— Ты же не думаешь, что это для того…

Я не договариваю. Не хочу произносить это вслух. Это нужно затем, чтобы нас разлучить? Отложить вопрос с нашим браком до лучших времен?

— Я его сын, — говорит Генри. — Важнее, чем Мария, но не так важен, как Элизабет.

— А почему не послать Мэгет? — спрашивает Шелти. — Она наполовину шотландка.

— Она наследница, законнорожденная, — говорит Генри. — И там живет ее мать. Странно отправлять заложника, который захочет остаться.

Король не знает, что Маргарет ни за что бы не захотела остаться в Шотландии, если бы с ней туда не отправили Томаса.

— А может, он позволит мне поехать с вами? — говорю я.

Боже, как мне в голову вообще пришла такая глупость. Генри усмехается и качает головой. Идет к перилам, чтобы одеться. Я с мольбой смотрю на Гарри.

— Может, у отца получится убедить его?

— Отец себя переоценивает, — говорит брат. — Кромвель и так уже все уши прожужжал королю, что «Норфолк полностью контролирует жизнь юного герцога».

— Я хочу контролировать свою жизнь сам! — кричит Генри и с размаху кидает одежду на пол. — Мне в июне семнадцать! В этом возрасте можно управлять страной, а я не могу управлять собой!

— Дьявол, так начни уже хоть что-то делать! — срывается Гарри. — Или ты ждешь разрешения? Как это, по-твоему, работает? Король похлопает тебя по плечу, скажет, что ты ко всему готов и пожелает удачи? Ты этого ждешь?

Генри делает шаг в его сторону, и я на мгновение пугаюсь, что они сейчас подерутся. Но Гарри лишь кидает на друга яростный взгляд и идет к выходу. Пройдя несколько шагов, он поворачивается и с издевкой говорит:

— Как верный слуга Его Величества, я не должен оставлять вас наедине, — он нарочито глубоко кланяется Генри. — Считайте, что я оставил здесь свои глаза, мой принц, чтобы проследить, не тронете ли вы свою жену.

Генри рычит, хватает с пола дублет и бросает его в сторону Гарри. Мой брат удаляется. Шелти несколько секунд растерянно смотрит на меня, а потом бежит вслед за ним.

Мы с Генри остаемся одни на пустом корте. Я аккуратно кладу руку на его плечо. Сейчас между нами только воздух и его гнев, и мне отчаянно хочется его успокоить. Сказать, что всё будет хорошо. Но я не знаю, будет ли.

— Думаешь, король не хочет, чтобы мы были вместе? — тихо спрашиваю я.

Генри делает глубокий вдох и коротко кашляет в кулак.

— Он каждый день хочет чего-то нового. То горел Ирландией, то принцессами. Хотел даже поженить нас с Марией.

Мы одновременно морщимся от отвращения.

— Я для него не человек, а вещь! И он всё время ищет, как бы еще эту вещь еще украсить, чтобы не было заметно одного маленького изъяна.

Его руки сжимаются в кулаки. Он бросает гневный взгляд в сторону выхода, как будто там все еще стоит мой брат и требует, чтобы Генри начал сам распоряжаться своей жизнь.

Я беру его лицо в свои ладони и заставляю взглянуть на меня.

— Он не может делать вид, что мы не женаты. Он был на нашей свадьбе.

— Он и на своей свадьбе с Екатериной был.

Генри тяжело дышит, и я чувствую жар от его дыхания на своем лице. Мы молча смотрим друг другу в глаза. Кажется, еще немного, и его гнев превратится в страсть. Я вижу это в его взгляде. Чувствую в своем теле. Стоит мне придвинуться ближе, и мы завершим наш брак прямо здесь. Хочется снять с него рубашку и почувствовать его кожу под своими руками.

Нужно сделать шаг назад. Я пытаюсь, но он хватает меня за талию и рывком прижимает к себе.

— Давай сегодня, — шепчет он. — Я разгоню слуг. Останусь один.

Его дыхание обжигает. Я запрокидываю голову и чувствую его губы на своей шее. Хочется согласиться и прийти к нему вечером, но я уворачиваюсь, чтобы остановить его поцелуи.

— Я не хочу с тобой спать назло королю. Это будет политика, а не любовь.

Его глаза вспыхивают, когда я произношу последнее слово, и он целует меня так жадно и отчаянно, что у меня подкашиваются ноги. Я запускаю пальцы в его волосы, а он прижимает меня еще крепче.

— Приезжай в Шотландию, — бормочет он, касаясь своими губами моих. — Когда мы там устроимся.

Я отстраняюсь и удивленно смотрю на него.

— Предлагаешь мне сбежать?

— Ну да, — улыбается он. — Ты могла бы переодеться мальчиком. Представь, какое приключение!

— О да, — смеюсь я. — По дороге подружусь с бандой Робин Гуда.

— Мэри, я серьезно, — говорит Генри, и больше не улыбается. — Приезжай. Мы просто скажем, что женаты. Там никому нет дела до запрета отца. Будем жить в одних покоях. Спать в одной постели.

— Мы будем вынуждены, — улыбаюсь я. — Маргарет говорила, в Шотландии ужасно холодно.

— Я тебя согрею.

Я печально улыбаюсь и обнимаю его. Упираюсь носом в его шею. Чувствую его пульс и прерывистое дыхание. Это похоже на мечту. Убежать, чтобы быть вместе. Как леди Бразертон, которая в ночи пересекла Ла-Манш, чтобы быть со своим рыцарем. Во мне же течет капля ее крови, так?

— Я не могу, — шепчу я.

— Я знаю, — тихо отвечает Генри.

Гринвич, апрель 1536 года

В середине весны двор делает вид, что вернулся к привычной жизни. На самом деле все замерли в тревожном ожидании перемен. Маятник, который долгое время был на стороне Болейнов, качнулся в другую сторону. Все понимают, что вскоре что-то непременно должно произойти. Дни Анны в качестве королевы сочтены. Все уверены, что нас ждет еще одно Великое дело короля, новое аннулирование. Теперь, когда умерла Екатерина, ничто не мешает ему отказаться от Анны. Раньше мешала гордость.

Я вижу в этом удивительную иронию. Забавно, когда оказывается, что злейший враг на самом деле был твоим самым надежным доспехом, защищавшим от всех бед. Оплотом, на котором держался твой мир.

Генри переехал в Сент-Джеймс, дворец из красного кирпича, построенный на месте бывшего лепрозория. Из Уайтхолла до него, при желании, можно было бы добраться пешком, и несколько раз мне казалось, что я и правда уже готова надеть мужской костюм и в ночи пробраться к мужу, чтобы тайно завершить наш брак.

Нет, в такую маскировку никто не поверит. А в своей обычной одежде я не могу расхаживать одна по улицам Лондона. Я не мальчик. Не могу распоряжаться собой, как мне вздумается. Должна оглядываться на отца, мужа, брата. Короля.

Сейчас мы в Гринвиче, и отсюда до Сент-Джеймса придется скакать на лошади или плыть на барже, и это точно привлекло бы внимание. Так что я занимаюсь своим обычным делом — сижу и жду, когда Генри приедет. Перед его отъездом в Шотландию мы еще точно увидимся, хотя бы один раз. В Гринвиче пройдет собрание Ордена Подвязки, и он должен его посетить.

Когда погода проясняется, и я провожу больше времени на улице. Иду в сад, где пахнет скошенной травой и цветами. Смотрю на птиц, которые прыгают с ветки на ветку и говорят друг с другом о чем-то, что людям недоступно.

Я закрываю глаза и слушаю. Это звуки весны. Ясной и зеленой, обещающей свет и надежду. Мне кажется, что птицы говорят о свободе и смеются над людьми, которые зачем-то придумали себе столько глупых правил и тратят все силы, чтобы их соблюдать.

— Ваша Светлость.

Я вскрикиваю от неожиданности. Распахиваю глаза и резко поворачиваюсь в сторону. Рядом стоит Кромвель.

— Прошу прощения, что напугал вас, Ваша Светлость, — говорит он.

Его голос такой скрипучий, словно он наглотался песка.

— Мастер-секретарь, — приветствую я его, надеясь, что не запуталась в его званиях. Он у нас теперь и канцлер, и секретарь, разве что еще не хранитель Малой печати. — Боюсь, я погрузилась в свои мысли и не заметила вас.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, если вы не против.

— Конечно, я с радостью отвечу.

Мне неприятно его присутствие. Я не хочу с ним говорить, и тем более отвечать на его вопросы. Чем вообще ему могу быть интересна я? Может, он хочет узнать, сплю ли я с Генри?

Мы медленно идем по тропинке, продвигаясь в глубь сада. Проходим под изгородью, слегка тронутой зеленью. Мне хочется убежать от этого человека, который воплощает собой опасность. Точно так же, как в детстве я убежала от старой Нэн, когда мне осточертели уроки шитья.