Брук еще не заметила меня. Она вытерла руки о джинсовые шорты и одернула черную майку. Она была одета просто — даже с банданой на голове — но выглядела она… хорошо. Здоровой. Все образы, которые я хранила о ней последние два года, столкнулись с этим образом яркой, поразительной, здоровой молодой женщины.

В конце концов, не мое присутствие привлекло внимание Брук. Малышка повернулась, ее темные глаза загорелись, когда она увидела Гриффин, вытянув руки вперед.

— Собака! — пискнула она.

С улыбкой на лице Брук повернулась посмотреть, что привлекло внимание ее дочери. Я наблюдала, как улыбка померкла, когда она перевела взгляд с Гриффин на хозяина — меня.

Она быстро моргнула, посмотрела на Нору, а затем снова на меня. О чем она думала? Что я здесь, чтобы похитить ее ребенка или что-то в этом роде? Я даже не была уверена, почему я подошла — я не ожидала, что она будет приветлива.

— Брук. — Кто-то должен был первым что-то сказать, кроме повторяющихся радостных криков Норы: — Собака! Собака!

— Привет, Мира, — сказала она, наклоняясь, чтобы подхватить дочь на руки. Нора выглядела такой милой — слишком милой. Как будто ты только что откусил кусок торта и обнаружил, что он весь покрыт глазурью. Но, возможно, такими были дети. У них не было достаточно развитого мозга, чтобы скрывать свои намерения с помощью уст, хорошо разбирающихся в обмане. Ее сладость не была поверхностной. Она просто была такой, какая она есть.

Это немного ошеломило меня, примеряя того тихого, внимательного малыша с этой более взрослой версией. Она настойчиво протягивала руки к Гриффин, а Брук изо всех сил старалась удержать ее.

— Держись, Нора, — сказала она, прижимая ее к себе чуть крепче.

— Ты выглядишь здоровой, — сказала я, а потом скривила лицо. Что это было? Не то, чтобы она была больна, когда я ее знала. Но она была беременна и восстанавливалась после эмоциональной травмы, поэтому я предположила, что эти вещи могли отразиться на ее лице.

— Ты тоже. — Но она, похоже, не доверяла этому. Она посмотрела на мои руки, которые были голыми и без шрамов. Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз резалась, что я не могла вспомнить, было ли это до нее или после нее. — Что ты здесь делаешь?

— А, ну, я была… мы были по соседству. — Я указала на Гриффин. — И я посмотрела вперед, а там была ты. — Я продолжала смотреть на Нору, которая нетерпеливо пыталась вырваться из рук мамы. Мне пришлось повысить голос, чтобы говорить поверх «Собака! Собака!» — Прости. Я не хотела так вторгаться.

Но я вторглась, вроде как. Я хранила ее адрес все это время, не зная, что с ним делать. Ну и ладно, что мои ноги все равно бессознательно привели меня сюда, не обращая внимания на все мои мысли о «воссоединении» с Брук и Норой.

— Все в порядке. Она твоя?

— Гриффин. Да, она моя. — Я снова взглянула на Нору. — Она дружелюбная. Немного глупая, наверное, но она самая милая из всех, кого я знаю.

Брук двинулась к нам, слегка колеблясь.

— Как она относится к детям?

— Твой вопрос хорош. Она никого не ела, так что это, наверное, хороший знак.

Брук не рассмеялась над моей неудачной попыткой пошутить. Она смотрела на меня и собаку, решая, безопасно ли это. Я видела это в ее глазах. Хотя она больше не носила свой эмоциональный груз, он все еще был с ней. Я подумала, что это хорошо, что она была осторожной, встревоженной, особенно с Норой рядом.

Она наклонилась, становясь на уровне глаз Гриффин.

— Привет, Гриффин, — ворковала она, прикасаясь к ней — проверяя — прежде, чем позволить это сделать своей дочери. — О, ты милая, не так ли? — спросила она, когда Гриффин плюхнулась ей на ноги, как будто простое поглаживание Брук по голове пригласило ее лечь на ноги.

— Она хорошая, — сказала я, хотя, учитывая мой послужной список, я знала, что это не было звонким одобрением. Я не была известна тем, что общаюсь с хорошими людьми.

Нора протянула пухлую руку к собаке и радостно завизжала, когда Гриффин ткнулась в нее мордой.

— Она часто так делает, — сказала я, как будто Нора могла меня понять. Я даже не знала, в каком возрасте дети начинают понимать простые предложения. — Она хорошая, — сказала я, и Нора повторила это слово, опустив букву «х».

— Да, хорошая собака, — прошептала Брук, пока они обе по очереди гладили Гриффин. — Ну, раз уж ты здесь, не хочешь зайти?

Я не ожидала этого и знала, что это должно быть благодаря присутствию Гриффин. Может быть, она как-то нормализовала меня. Смотрите, у нее есть собака. Она не может быть слишком сумасшедшей. Думаю, Шесть все-таки не был таким уж ублюдком.

Я кивнула, следуя за Брук и Норой по цементным ступенькам в крошечное фойе крошечного дома.

Она закрыла за мной дверь, и я остро ощутила огромные размеры Гриффин. Она занимала все фойе и была достаточно широкой, чтобы занять и весь коридор. Брук пригласила меня следовать за ней в заднюю часть дома, где кухня размером с кукольный домик выходила на солнечную веранду. По всей территории было разбросано полдюжины игрушек, и Гриффин взяла на себя смелость зачерпнуть одну из них в рот. Брук не заметила, поэтому я вырвала ее из пасти и вытерла слюни о свою ногу, после чего присоединилась к Брук в одном из плетеных кресел, стоявших друг напротив друга.

Нора уселась на кучу игрушек, а Гриффин плюхнулась у моих ног.

— Она ведет себя так, будто устала.

Я подняла бровь и сказала:

— Она так думает. Пока мы не вернемся в мою квартиру, а потом она поест и будет скулить, чтобы через пять минут снова выйти на улицу.

— Я удивлена, что у тебя есть собака.

— Почему?

— Ну, потому что ты казалась такой привязанной к этой рыбе.

Генри Четвертый.

— Не знаю, была ли я к нему привязана, — сказала я, когда память напомнила мне о его жалких похоронах под фиолетовыми цветами на улице. — Но о нем было легко заботиться. Намного легче, чем о собаке.

— Вот почему я так удивлена, — сказала она и разделила большие блоки, которые Нора протянула ей. — Собака не похожа на тебя. — Она посмотрела вниз на Гриффин и пожала плечами. — Может быть, по крайней мере, не такая собака.

— Почему? Потому что она пушистая и слишком дружелюбная?

— Да. И, я не знаю, она почти такого же размера, как и ты. Кажется, ты бы выбрала что-то поменьше.

— Ну, я ее не выбирала. Шесть выбрал.

— О, так он вернулся?

Я кивнула, но больше ничего не сказала.

— То есть, он вернулся, но он снова уехал на другую работу.

— Он часто так делает, — прокомментировала она.

— Не так много, как раньше. Сейчас в этом нет необходимости. — Заткнись на хрен, Мира, — предупредили голоса, и я заткнулась. — Нора большая. — Очевидное утверждение года.

— Да. У нее девяносто девятый процентиль по всем показателям, кроме веса. На самом деле ей нужно больше есть, но с тех пор, как она начала ходить, она хочет только бегать.

Нора встала и понесла еще один кусок блоков, минуя ожидающие руки мамы, и принесла их мне.

Я взяла их, но посмотрела на Брук, чтобы убедиться, что все в порядке. Это было нереально — сидеть на заднем крыльце дома Брук, смотреть на ребенка, которого я держала на руках, заботилась о нем — ребенка, который уже не был ребенком, — и пытаться понять, что это значит для нас с Брук. Мы не были друзьями, никогда ими не были. Но я так и не смогла понять, что произошло. И я затаила обиду на то, как быстро Брук смогла уйти от меня.

Мне не хотелось, чтобы она знала об этом. Иногда съесть гнев было проще, чем попытаться его искоренить.

— Твоя мама здесь? — спросила я, вспомнив, что она сказала мне, что переезжает к своей маме.

— Нет, она вернулась в Чикаго. Я живу здесь одна, с Норой.

— Милое местечко. — От этой светской беседы я чесалась, как от шерстяного свитера. — Эээ… — Я понизила голос: — Папа?

— Его нет на фотографии. О нем ничего не слышно с тех пор, как мы ушли.

Я вздохнула с облегчением.