День выдался тёплым и сырым. Снег, выпавший ночью, начал подтаивать и грустно хлюпал под ногами. Небо затянули густые облака. А в церкви было тепло и людно, привычно пахли свечи и ладан. Прихожане толпились даже в притворе, но многие узнали Михаила Владимировича и расступились перед ним, пропуская вперёд. Кто-то лез с поздравлениями, кто-то просто приветственно кивал головой. Ангелина мышкой прошмыгнула следом, стараясь не привлекать внимания. Они стояли в средней части храма. Саша, прикрыв глаза, знакомо шевелила губами: молилась. Отец стоял рядом с ней, серьёзный, представительный. Кошка и не ждала, что он склонит свою седую голову, но в позе мужчины не было ни грамма неуместной сейчас надменности и гонора.

Девушка держалась в полушаге от Сергановых и старалась не мешать им. Это не её праздник. Но когда ставила свечу перед иконой, не удержалась. Посмотрела на лик Богородицы и шепнула:

— Спасибо!.. Спасибо за Сашку, за то, что у нас всё получилось…

Службу Ангелина не достояла. Большое количество людей беспокоило оборотницу, заставляло нервничать, и она, предупредив Дениса, вышла на крыльцо. Девушка облегчённо перевела дух, жадно глотая свежий воздух. Сгребла с перил снег и протёрла лицо, смочила горячие губы. Рядом бегали дети, которых родители привели с собой. Талый снег брызгал из-под ног, и счастливая ребятня весело смеялась. А потом раздался колокольный звон. Ангелина, запрокинув голову, заслушалась. Красиво! Уже знакомый трепет прокатился в груди! Двери распахнулись, и прихожане стали расходиться. Кошка отошла в сторону, дожидаясь своих. Первой вышла Саша, стянула с головы платок и вцепилась в поручни лестницы. Видно, устала стоять на ногах столько времени.

— Всё хорошо? — Ангелина встревожено вглядывалась в бледное лицо подруги.

— Нормально. Сейчас поедем домой. Только папу дождёмся, он с батюшкой разговаривает. Вообще отец редко ходит в церковь. Только на Крещение и Пасху, — призналась девушка, подходя к ведру с водой.

Оборотница ещё раньше заметила несколько таких посудин, стоящих прямо в снегу рядом с центральной дорожкой. Люди подходили к ним, набирали воду и шли дальше. Кошка решила, что это какой-то ритуал и ждала, пока подруга расскажет о нём.

Они подошли к одному из вёдер. Саша деловито набрала воду в банку и передала охраннику. Потом наполнила пластиковый стаканчик и пояснила:

— Это крещенская вода. Её батюшка освятил во время таинства.

Девушка выпила, зачерпнула ещё и протянула подружке.

— Теперь ты!

Геля очень хотела пить. Она быстро сделала несколько больших глотков… и упала замертво.

Внутри — доменная печь. Жарко! Очень! Голова кружится! Не то чтобы невыносимо больно, но и приятным это состояние не назовёшь… Ангелина слабо шевельнулась и вызвала новый всплеск огня. Сердце заходилось от бешеного стука. Казалось, оно стучит во рту и, надавливая на корень языка, вот-вот спровоцирует рвоту. Дурацкое ощущение и неприятное! А ещё хуже судороги! Они пробегали по телу, вызывая тупую ломающую боль в ногах и руках. Хотелось закричать-застонать, выплёскивая это из себя, но из горла не вырвалось ни звука. Голосовые связки оборотницы были обожжены крещенской водой, в которую священник погружал серебряный крест, и о чём не успела сказать Саша.

Кошка чувствовала себя словно в плотном непроницаемом пузыре. Точно знала, что там, за оболочкой, продолжается жизнь: ходят люди, дует ветер, светит солнце. А здесь внутри всё застыло: ни звуков, ни запахов… И жарко! Печёт огнём! Даже пальцем пошевелить не получается! И не хочется, потому тут же последует всплеск удушающего жара.

Только спустя час этот «пузырь» лопнул, и девушка пришла в себя. По светлым, однотонным стенам и характерному запаху поняла, что находится в местной лечебнице — больнице, а над ней суетятся врачи.

— Очнулась!

Вбился в уши женский голос. Перед глазами проплыл размытый образ мужчины в белом.

— Слышите меня?.. Кивните или моргните, если слышите!

Лёгкое-лёгкое движение ресницами.

— Хорошо!

Обрадовался врач и что-то затараторил. Оборотница не понимала ничего, слова путались, сливались, вязли в тумане, плавающем в голове. Но этот туман довольно быстро рассеивался. Расплывчатые фигуры обретали контур и ясность. Рядом с ней стоял врач. Мужчина. Серые глаза. Морщинки…

— Как себя чувствуете? Говорить можете? Попробуйте!

Ангелина разлепила пересохшие губы.

— Да.

Появилось ощущение, что она огнедышащий дракон. И комок жара во рту! Девушка зажмурилась.

— Что с вами случилось? — не отставал врач.

— Мы были в церкви.

— Дальше?

— Потом домой пошли. Воду пили.

— Александра Михайловна так и сказала… С вами такое случалось раньше? Что могло спровоцировать это состояние?

— Там серебро.

— Да. Воду на Крещение освящают серебряным крестом.

Оборотница вздрогнула. Рексфелис, спаси! Она проглотила серебро! Поэтому так плохо!..

Нудно ныл безымянный палец. Да и вся рука болела.

— У вас аллергия на серебро? — врач пытливо смотрел на девушку.

И она кивнула. Пусть будет аллергия.

— А зачем вы пили эту воду?

— Ангелина не местная и не знала особенность этого праздника, — тихо пояснила Сашка, застыв в открытых дверях палаты. — Она недавно переехала из-за границы.

Мужчина недовольно крякнул:

— Даже боюсь спрашивать, в каком диком краю не знают о святой воде хотя бы теоретически!

И повернулся к медсестре, отдавая распоряжения. Саша осторожно сделала шаг вперёд и замерла у изножья кровати:

— А я ещё брызгала на тебя, когда ты сознание потеряла… — повинилась она и заплакала. — Несколько раз…

Ангелина была не в силах успокаивать подругу.

— Плечо болит.

— Ты упала, — объяснила Саша. — Я не успела тебя поймать… Там такой синяк!.. Прости!

Медсестра уже убежала выполнять распоряжения, а врач внимательно следил за состоянием пациентки.

— Сейчас мы дадим вам антигистаминный препарат. Полегчает.

Пока ей ставили укол, Михаил Владимирович вывел расстроенную Сашу из палаты. Медсестра помогла девушке лечь удобнее, поправила одеяло. Ангелина в это время рассматривала свою руку. Заметила на пальце маленькую ранку.

— Что это?

— Брали анализ крови.

Оборотница едва дождалась, пока медсестра выйдет, и нервно позвала:

— Дядя Миша!

Мужчина торопливо вошёл в палату и встревожено посмотрел на девушку:

— Что? Плохо?

— Дядя Миша, никаких анализов! Умоляю! — кошка схватила его за руку.

Серганов уложил вскочившую девушку обратно в кровать.

— Ну-ка ляг на место!

Он видел, как зрачок затопляет карюю радужку. Ангелина была в чистой панике!

— Нельзя, дядя Миша! Пожалуйста! Умоляю вас! Умоляю!!! Нельзя, чтобы смотрели мою кровь!

Её трясло от ненормального животного страха. Сиплый голос смешивался с судорожными всхлипами. Михаил Владимирович прищурился.

— Денис!

Лебедев заглянул в палату в ту же секунду. Понятное дело: стоял под дверями. Но теперь это неважно!

— Ты всё слышал? — Серганов выразительно глянул на своего безопасника.

— Само собой!

Мужчина впился пронизывающим взглядом в белую, как больничная простыня, девушку.

— Проследи, — велел Михаил Владимирович и посмотрел на дрожащую Ангелину. — А с тобой мы поговорим!

Денис Лебедев подошёл к лаборатории, заглянул внутрь: женщина-врач стояла к нему спиной и увлечённо щёлкала по клавиатуре. Главный безопасник Серганова выразительно посмотрел на своего зама:

— Никого сюда не пускать.

— Понял, — кивнул Влад и замер возле двери, широко расставив ноги.

Лебедев хмыкнул: теперь если кто и попадёт в лабораторию, то только в виде тех самых анализов, которые здесь делали.

Мужчина вошёл внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Вовремя! Лаборантка уже звонила кому-то.

— Олька, иди скорее сюда! Ты должна это увидеть!..

В этот момент телефон из её рук забрали.

— Эй! — возмутилась женщина, непонимающе глядя на высокого незнакомца. — Что вы себе позволяете? Сюда нельзя заходить посторонним!