— Шелти, — тихо говорит она. — Что тебе известно обо мне?

— В смысле?

— Ты видела стихи в книге Мэри. Что тебе известно обо мне и Томасе?

Шелти недоуменно хмурит брови. Затем ее глаза медленно округляются.

— Только то, что вы влюблены… Мэгет, что ты натворила?

— Чем меньше ты знаешь, или делаешь вид, что знаешь, тем в большей ты безопасности, — говорит Маргарет.

— О чем ты? Что мне нужно знать, а что нет? Расскажи, как есть, чтобы я точно очертила границы дозволенного.

Маргарет нервно глотает воздух. Она до последнего ничего не говорила Шелти, опасаясь, что та может сболтнуть лишнего королю, но сейчас она загнана в угол. Шелти не успокоится, пока всё не разузнает.

Маргарет смотрит на меня в поисках поддержки. Я киваю. Я верю Шелт. Она ничего не рассказала о стихах, не расскажет и об этом.

— Я замужем.

— Что?!

— Я вышла замуж за Томаса Говарда, — отчетливо и твердо говорит Маргарет, и мне хочется поймать эти слова в воздухе, чтобы они случайно не вылетели в оконную щель и не достигли ушей Кромвеля.

Губы Шелти расползаются в восторженной улыбке.

— Ты… — шипит она, и ее распирает от удивления и радости. — Ты дьявол, Мэгет! И ты не сказала мне?! Поздравляю!

Она сжимает ее в крепких объятиях.

— Никому нельзя говорить, — шепчет Маргарет.

— За кого ты меня принимаешь? — отвечает Шелти. — Конечно нельзя! Никто из нас ни слова не скажет Кромвелю, да, Мэри?

— Разумеется.

— И королю, — добавляет Маргарет.

Шелти заглядывает ей в лицо, продолжая держать ее за плечи. Если она и понимает, почему ей не сказали о свадьбе сразу, то не подает виду.

— И королю, — подтверждает она.

Генри приехал в Гринвич в последнюю неделю апреля, но был так погружен в дела своего отца, что едва успел улыбнуться мне, когда мы увиделись в большом зале. Король созывает Тайный совет. А потом еще раз. И еще. Мужчины сидят в королевских кабинетах, и каждый раз, когда двери распахиваются, оттуда исходит густой запах эля, вина и оленины.

Но я знаю, что он придет. Мы должны еще раз увидеться перед тем, как он уедет в Шотландию. Он найдет способ, выкроит свободную минуту, чтобы прийти ко мне.

Аккуратный стук в дверь застает меня вечером, когда я стягиваю с головы капюшон, а Джоан пляшет вокруг, готовая снять с меня платье.

— Элис, посмотри, кто там, — говорю я новенькой служанке, которая взбивает подушки.

Мои губы растягиваются в улыбке, а сердце начинает биться чаще, пока она идет к двери и обратно.

— Это герцог, Ваша Светлость.

Я устало закрываю глаза и качаю головой.

— Господи, Элис. Какой именно герцог?

— Его Светлость, Ваша Светлость.

Она испуганно таращится на меня, понимая, что сморозила глупость.

— Ваш муж, Ваша Светлость. Пригласить его?

— Поздравляю, ты смогла разобраться в герцогах. Конечно, пригласи.

Я останавливаю Джоан. Элис снова удаляется, чтобы открыть дверь, и я с удивлением отмечаю, как усиленно она раскачивает бедрами при ходьбе. Когда Генри заходит в комнату, она встает позади него и смотрит, как на божество.

— Элис, — говорю я.

Она вздрагивает.

— Ты можешь идти.

Служанки выходят в соседнюю комнату, а я тихонько смеюсь.

— Ты одним своим видом развращаешь мне прислугу.

Генри по-ребячески улыбается и разводит руки в стороны. Я ныряю в его объятия и прячу лицо в его шею. Чувствую тепло и спокойствие. Хочу рассказать ему всё про Кромвеля и спросить, что происходит. Как мне себя вести? Что мне делать, когда я останусь одна? Но прежде, чем я успеваю открыть рот и задать вопрос, он наклоняется к моему уху и шепчет.

— Я остаюсь.

Я отстраняюсь и смотрю на него, пытаясь понять, не шутит ли он. Его лицо сияет.

— Я остаюсь, Мэри.

Восторг накрывает меня волнами, и я подпрыгиваю, обнимая его шею, а он подхватывает меня и кружит по комнате.

— Я остаюсь! — почти кричит он, а мне хочется смеяться и плакать одновременно.

Он ставит меня на пол, обнимает и прижимается щекой к моим волосам.

— А почему он передумал? — спрашиваю я, как будто это важно.

— Хочет держать меня рядом, когда начнутся суды, — улыбается Генри. — Ну и с шотландцами как обычно, то едут, то не едут.

— Погоди, какие суды?

— Над Анной.

Я хмурюсь.

— Нужен суд, чтобы аннулировать брак?

— Он ищет доказательства ее измены.

Мои брови поднимаются. Весь восторг будто смыло ледяным приливом. Мысли путаются, а в висках пульсируют слова Кромвеля. «Королева когда-нибудь потворствовала Норрису?». Боже, что он имел в виду? Что я наделала? Нет, я не сказала ничего лишнего. Ничего не сказала про Анну. Зато столько наговорила про Норриса.

— Но ведь за измену же…

Я не нахожу в себе сил произнести это вслух. Мой язык вдруг кажется мне ужасно тяжелым и неповоротливым. Это невозможно. Нельзя казнить королеву.

— Успокойся, — говорит Генри и продолжает улыбаться. — Если он найдет доказательства, Элизабет будет легче объявить бастардом. Ей потом придется всю жизнь доказывать, что она его дочь, если это так.

— Что значитесли, Генри?

Я отступаю от него на шаг. Неужели он верит, что Элизабет не его сестра? Она так похожа на короля, что только слепой не заметит сходства.

— Ну, если доказательства найдут, в отцовстве и правда можно будет усомниться.

Я отворачиваюсь и подхожу к окну, чтобы посмотреть на вечернюю темноту и осознать происходящее.

— Мэри, — тихо говорит Генри и обнимает меня сзади. — Еще немного, и он разрешит. Мы будем вместе. Мне просто нужно быть на его стороне сейчас, чтобы у меня была ты.

Он прячет лицо в мои волосы и шумно втягивает в себя воздух. Быть вместе. Я так сильно этого хочу, и так счастлива, что он тоже хочет. Всего то и нужно подождать, пока король не обвинит Анну в измене. Я закусываю губу и чувствую себя предательницей.

— Она всегда была добра ко мне, — говорю я, глядя в окно. — Это же она выбрала меня для тебя.

— За это ей спасибо, — бормочет он мне в волосы.

— А теперь я… я как будто получаю выгоду из ее страданий.

Генри разворачивает меня к себе и берет за подбородок. Мне вдруг кажется, что его прикосновения стали жестче.

— Мэри, — он говорит почти строго. — Ты все равно не можешь ничего сделать. Нам нужно думать о себе, о нашей семье.

Я вздрагиваю. Он впервые произнес это вслух. Что мы семья. Я связана с ним так же крепко, как с отцом и Гарри. Как с матерью. «Муж и жена — одно целое, милая» — звучат у меня в голове слова Анны, которые она сказала на моей свадьбе. Она была тогда такой красивой. Король так сильно ее любил.

— Ты прав, — говорю я и прижимаюсь к Генри покрепче, будто в следующий миг он может раствориться в воздухе. — Главное, что ты остаешься. А то мне бы и правда пришлось переодеваться мальчиком каждый раз, чтобы попасть к тебе.

Он улыбается и опускает свои губы к моим.

Королева перестала смеяться. Теперь максимум, на что она способна, это горько усмехаться собственным печальным шуткам. Она стала тревожнее, но вместе с тем величественнее, чем когда-либо.

Моё сердце разрывается, глядя на неё. Мне стыдно, что однажды я представила себя на ее месте. Не знаю, в курсе ли она, что замыслил король.

— Оставим дела мужчинам, — говорит она мне и Уайетт-Ли, предлагая нам пройтись по саду. Весна окончательно наступила, и Анна всё время рвется на улицу, чтобы насладиться ею.

В воздухе пахнет свежестью. Из-за облаков выглядывает ласковое солнце. Анна останавливается, чтобы закрыть глаза и сделать глубокий вдох.

— Мэри, а чего ты боишься больше всего на свете? — вдруг спрашивает она меня.

Этот вопрос застал меня врасплох. Не потому, что я не знаю, что ответить, а потому, что за мной каждый день следует столько страхов, что я даже не представляю, какой из них сильнее.

Я боюсь потерять Генри. Боюсь, что отец ударит меня. Боюсь повторить судьбу матери. Боюсь свою мать. Боюсь, что король узнает про Маргарет и Томаса. Боюсь быть отвергнутой. Боюсь…