— Наверное, я боюсь остаться одна, — наконец отвечаю я.

Анна смотрит на меня почти удивленно.

— У тебя всегда есть ты, милая. Не стоит бояться одиночества. Если так подумать, оно не такое уж и страшное, а иногда даже спасительное.

Она кладет свои длинные пальцы на мою ладонь.

— Это я говорю тебе не как королева, а как твоя сестра.

У меня внутри всё сжимается. Хочется обнять ее и поблагодарить за всё, что она для меня сделала. За доверие, которое она мне оказывает.

— Я запомню ваши слова, Ваше Величество, — тихо говорю я. — А чего боитесь вы?

Анна вздрагивает и молчит. Кажется, она тоже перебирает в голове все свои страхи и пытается понять, какой из них назначить главным.

— Мне всегда было страшно, что меня не услышат. Заставят замолчать. Говорить всё, что думаешь, то, о чем хочешь — это же и есть свобода, ты так не думаешь?

— Полагаю, вы правы, Ваше Величество.

Мы еще несколько минут идем вдоль изгороди в тишине. Слушаем птиц. Анна останавливается, смотрит на небо, а потом вдруг резко поворачивается к нам.

— Мне нужно увидеть дочь.

Ее глаза блестят лихорадочным блеском, когда она произносит это.

— Мэг, мы с Мэри идем к Элизабет, а ты приведи туда моего мужа. Любым способом.

Уайетт-Ли смотрит на нее в замешательстве, но ей ничего не остается, кроме как кивнуть и пойти выполнять приказ.

Принцесса живет в Гринвиче с самого Рождества. Именно в стенах этого дворца Анна родила ее три года назад. Ее апартаменты — уголок безмятежности, детского смеха и королевской роскоши. Вся мебель здесь обита малиновым бархатом, расшита золотом.

Когда мы с Анной заходим, кажется, что вместе с нами заходит тревога. Королева хватает дочь на руки, и Элизабет начинает что-то восторженно и невнятно лепетать.

— Мэви! — радостно пищит она и указывает пальцем в мою сторону.

Я улыбаюсь ей так приветливо, как могу.

— Ваше Высочество, — приветствую я малышку реверансом.

Она показывает матери новые игрушки. Анна заинтересованно отвечает ей и гладит по голове. Когда они встают у окна, на рыжие волосы принцессы падает солнечный свет, и ее кудряшки окружает ореол, похожий на нимб. Королева и принцесса напоминают мне образ Богородицы.

Едва я успеваю насладиться этим сравнением, двери в детскую распахиваются с таким оглушительным грохотом, что гувернантка Элизабет вскрикивает. Уайетт-Ли привела короля.

Я поворачиваюсь, чтобы его поприветствовать, и вижу, что его сопровождают два герцога. За одним его плечом стоит Чарльз Брэндон, герцог Саффолк, тот самый его друг, который когда-то дерзнул жениться на его сестре. А с другой стороны Генри. Я отмечаю, что ростом он уже почти поравнялся с королем. Мы смотрим друг на друга и легонько улыбаемся, настолько, насколько это сейчас уместно.

— Мадам, что это значит? — рычит король на Анну.

От его любви к ней не осталось и следа. Как будто они всю жизнь были заклятыми врагами, и он вовсе не переворачивал мир, чтобы бросить его к ее ногам. Вся пылкая страсть обратилась в жгучую ненависть.

Королева пристально смотрит на мужа и протягивает ему Элизабет, будто предлагая эту прекрасную девочку ему в дар.

— Вы нужны дочери, Ваше Величество, — тихо говорит она. — Нашей дочери.

Его это не трогает. Он только хмурится еще сильнее.

— Это всё, что ты хотела? За этим отвлекла меня?

— Мы хотели побыть с тобой, своей семьей. Нам с Элизабет достаточно, когда ты просто рядом.

— А мне недостаточно! — кричит король.

Принцесса пугается и прижимается к матери, пряча лицо в ее шее.

— Чего тебе не хватает? — спрашивает Анна.

Ее спокойный и печальный тон, кажется, злит короля еще сильнее. Она прекрасно знает, чего ему не достает.

— Ты спрашиваешь? Ты еще смеешь спрашивать?! Сына, Анна! Столько лет, а у меня нет сына, черт тебя дери!

У меня вырывается испуганный вскрик, и я прижимаю руку к губам, чтобы его остановить. И поворачиваюсь к Генри. Мне хочется подбежать и закрыть его уши ладонями, чтобы он этого не слышал. Щелкнуть пальцами и перенести нас в Шотландию. Или Ирландию. Куда угодно, подальше от короля и этих жутких слов.

Генри смотрит в спину отцу и выглядит так, будто его ударили в живот. Он похож на растерянного мальчика, который не понимает, за что его наказывают.

— Я рожу тебе сына, — говорит королева. — У нас еще могут быть дети.

— Ты врешь! — кричит король. — Сколько можно! Если у тебя всё, то у меня еще куча дел!

Элизабет начинает хныкать. Король с отвращением смотрит на дочь, разворачивается и стремительно идет к выходу, не удостаивая Генри взглядом. Он даже не понял, чтоон только что сказал.

Генри резко уводит голову в сторону, когда король проходит мимо. Словно получил пощечину. Я хочу, чтобы он посмотрел на меня и обо всем забыл, но ему ничего не остается, кроме как последовать за отцом. Ведь он его подданный. Самый знатный человек в королевстве после него. Первый в истории Англии, кому дали двойное герцогство. Король дал ему всё и все равно прокричал, что у него нет сына.

Королева остается у окна, нежно целуя пальцы Элизабет в попытке ее успокоить.

— Оставьте меня с дочерью, — говорит она, и мы все покидаем комнаты принцессы.

Я хочу догнать мужа, но он идет рядом с королем, и нам нельзя нарушать протокол.

*

На следующий день я иду к Генри, но не нахожу его у себя. Совет сегодня еще не собирался, так что я интересуюсь у Клифа, где он.

— Упражняется в стрельбе, Ваша Светлость.

Я иду во большой двор, где стоят мишени. По праздникам тут проводят соревнования по стрельбе и турниры, и именно тут король чуть не умер, упав с лошади. У меня мелькнула мысль, что лучше бы он тогда не приходил в сознание.

Генри действительно там, в полном одиночестве, не считая двух слуг, которые стоят поодаль и ждут его приказов. Он берет стрелу с серым оперением, одним быстрым взмахом руки натягивает тисовый лук, целится и стреляет.

Промахивается. Сразу же берется за следующую стрелу и стреляет еще раз. Снова промахивается. Кажется, он не упражняется, а выпускает пар.

Слева от него, на земле, расстелено полотно, на котором стоит кувшин. Пустой кубок валяется рядом. Когда я подхожу ближе, Генри никак не реагирует и продолжает пускать пространство одну стрелу за другой.

— Генри, — осторожно говорю я.

Он не поворачивается.

— Генри!

— Что?

Я замираю. И правда, что?

— Я… я просто хотела сказать, что я рядом. Готова тебя выслушать.

— Угу.

Он продолжает своё бессмысленное занятие и не смотрит на меня. Хочется обнять его, но, кажется, ему это не нужно. Возможно, так я сделаю только хуже.

Мы молчим еще пару минут, и я решаю, что ему, наверное, и правда лучше побыть одному. Но когда я делаю несколько шагов, чтобы уйти, Генри бросает лук на землю, хватает меня и грубо целует. Меня обдает запахом эля. Он пьян.

Я пытаюсь вырваться, но он сильнее. Так сильно сдавливает плечи, что мне становится больно. Мне не хватает воздуха. Я мычу и упираюсь руками ему в живот, чтобы он меня отпустил.

Когда он наконец дает мне свободу, я почти отпрыгиваю в сторону. Двое слуг смотрят прямо перед собой и делают вид, что ничего не произошло, но я прекрасно знаю, что они всё видели.

— Что ты вытворяешь? — шиплю я, пытаясь отдышаться. — На нас же смотрят.

— Пусть смотрят, — усмехается он.

— Твой отец нас убьет.

— Ты плохо расслышала вчера? У короля нет сына. А герцог Ричмонд может делать, что захочет.

Генри нагибается за кувшином и пьет прямо из него.

— Он сказал это на эмоциях, — говорю я. — Конечно же, ты его сын.

— Я его бастард. У бастардов дурная кровь, знаешь ли. Зря он держит меня так близко, да?

Он снова прикладывается к кувшину.

— Генри, прекрати, сейчас только полдень.

Он делает еще три нарочито громких глотка назло мне, и две струйки эля текут по его подбородку и шее.

— От того, что ты напьешься, отец не станет к тебе лучше относиться.