оборотница примирительно улыбнулась. — Я была и остаюсь вашей Гелей, только я хочу свой дом.

— Успеешь ещё! Что за вожжа тебе под хвост попала?!

— Пожалуйста! Вы же понимаете, что это рано или поздно случилось бы. Так почему не сейчас?

— Потому что ты ещё мала!

— Первого августа мы отмечали моё 36-летие, — тихо напомнила кошка, выразительно выгнув бровь.

— В зеркало глянь! — хмыкнул Серганов. — Тридцать шесть! Ха! Двадцать один по документам!..

Кошка с умилением слушала его ворчание.

— Пора, дядя Миша!

— Геля, я же переживаю за тебя!

— Я буду умницей!

Девушка состроила умильную мордочку. И у Серганова дрогнули уголки губ.