Маргарет заходит меня навестить. Она бледнее, чем обычно. Кажется похудевшей. Ее руки то и дело тянутся к золотому кресту на груди.

— Томас должен уехать, — сипло шепчет она. — Здесь стало слишком опасно.

Я понимающе киваю. Только Небеса знают, когда она снова сможет увидеть мужа и не вызвать подозрений. Подруга хватает меня за руку.

— Мэри, нам нужна еще хотя бы одна ночь.

Я хочу отшатнуться от нее. Или встряхнуть хорошенько, чтобы она осознала, какой опасности подвергает себя и моего дядю. Но вместо этого я беру ее руки в свои и обещаю, что помогу.

Не хочу впутывать в это Гарри. Я и так уже в долгу перед ним, и мне не хочется, чтобы брат снова брал весь риск на себя. Так что мы с Маргарет идем к Шелти и молимся, чтобы она хотя бы сейчас прекратила спать с нашим чертовым королем.

Шелти знает все тайные, заброшенные и укромные комнаты дворца — их показал ей Гарри, когда они были вместе. Она соглашается помочь, но я вижу, что пока она улыбается, ее руки трясутся.

Мы идем вчетвером по темному полуподвальному коридору, когда дворец погрузился в сон. Шелти шагает впереди и держит свечу, чтобы осветить нам путь.

— Вот здесь, — тихо говорит она и кладет руку потертую дверь. — Вино, сыр, хлеб, свежее белье, всё к вашим услугам, господа, старушка Шелти обо всём позаботилась.

Дверь со скрипом отворяется, и Маргарет с Томасом проскальзывают внутрь. Мы с Шелти остаемся вдвоем и мучительно молчим. Огонек свечи покачивается от ее дыхания и кажется, будто стены качаются вместе с ним.

— Это измена, — тихо говорю я.

— Нет, это любовь. Настоящая.

Гринвич, 8 мая 1536 года

Еще немного, и моя подруга заплачет. Она выглядит обиженной на весь мир, как ребенок, которому не досталось пудинга. Уголки ее губ опущены, а пальцы нервно мусолят листок, который она сорвала с розового куста, пока мы гуляли по саду и пытались занять себя хоть чем-нибудь. Все мы теперь только этим и заняты — пытаемся найти себе занятие. Никто не знает, что делать с женщинами. Без королевы мы при дворе не нужны.

— Не понимаю! — хнычет Шелти. — Не понимаю, не понимаю! Почему она?!

Мы идем обратно в замок, в большой зал. Обычно в это время там бывало весело. Смех, танцы, похабные шутки — всё, что Шелти так любит. Любила. Теперь она не может думать ни о чем другом, кроме выбора короля.

Джейн Сеймур уже переехала в Беддингтон-парк, чтобы избежать скандала и подчеркнуть, что не спит с королем до свадьбы. Лицемерная святоша. Еще бы монашкой прикинулась.

— Зато все ее фрейлины будут красивее, чем она, — говорю я.

Так себе утешение, но Шелт пытается улыбнуться. Через миг ее лицо снова искажается обидой.

— И я должна буду ей прислуживать, представляешь! Тебе хорошо, вам с твоим герцогом…

— А ты не можешь уехать? — прерываю ее я. — Езжай в Шелтонхолл.

— Моя мать…, — Шелти хмурится. — Мама сказала, что, либо я сама найду себе мужа, либо до конца дней буду фрейлиной хоть у самого дьявола. Что они… им с отцом надоело, что я такая!

Она закрывает лицо руками, готовясь разрыдаться, и я обнимаю ее.

— Тише, Шелт, — я глажу ее по спине, как будто это поможет. — Всё будет хорошо.

Она поднимает голову и делает глубокий вдох, пытаясь унять слезы.

— Ты всё еще можешь выйти за Клера, — осторожно говорю я. — Он любит тебя, и примет несмотря ни на что.

Это и правда кажется мне единственно верным решением в ее ситуации.

— Примет? Я что, вещь? Подарок, чтобы меня принимать?! Я тоже заслуживаю любви в браке, как ты! Как Мэгет!

Я ругаюсь про себя за то, что неверно подобрала слова. Шелти порывается уйти, но я хватаю ее за руку.

— Ты не вещь, ты просто запуталась. Ошиблась. Все ошибаются. Попробуй хотя бы дать ему шанс.

Она не сбрасывает моей руки, но и не смотрит на меня. Но когда она все-таки поворачивается, я вижу тонкую полоску от слезы на ее щеке. Даже расстроенная, моя подруга такая яркая. С ямочкой на подбородке, как у ее сестры. Я хочу ей сказать, что она достойна всех стихов, которые посвящали ей придворные поэты, но какой в этом толк, если король все равно выбрал бледную, бесцветную Джейн.

— Ты права, моя Светлость, — говорит Шелти и пытается улыбнуться. — В нашей книге еще есть место для короткого послания?

Я облегченно выдыхаю.

— Да, конечно, там еще много места. Пойдем ко мне, возьмем.

Когда мы заходим большой зал, передо мной все расступаются, и мне хочется поднять голову повыше, а спину держать прямее. Я почти улыбаюсь, воспоминая о руках Генри, но понимаю, что нас с Шелти преследуют не только поклоны. Снова этот шепот. Холодный, как зимний ветер. Короткие смешки, недовольное цоканье, отворачивающиеся головы. Это всё предназначено не мне. Мне — реверансы, а шепот для Шелти.

Я беру ее под руку и притягиваю к себе. Она не смотрит по сторонам, но я знаю, что она тоже чувствует это. Ее тело превратилось в струну.

Мне хочется обернуться и прокричать, что они все чокнутые. Изменники, воры, убийцы, отравители. Готовы сожрать с потрохами любого, кто совершит ошибку. Но я только покрепче сжимаю руку своей подруги.

Когда мы выходим в коридор, у меня такое чувство, будто мы побывали в Чистилище. Или в лесу глубокой ночью. А теперь вышли на свет. Майское солнце бьет в окна и падает на медовые волосы Шелти, делая ее еще прекраснее.

Я хочу сказать ей что-нибудь подбадривающее, но мои мысли прерывает голос мужа.

— Мэри!

Генри идет нам навстречу с какими-то бумагами в руке, и его тоже заливает солнцем. Он весь как будто состоит из света. Пылинки разлетаются над его волосами, когда он укоряет шаг.

Мне кажется, в последние дни он стал выглядеть увереннее. Мои губы расползаются в улыбке, когда я смотрю на него. Я чувствую, что краснею, но это не смущение. Я еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него прямо здесь. Закусываю губу и приветствую его реверансом, не отрывая взгляда от его лица.

— Ваша Светлость.

Шелти тоже приседает, но он не смотрит в ее сторону.

— Моя герцогиня, — улыбается он. — На пару слов.

Генри берет меня за руку, и отводит к окну. Мне кажется, что любой, кто пройдет мимо нас, тут же всё поймет.

— Ты сказала отцу?

Я качаю головой. Не сказала, но думала над этим. Может, сообщить герцогу Норфолку, что его мечта сбылась? Но ноги отказываются нести меня в отцовский кабинет. Я не хочу отдавать ему нашу с Генри ночь. Путь она еще немного побудет моей собственностью.

— Не говори пока, — продолжает Генри. — Не хочу спугнуть короля. Он нахаживает ко мне, плачет, что «ядовитая шлюха» хотела меня отравить. Я постараюсь это использовать для нас.

— Хорошо, — говорю я. — Я не скажу.

Он улыбается, а потом наклоняется к моему уху и шепчет:

— Давай сегодня. У меня, вечером. Завтра мне нужно будет уехать с ним.

Я вспыхиваю, и слышу стук сердца у себя в ушах. Смотрю на его лицо, залитое светом. Не могу ждать вечера, хочется сделать всё здесь, у окна. Поцеловать бы его сейчас. Он смотрит на мои губы, и, кажется, думает о том же. Но придется терпеть, и он лишь сжимает мои пальцы.

Генри собирается уйти, но потом останавливается и снова наклоняется ко мне.

— И перестань таскать за собой Шелтон, не порти себе репутацию.

Он уходит, оставляя меня у окна. Я смотрю ему в спину, пока он не скрывается за дверями большого зала, а потом перевожу взгляд на Шелти, которая стоит поодаль. Она тоже проводила Генри внимательным взглядом и бросилась ко мне.

— Что он сказал?

Шелти хватает меня за руку и выжидающе смотрит. А я гляжу на нее растеряно, словно впервые вижу.

— Он… — я пытаюсь придумать, что соврать. — Он сказал, что не хочет ехать на север. Хочет быть поближе к отцу.

Она удивленно вскидывает бровь и всматривается в меня. Кажется, она мне не верит. Но в итоге она лишь вздыхает и усмехается.

— Какие скучные у вас разговоры, мое послание Клеру и то будет интереснее. А тебе надо что-то с этим делать, сколько можно? Давно бы сняла с него рубашку. Тебе столько дано, а ты воротишь нос!