— Если это так просто, родил бы сам.

Гарри усмехается и наливает в кубок вино. Я хочу ему сказать, что пора остановиться, но едва ли он меня послушает.

— Не понимаю, почему он тогда не женился на Бесси Блаунт, — говорит брат. — Узаконил бы Фица сразу, и дело с концом. Бывало уже такое. Вон как она рожает, могло быть еще два принца и две принцессы.

— У нее же одна дочь.

— Уже две.

Брат в последние дни общался с Генри каждый день, а я его даже не видела.

— Они бы передрались за трон, — говорю я. — Всё равно все бы помнили, что Генри незаконнорожденный.

— Да ладно, люди его любят. Каков был бы король!

Гарри шумно отпивает вина.

— А ты была бы королевой.

— А ты бы занял место Джорджа.

Я пугаюсь тому, как это прозвучало.

— Я в том смысле…

— Да понял я, понял, — успокаивает меня брат. — А что, я бы не отказался, его жизнь была прекрасна. Столько веселья! Только финал подкачал, у меня будет лучше. Я умру среди женщин и вина, выкашливая свою поэзию.

Мы несколько минут проводим в тишине, наблюдая за уличной суетой внизу, а потом я зову Джоан и направляюсь к двери.

— Ты куда?

— В церковь.

— Ничего себе. Зачем?

— Марк Смитон просил за него помолиться.

*

Вечером к нам заходит Анна Парр, чему я искренне удивляюсь. Мы никогда близко не общались, хотя она мне и нравится. Ее веснушчатое лицо выглядит печальным, а опухшие веки говорят о том, что в последние дни она много плакала.

Она протягивает мне сверток бурой ткани.

— Меня просили передать, что это может вам пригодиться, Ваша Светлость.

Я беру сверток в руки и понимаю, что внутри книга. Анна собирается уйти, но я ее останавливаю.

— От кого это?

— Вы поймете.

Ее испуганные глаза говорят о том, что она молится, чтобы больше у меня не было вопросов. По моей спине пробегает холодок.

Я киваю. Она быстро приседает и разворачивается к двери, но я всё-таки хочу спросить кое-что еще.

— Анна, — говорю я. — А ты останешься служить ей? Джейн?

Мне казалось, что Анна Парр любит нашу королеву. Она всегда с интересом слушала ее речи, особенно о религии. Остался ли среди бывших фрейлин хоть кто-то, что не радуется падению госпожи?

— Да, — отвечает Парр. — Я останусь.

Я морщусь от разочарования, не в силах совладать с собой, но Анна реагирует спокойно.

— Моя мать всегда говорила, что служить нужно короне, а не людям, Ваша Светлость. И я уже давно служу королеве, просто сначала ее звали Екатериной. Потом Анной. Теперь будет Джейн, но это все еще королева. Кто знает, какое имя у нее будет дальше? Меня связывает долг перед короной, а не именами.

Я благодарю ее за честность, и она скрывается за дверью. Когда шелест ее юбок затихает, я медленно разворачиваю сверток и читаю надпись на обложке. Меня прошибает пот. Кажется, будто я держу в руках раскаленные угли.

«Послушание христианина» Уильяма Тиндейла. Отец всегда ворчал, что этому еретику место на костре. Когда-то и король называл его еретиком, но Анна Болейн убедила его прочитать «Послушание», и с тех пор он говорит, что эта книга предназначена для чтения ему и всем королям.

Там сказано, что главой церкви в стране должен быть король, а не Папа. И что Библию нужно перевести на английский, чтобы простые люди, не знающие латынь, могли внять Слову Божьему.

После этой книги король порвал с Римом и женился на Анне. Начал распускать монастыри. Теперь он хочет, чтобы Анна умерла. Значит ли это, что «Послушание» опять стало ересью? У меня нет ответа, но меня всё равно душит страх. Нужно бросить книгу в огонь, пока никто не увидел.

Еще больше мне хочется ее сжечь, когда я читаю мелкую надпись на полях первой страницы. «Выбирайте любовь, но будьте готовы к войне».

19 мая 1536 года

Ночь перед казнью Анны была невыносимо длинной. Я не спала, но мечтала проснуться. Оказаться подальше отсюда. Во Франции, Шотландии, Ирландии, Испании, где угодно, лишь бы не в Лондоне.

Я пытаюсь представить, что сейчас чувствует королева. Какого это — точно знать, что не увидишь следующий день?

Она должна была умереть раньше, но смерть пришлось отложить — ждали палача из Кале, который может снести голову одним ударом меча. Это подарок короля, последняя вспышка его любви — позволить ей уйти быстро, без риска быть искромсанной топором.

Наверняка соберется толпа. В Англии в первый раз казнят королеву. Пусть король объяснит пекарю или хозяйке паба, что он там аннулировал — люди помнят коронацию Анны, и для них она всё еще королева, хоть и ненавистная. Столько лет они желали ей смерти, и вот их молитвы услышаны. В последний миг она увидит сотни искаженных ненавистью лиц.

Ей нужен кто-то в этой толпе, кто не желает ей зла. Кто-то, кто пожелает мира.

Я вытаскиваю себя из постели и открываю сундук, чтобы найти свою самую убогую одежду. Это не так-то просто, но в итоге я достаю со дна коричневую юбку и серые рукава. Джоан заправляет мои волосы в простой чепец.

Не хочу, чтобы меня кто-то узнал. На казнь своей кузины идет Мэри, а не герцогиня Ричмонд.

Улицы Лондона пахнут пивом, рыбой и потрохами. Пока я медленно иду по городу, он оживает, и с каждой минутой людей становится всё больше.

Все ведут себя, как на празднике. Торговцы зазывают прохожих на пироги и эль. Священники до хрипоты выкрикивают проповеди на углах. Монеты звенят, когда люди делают ставки на то, за сколько ударов палач снесет Анне голову. Я ловлю обрывки разговоров.

Кто-то смеется, что король — рогоносец. «У него уже лет пять не встает, вот и взбесился»

Кто-то кричит, что Джейн Сеймур — еще одна шлюха. «Один из братцев ее уже завалил!»

Последнее меня почти веселит. Лицемерка Джейн может строить из себя кого угодно, но второй Екатериной ей не стать.

Часть меня надеется, что я никогда не попаду в Тауэр. Что пушки известят меня о смерти Анны раньше, чем я дойду. Чем ближе я подхожу, тем сильнее дрожу и потею. Но я уже у ворот, а пушки всё молчат.

Я сливаюсь с потоком людей, текущим на Тауэр-Грин — зеленую площадь к югу от Королевской часовни, где казнят только изменников высшего ранга. Еще одна привилегия для Анны.

Поток людей сужается, и мне в голову проникают десятки голосов, так что я едва могу различить среди них знакомый. Но я всегда его узнаю. Этот голос. Я поворачиваю голову, чтобы найти глазами на Генри.

Когда мы встречаемся взглядами, он смотрит сквозь меня. Улыбается в пространство и отворачивается, но через секунду поворачивается снова, и его глаза округляются. Он удивленно всматривается в мое лицо, пытаясь понять, не показалось ли ему.

Нет, это правда я.

Гарри идет рядом с ним. Он хмурится, глядя на своего друга и смотрит в том же направлении, что и он. Видит меня, и его лицо темнеет от гнева. Они оба резко ускоряют шаг, чтобы догнать меня.

Я разворачиваюсь и стараюсь быстрее протиснуться вперед. Тыкаю локтем в пузо какого-то старика, отодвигаю рукой тощую девушку, толкаю юношу, идущего рядом с ней и чуть не спотыкаюсь о кричащего мальчишку, хватаясь за его плечи, чтобы удержаться в вертикальном положении. Чтобы сделать еще один шаг.

Купцы, придворные, простые горожане — толпа становится плотнее, и куда бы я не повернулась, я натыкаюсь на их лица. Спины, затылки. Вонь от тел забивает нос. Я пытаюсь посмотреть наверх и сделать вдох, но небо давит так же сильно, как люди вокруг.

Так много людей.

Мои ребра сжимаются, горло душит спазм, и мне отчаянно хочется уйти, но толпа несет меня вперед. Ближе к эшафоту. Все хотят посмотреть, как умрет королева. Хотят быть в первых рядах, чтобы за ужином рассказать жене и детям, какое зрелище те упустили.

Я почти радуюсь, когда замечаю Кромвеля. Хотя бы одно знакомое лицо, за которое мое сознание может уцепиться.

Толпа вокруг пульсирует, как единый организм, и, кажется, если я оторву ноги от земли, люди просто понесут меня дальше.