Я стараюсь выдавить из себя улыбку. Пока мы идем до моих покоев, Шелти рассказывает, что именно она собирается написать Клеру, но я едва разбираю смысл ее слов.

*

Рядом с моими покоями стоит Кромвель. Когда я вижу его притворно дружелюбное лицо, на моей шее стягивается невидимая удавка. Воздух вокруг становится тяжелым и густым и обжигает мне горло, когда я пытаюсь сделать вдох.

Он пришел арестовать меня? За то, что я была на свадьбе Маргарет? Надо бежать. Бежать к Гарри. Или он уже в Тауэре? Черт, нас обоих навечно запрут в Тауэре. Мои руки трясутся, как в лихорадке, когда я смотрю на фигуру канцлера.

Кромвель всё знает. Его одутловатое лицо гладко выбрито, волосы аккуратно подстрижены. Улыбка сдержана. Он не похож на злодеев из сказок старой Нэн, но я не видела людей страшнее, чем он.

— Ваша Светлость, — говорит он своим скрипучим голосом. — И леди Шелтон. Рад видеть вас.

— Мастер-секретарь.

Мой язык еле ворочается, а голос звучит почти так же сухо, как его.

— Леди Ричмонд, позвольте поговорить с вами наедине.

Я испуганно смотрю на Шелти и вижу в ее глазах точно такой же страх. Рука Кромвеля опускается на мою. Она на удивление мягкая. Не грубая, потрескавшаяся рука простолюдина, а легкая ладонь канцлера. Самого могущественного человека в стране после короля.

Я киваю Шелти, чтобы она зашла в мои комнаты без меня, и она проскальзывает в дверь, не скрывая облегчения. Мы с Кромвелем остаемся вдвоем. Он пристально смотрит на меня и продолжает вкрадчиво улыбаться.

— Вы слышали, Ваша Светлость? Сегодня господина Уайетта сопроводили в Тауэр.

Во мне всё падает. Не может быть.

— Надеюсь, — подбираю я слова. — Совсем скоро мы узнаем правду. И каждый получит по заслугам.

— Отлично сказано, леди Ричмонд. И вы поможете нам узнать правду, если выступите на суде.

Я чувствую, как кровь сходит с моего лица. Он, должно быть, видит мой испуг и продолжает держать мои руки, притворяясь, что заботится обо мне.

— Ничего сложного, — говорит Кромвель, — от вас только и требуется, что повторить то, что вы уже однажды сказали мне. Я могу рассчитывать на вашу помощь?

Я молчу и пялюсь на Кромвеля. Во мне пульсирует страх, но где-то глубоко внутри, сквозь него, пробивается гнев. Кромвель хочет, чтобы я свидетельствовала против моей королевы. Кузины. Против Анны, которая всегда была добра ко мне. Устроила мне лучший брак из возможных.

Этот безродный выродок думает, что я предательница. Язык все еще плохо меня слушается, но я заставляю себя сказать:

— Нет.

Его брови удивленно поднимаются.

— Вы сможете это сделать, ничего не нарушая, Ваша Светлость, — говорит он. — Вы не фрейлина Анны. Всего пара ваших слов, и вы поможете нам разобраться в этом сложном деле.

— Нет, — повторяю я, и на этот раз звучу увереннее.

Улыбка исчезает с его лица. Мне вдруг кажется, что я вижу его настоящего. Зло во плоти.

— Кажется, вы не до конца меня понимаете, леди Ричмонд. Ваше упрямство не делает вам чести, и даже может навредить вам.

Он угрожает мне? Мать влепила бы пощечину прямо по его самодовольной роже. Я впервые за долгое время жалею, что ее нет рядом.

— Что вы имеете в виду, мастер-секретарь?

— Ваш брак, Ваша Светлость. Он еще не завершен. В таких случаях аннулирование занимает совсем немного времени, не находите?

Он молчит и пристально смотрит на меня. Думает, что напугал. Но я вспоминаю о Генри и чувствую прилив сил. Ты опоздал, Кромвель. Ты знаешь не всё. Не учел небольшую деталь.

— Анна уже в прошлом, — говорит канцлер. — Вы выберите прошлое или будущее с юным герцогом?

Я молчу.

— Вы выступите на суде, Ваша Светлость?

Меня колет сомнение. Если я скажу «да», мой кошмар закончится. Кромвель будет на моей стороне. Он наверняка сможет убедить короля наконец-то разрешить нам с Генри быть вместе, и нам больше не придется скрываться.

Но я вспоминаю о королеве, которая сидит в холодных тауэрских стенах. Ее судят только за то, что она надоела мужу. Не родила ему сына. Как будто в ее силах повлиять на замысел Божий.

Она не предательница. Как и я.

— Нет, мастер-секретарь. Я не буду выступать на суде.

Он щурится и прожигает меня взглядом.

— Да будет так, леди Ричмонд.

Кромвель коротко кланяется мне и собирается уйти, но прежде, чем сделать шаг в сторону, он хватает меня за плечо. Слишком грубо и неучтиво. Он не имеет право так хватать герцогиню.

— Когда вы в последний раз видели леди Дуглас? — тихо спрашивает он.

Внутри меня всё обрывается. Я боюсь, что он почувствует мой участившийся пульс через ткань моего платья. Кажется, я начинаю потеть. Мне нужно сделать над собой еще одно, последнее усилие.

— В последний раз мы виделись на турнире, — вру я. Получается неубедительно, мой голос дрожит.

Кромвель хмыкает и уходит, но уже без своей притворной улыбки.

Генри не оценил моей стойкости в схватке с Кромвелем. Когда я рассказала ему о случившемся, он только нахмурился и отметил, что сейчас не лучшее время для ссор с канцлером.

— Надо было сказать, что подумаешь, и спросить меня.

Мне стало немного обидно, потому что я ожидала услышать не это, но в итоге я решаю, что он прав. Речь ведь шла и про наш брак тоже, надо было с ним посоветоваться.

После разговора с Кромвелем я весь день не могла найти себе места, и поэтому пришла к Генри сразу же, как только наступил закат. Кажется, я слишком рано. Я вдруг начинаю казаться себе навязчивой.

Как только я появилась на пороге его покоев, он взмахнул рукой, и всех слуг как ветром сдуло. Подозреваю, что только Клиф остался сторожить дверь с той стороны.

— Мне нужно написать пару писем, а потом я весь твой, — говорит Генри, целуя меня в лоб.

Он садится за широкий дубовый стол, чтобы закончить дела. Пока он пишет и деловито прочищает горло, я изучаю его комнаты. Они гораздо больше моих. Кабинет, где много темного дерева и зеленого бархата. Спальня с огромной кроватью с ало-золотым балдахином, расшитым звездами. Комната для отдыха, где уже давно не разжигали огонь.

От безделья я верчу в руках серебряные и стеклянные кубки. Всматриваюсь в гобелен из золоченой нити, на котором Авраам готовится убить Исаака. Провожу рукой по обивке кресел, где нет и намека на потертость. Пытаюсь прочитать труды Ричарда Кроука, бывшего наставника Генри, но моя латынь оставляет желать лучшего.

— Что пишешь? — спрашиваю я у Генри, рассматривая занавески в его кабинете.

— Прошу епископа Лонгленда поставить моего человека в Банбери.

— Там разве нет управляющего?

— Скоро не будет, — Генри отрывается от письма и пристально смотрит на меня. — И я надеюсь, что успею раньше Кромвеля.

Я чувствую укол стыда за то, что невольно могла помешать его делам. Через секунду до меня доходит смысл слов «скоро не будет».

— А кто сейчас в Банбери? — осторожно спрашиваю я.

— Норрис.

Я замираю.

— Суда же еще не было, вдруг его…

— Поверь, всё свое добро он уже растерял.

Меня пугает, как спокойно он это говорит. Словно хочет получить выгоду из чужого краха. Я наблюдаю, как Генри заканчивает письмо и откладывает его в сторону, чтобы чернила высохли. Встает, потягивается, и подходит ко мне, чтобы обнять.

Я сама не поняла, как сделала шаг назад.

— Ты чего? — удивляется он. — Жалеешь Норриса? Он же тебе тоже не нравился.

Генри выходит из кабинета, на ходу снимая дублет и бросая его на спинку кресла. Я выхожу за ним.

— Подожди, — говорю я. — Норриса признают виновным? Их всех? И Анну тоже?

— Скорее всего.

У меня внутри всё падает.

— За измену же казнят. Она же королева.

Генри поворачивается ко мне.

— Брак аннулируют, и она больше не будет королевой.

Я облегченно выдыхаю. Если король постановит, что их брака с Анной не существовало, то ее не за что будет казнить. Он изваляет ее в грязи, как Екатерину, но она останется жива. И все остальные тоже. Их просто изгонят, оставят нищими, но они будут жить.