— Вы давно при дворе, Ваша Светлость.

— Не так давно, как вы, мастер-секретарь.

Он улыбается своим иссушенным ртом и его лицо становится приятнее.

— Надеюсь, что как люди, которые давно служат короне, мы с вами можем говорить открыто, — говорит он.

— Всем сердцем хочу в это верить, и буду с вами предельно искренней, — отвечаю я.

Кромвель звучит дружелюбно, но я не забываю, кто передо мной. Едва ли этого человека можно назвать другом моей семьи.

— Прежде всего, леди Ричмонд, мне бы хотелось узнать, каково вам служить Ее Величеству? Находите ли вы ее двор, ее общество приятными?

Мое сердце начинает биться чаще. Я изо всех сил стараюсь найти в своей голове правильные слова.

Кромвель и Анна крупно поругались, об этом знают все. Они оба выступают за роспуск монастырей, но королева хотела распределить доходы, полученные с них, между колледжами и богадельнями, а он настаивает, что в первую очередь нужно пополнить казну.

— Долг связывает меня, мистер Кромвель, — осторожно отвечаю я. — Я стараюсь следовать строгим правилам, установленным Ее Величеством. Вместе с ней трудиться на всеобщее благо.

— И что, никто ни разу не нарушал придворные правила?

Ужасная догадка колет меня изнутри. Он что, знает про Маргарет? Про её тайный брак? Пока она единственная, кто нарушил все мыслимые правила, если не считать Шелти, но едва ли она интересна Кромвелю.

— Не могу отвечать за всех. Я в ответе только за себя, мистер Кромвель.

Я стараюсь говорить нейтрально, пока не пойму, что именно он от меня хочет. Что ему уже известно.

— А вы когда-нибудь видели, чтобы кто-нибудь позволял себе лишнее? Заходил слишком далеко?

Ну всё, он точно знает. Нужно что-то придумать. Что-то, что отведет подозрения если не от Маргарет и Томаса, то хотя бы от нас с Гарри.

— Норрис! — выпаливаю я неожиданно для самой себя. — Генри Норрис! Я лично наблюдала, как в покоях королевы он вёл себя развязно и фривольно.

В глазах Кромвеля вспыхнул хищных огонь. Он улыбнулся мне еще шире, и эта улыбка похожа на оскал.

— Значит, Норрис. А что именно вы видели, леди Ричмонд?

— Он флиртует со всеми подряд, мистер Кромвель. Раньше мы думали, что он приходил в покои королевы ради Мадж Шелтон, но вскоре поняли, что это не так. Он… он не знает границ, распускает руки.

— А ради кого он приходит в покои королевы?

Стук моего сердце заглушает звуки весны. Я больше не слышу птиц. Только скрипучий голос Кромвеля и глухой гул в ушах.

Я не должна говорить, что Норрис приставал ко мне. Что, если меня посчитают распутницей? Наш с Генри брак из-за этого расторгнут? Опасения и страх захлестнули меня волной. Я смотрю в улыбающееся лицо Кромвеля, и чувствую, что сейчас засуну голову в пасть ко льву.

— Он… Норрис… он всегда рядом с королевой, и ему хватает наглости даже ей делать непристойные намеки. Ей, ее фрейлинам, всем вокруг.

— И даже вам, Ваша Светлость?

— Я… я не…

Я не могу сделать вдох от волнения. Меня трясет.

— Ваша Светлость, вы здоровы?

Улыбка исчезает с лица Кромвеля, и он обеспокоенно смотрит на меня. Почти по-отечески.

— Давайте присядем.

Он берет меня за руку и ведет до скамейки.

— Извините, что заставил вас переживать. Полагаю, это воспоминания о непотребствах, которые творит Норрис, так подействовали на ваше нежное сердце?

— Да, да! Да, мистер Кромвель, вспоминать об этом мучительно. Это так… непристойно.

Я хватаюсь за соломинку, которую он невольно мне протянул. Да, надо сделать вид, что я так послушна и чиста, что не могу отвечать на его вопросы. Главное не переиграть.

— Милое дитя, прошу простить меня. И всё-таки, я должен задать последний вопрос.

— Конечно, мастер-секретарь.

— Королева когда-нибудь потворствовала Норрису?

Сейчас самым правильным будет свалиться в обморок, но я всё еще в сознании. Все еще смотрю на Кромвеля и должна ему ответить.

— Королева… Она считает его другом, мистер Кромвель. Близким другом. Это всё, что я могу сказать.

— Этого достаточно, — снова улыбается он.

*

Если бы только Генри был здесь. Если бы он мог увезти меня отсюда. Неважно куда, в Шотландию или Ирландию. Будем жить среди дикарей и прятаться в болотах, но это всё равно лучше, чем здесь. Лучше, чем говорить с Кромвелем.

Я возвращаюсь к себе и хватаю книгу, лежащую на столе. Нужно предупредить Маргарет. Дрожащей рукой я начинаю выводить отрывок из стиха Уайетта:

«Берегитесь заранее, чтобы вас не заметили…»

Но потом понимаю, что расхаживать сейчас по дворцу с этой книгой — самоубийство. Если я еще раз столкнусь с Кромвелем, и он увидит, что здесь написано, дядю вздернут, нас с Гарри бросят в Тауэр, а Маргарет уже завтра отправится под венец с тем, на кого укажет король. Может, поженились они и в подходящий момент, но сейчас точно не время, чтобы во всем признаваться.

Я направляюсь в покои королевы, где ожидаемо нахожу Маргарет. Она старается держаться в углу, подальше от всеобщего веселья.

Королева слишком громкая. Слишком нарядная. Снова ее истеричный смех на грани помешательства. Она делает вид, что ничего не происходит и посылает воздушный поцелуй Смитону, кружась в танце с Норрисом, которого я только что с потрохами сдала Кромвелю.

Мне вдруг стало стыдно перед ним. Но разве я была не права? Я подбираюсь к Маргарет и шепчу ей на ухо:

— Нужно срочно поговорить.

Она кивает. Пока все взоры прикованы к королеве, которая уже радостно зовет Фрэнсиса Уэстона присоединиться к ее танцу, мы подбираемся к двери. Нас настигает Шелти.

— Вытащите меня отсюда, — тихо говорит она. — Это какое-то безумие.

Как не вовремя. Маргарет до сих пор не рассказала Шелти о своем замужестве.

— Может, тебе потанцевать с Норрисом? — спрашиваю я.

— Носить обноски Анны? — брезгливо отвечает Шелти. — Нет уж, спасибо.

«Скорее уж обноски Мадж», — думаю я, но не озвучиваю это вслух. Недавно Норрис поумерил свою гордость. Снова посватался к той, которую не хотел принимать после короля. Не представляю, сколько родители Мадж пообещали ему в качестве приданого за старшую дочь. Останется ли после этого что-нибудь для Шелти?

У меня нет выбора, и мы идем ко мне втроем. Когда мы заходим, я прошу служанку выйти. Маргарет садится на табуретку у стола и тревожно глядит на меня, а Шелти расхаживает по комнате.

— Вы тоже думаете, что это так жалко, когда человек зубами цепляется за трон? — беспечно говорит она. — Екатерина так себя не вела.

— Ты не служила Екатерине, — замечаю я.

— Да, но мне рассказывали.

Нет времени на это. И Екатерины больше нет, поэтому мне не хочется тратить ценные минуты на обсуждение мертвых. Я рассказываю о своем разговоре с Кромвелем, смотрю на Маргарет и опускаю ту часть, в которой я подумала, что секретарь знает о ее браке.

— О, он и ко мне подходил, — щебечет Шелти, мусоля в руках мою новую вышивку.

— И что он от тебя хотел?

Мы с Маргарет переглядываемся и ждем, что нам расскажет Шелт.

— Да ничего особенного, просто просил рассказать о неподобающем поведении при дворе королевы. Спрашивал, видела ли я, что происходит среди фрейлин.

Спрашивать у Шелти о неподобающем поведении, это как поинтересоваться у хищника, любит ли он мясо.

— И что ты ему сказала? — спрашиваю я.

— Сказала всё как есть, что все со всеми флиртуют, а в особенности Анна. Что она как солнце, от которого исходят лучи флирта в разные стороны. Даже ее брат флиртует с ней в шутку, так ведь?

Мне это не нравится.

— Ты не говорила ему про меня и Генри? Что мы сблизились?

— Ты считаешь меня предательницей? — Шелти останавливается и возмущенно смотрит на меня.

— Нет, Шелт, я просто на всякий…

— Я знаю, что можно говорить, а что нельзя! Я ни про тебя, ни про Мэгет ничего не сказала.

Тело Маргарет, кажется, превратилось в струну. Ее руки тихонько трясутся, покоясь на синих юбках.