Я обхватила подбородок Шесть руками и поцеловала его в губы. Он не пошевелился, не ответил взаимностью. Я почувствовала, как слезы скользят по моему лицу, скапливаются вокруг ноздрей, прежде чем скользнуть между нашими губами.

Я хотела, чтобы он поцеловал меня, вдохнул в меня воздух. Дал мне жизнь, когда я думала о смерти.

Я хотела, чтобы Шесть обнял меня, сказал, что я могу положиться на него.

Чтобы сказал мне, что я не должна быть сильной. Я не была. Я была слабой. Я не была плечом, на которое можно опереться, и я хотела, чтобы он сказал мне, что я могу, что я могу опереться.

Но он не сделал ничего из этого.

В каждых отношениях наступает момент, когда вы создаете их или разрушаете. Когда вы сталкиваетесь с неожиданным препятствием и можете преодолеть его или поддаться ему.

Это было наше «создай или разрушь». Это был конец всему. Десять лет я нуждалась в Шесть. Десять лет он был рядом со мной. Я всегда принимала, что он будет рядом, чтобы разгребать бардак, который я наделала. Он был рядом, чтобы вызвать рвоту, когда я глотала слишком много таблеток. Он был рядом, чтобы перевязать мои раны, когда я резалась слишком глубоко. Он был рядом, чтобы любить меня, когда я не могла любить себя.

Но на этой больничной койке, в запахах смерти вокруг нас, власть сменилась.

Шесть нуждался во мне. И я не могла быть сильнее.

Мы все хотим оставить свой отпечаток. Я говорила себе это, когда прижалась к нему в поцелуе, достаточно сильно, чтобы он знал форму и ощущение моих губ и сравнивал этот поцелуй с каждым другим, со всеми губами, которые займут мое место, после того как меня не станет.

Никто никогда не поцелует его так крепко, как я. Никто никогда не будет любить его так, как я. И никто не сделает ему так больно, как я.

Мне нужно было отпустить его.

Его руки обхватили меня так естественно, как будто это было нечто большее, чем просто объятия. Шесть привязался ко мне, и его руки знали, насколько широкими они должны быть, чтобы обхватить меня. Я хотела, чтобы он запомнил это навсегда.

Я обнимала его, запоминая те его части, которые были приятны. А потом мои руки легли на его спину.

— Шесть, — пробормотала я ему в губы. — Мне нужно, чтобы ты ушел.

Шесть отпрянул, в его глазах не было ничего, что я любила. Я не знала этого Шесть.

— Что?

Я прочистила горло.

— Мне нужно, чтобы ты ушел отсюда, — я говорила спокойно, в моем голосе не было эмоций.

Шесть нахмурился, глаза немного прояснились. Казалось, будто пленка на его глазах исчезает.

— Что? Нет, — Шесть смотрел на меня как на сумасшедшую. Как будто он наконец-то увидел это.

Итак, я сделала то, что он ожидал. Мне нужно было, чтобы он ушел, и я должна была принять это безумие, чтобы позволить Шесть увидеть, с кем он разговаривает.

— Я не… — мой голос затих. — Ты мне не нужен, Шесть.

Его глаза были темными, растерянными.

— Заткнись, — Шесть был спокоен, но тверд.

— Уходи, Шесть. Уходи, — я была уставшей, измотанной. Голоса в моей голове звучали громче, говоря мне о миллионе вещей, которые нужно сделать.

— Я не уйду.

В моих глазах горел огонь.

— Я не шучу, Шесть. С меня хватит. Ты, я, мы — все кончено. Больше нет.

Шесть покачал головой и потянулся к моим рукам. Я отдернула их.

— Ты просто горюешь, — сказал он, но я могла сказать, что даже он не был уверен в правдивости своих слов. — Ты не это имеешь в виду.

Мне нужно было доказать это. Мне нужно было заставить его поверить мне. Я бросилась к своей сумочке и положила ее себе на колени. Покопавшись, я вытащила единственную вещь, которая, как я знала, подтвердит мою серьезность.

— Что ты делаешь?

Я подняла на него глаза, открывая перочинный нож. Я собрала все спокойствие, весь холод, который могла почувствовать. Это было все, что я хотела почувствовать. Я прижала нож к запястью.

— Уходи.

Глаза Шесть увеличились вдвое.

— Ты…

— Сумасшедшая? — спросила я, заполняя его за него. — Да. Я абсолютно, блядь, сумасшедшая. — Я сохраняла спокойный и тихий голос.

Шесть не нужно было видеть дикую Миру, ему нужно было видеть холодную, расчетливую, собранную Миру. Ему нужно было знать, что это не просто фаза. Ему нужно было знать, что это был не сезон, это была я. До самых глубин того, кем я была, женщиной, которую он никогда раньше не видел.

— Убери это.

Я надавила кончиком на один из более грубых шрамов на левом запястье.

— Если ты сейчас же не уйдешь, я вскрою эти шрамы. Я вырежу твое имя на своей коже, если ты не уйдешь.

С этого момента не было пути назад. Не будет никакого забвения. Ни возврата назад, ни извинений, ничего, что могло бы это исправить.

Шесть колебался, глядя на меня, словно надеялся заглянуть мне в голову.

— УХОДИ! — закричала я, сильнее нажимая на кончик.

Выступила кровь, совсем немного, но этого было достаточно, чтобы Шесть встал и пошел к двери, его плечи опустились, челюсть сжалась.

Перед тем как выйти за дверь, Шесть снова посмотрел на меня. Он ничего не сказал, потому что в этом не было необходимости. Он хотел, чтобы я увидела его взгляд, взгляд, который я не смогу забыть. Взгляд человека, который никогда не простит меня за то, что я угрожала причинить себе боль, чтобы манипулировать им, чтобы он оставил меня раз и навсегда.

— У каждого начала есть конец, — тихо сказала я.

А потом он ушел.

Notes

[

←1

]

Видеоигра жанра аркада-головоломка. Цель игры — помочь лягушке пересечь игровой экран с нижней части в верхнюю.

[

←2

]

Имеется в виду написание имени на оригинале

[

←3

]

Персонаж мультсериала «Симпсоны»

[

←4

]

Американская рождественская песня.