— Ну же, Мира. Не драматизируй.

— Я? Не драматизировать? Мне кажется, ты забыл, к кому ты прицепился, Шесть.

— Я не забыл. Вот почему я подарил тебе этот подарок.

— Ты, наверное, забыл, кто я такая, и тот факт, что два года назад я назвала это аферой.

— Это не афера. Это щенок.

— Господи! — Я запустила руки в волосы и знала, что делаю ему свое лучшее, чертовски испуганное лицо.

— Это не ее имя, если только ты не решишь его изменить.

— Только не говори мне, что ты уже дал ей имя, — простонала я.

— Почему бы и нет? Ты назвала свою рыбу.

Думаю, он был прав.

— Я не хочу собаку.

— Ты думаешь, что не хочешь, потому что у тебя ее никогда не было.

— Шесть, — умоляла я. — Я не могу иметь собаку.

— Нет, можешь. — Он встал и подошел ко мне, обхватил мои кулаки, успокаивая меня. — Это будет хорошо для тебя, Мира. Я знаю, что ты была так занята с людьми, которым помогала. Но скоро похолодает, и у тебя закончится хобби.

— Щенок — это не хобби.

— Нет. И человек тоже.

— Зачем ты подарил мне щенка, Шесть, — простонала я и попыталась вырвать свои руки из его.

Коробка издала визгливый писк, и я откинула голову назад, пока не ударилась о стену.

— Я не могу заботиться о щенке.

— А ты пробовала?

— Нет! И поэтому я не могу ухаживать за щенком.

— Ни один человек не может сказать, что ухаживал за щенком, пока не сделает это в первый раз. Так что вот, пожалуйста, у тебя есть шанс стать собачьей мамой.

— У меня хорошо получается быть мамой рыбок, — запротестовала я.

— Нет, не получается. Скольких ты уже убила?

— Вот именно! А теперь ты даешь мне собаку. Собаку, Шесть. Собаку, которой нужно гораздо больше, чем десять дюймов столешницы и несколько хлопьев еды в день.

— Ты права. Собаке нужна еда и вода ежедневно — пару раз в день, на самом деле. И собаке нужен воздух, прогулки и расписание, и это будет огромным неудобством для тебя. Ты можешь игнорировать Генри, но ты не сможешь игнорировать собаку.

— Почему, Шесть?

— Потому что я хочу, чтобы тебя любили безоговорочно. Я хочу, чтобы ты любила что-то, кого-то… — Когда я подняла бровь, он добавил: — Еще. Этой собаке больше всего нужна любовь, такая любовь, которую можешь дать только ты. И она будет любить тебя в ответ, даже если ты думаешь, что не заслуживаешь этого. Но ты заслуживаешь. — Он откинул мои волосы назад. — Открой коробку. Поздоровайся со своим новым другом.

Я дрожала, и была в одном шаге от того, чтобы превратиться в груду обломков. Я подозрительно посмотрела на коробку, но не сделала никакого движения, чтобы открыть ее.

— Мне не нужен новый друг.

— Не нужен, но я хочу, чтобы он у тебя был. У тебя никогда не было собаки, и я думаю, что собака пойдет тебе на пользу — и, возможно, даже поможет некоторым женщинам, которым ты временно помогаешь.

Он попал в точку.

— Как собака может им помочь?

— Собак используют для эмоциональной поддержки. В хосписах их тоже используют. — Его руки обхватили меня и помогли немного унять дрожь. — Но в основном я хочу, чтобы ты увидела, каково это — любить кого-то еще. Быть ответственной не только за рыбу. Посмотреть, поможет ли это тебе позаботиться и о себе тоже.

Он немного успокоил меня, но я все равно была вся на нервах. Собака — это большая ответственность, и я не была уверена, что смогу справиться с ней должным образом. Но Шесть отвел меня от стены обратно к дивану, прижал коробку к моей ноге и поднял крышку, прежде чем я успела возразить.

Черный пушистый шарик зашевелился, поднял голову и встретился со мной взглядом.

— Это собака или медведь?

— Это собака. Сейчас она очень круглая. Она будет больше похожа на собаку, когда немного подрастет.

Меня это не убедило. Она выглядела как медведь. Я осторожно протянула руку, пока не коснулась ее. Такая мягкая шерсть — смесь грубой и шелковой. В нетерпении пушистый шарик двигался внутри коробки, пока она не прижалась своей холодной, влажной мордочкой к моей руке, втираясь в меня с потребностью, чтобы ее трогали, держали.

— Она настырная.

— Ты бы знала.

Я бросила взгляд на Шесть.

— Что я должна делать с собакой, Шесть? — спросила я в отчаянии, несмотря на то, что щенок отчаянно лизал мою руку.

Он подошел, взял щенка и протянул ее мне.

— Люби ее. Вот и все.

Я закатила глаза.

— Это не то. — Но я взяла ее у него, позволила ей устроиться у меня на коленях, полностью ожидая, что щенок спрыгнет с моей ноги и начнет есть мой диван. Но она просто двигалась кругами на моих коленях, ее обрубленный хвост вилял так сильно, что сотрясал всю заднюю половину ее тела.

Она была милой, неохотно призналась я себе. Я прижала руку к ее шерсти и смотрела, как мои пальцы погружаются в этот пух, пока они не исчезли.

— Что это за вид? — спросила я его.

— Собачий.

— Ни хрена себе. Я имею в виду породу.

Он провел рукой по ней и посмотрел на меня.

— Это ньюфи.

Я сморщила нос.

— Что это за чертова собака?

— Ньюфаундленд.

У меня не было никакой информации о породах, но это звучало достаточно безопасно.

— Насколько большой она станет?

— Не очень.

— Хорошо. — Потихоньку я начинала теплеть к этой идее. И не потому, что мне особенно хотелось иметь собаку, а потому, что эта собака свернулась клубочком у меня на коленях, глубоко вздыхая, как будто она была чем-то удручена, хотя я не заставляла ее оставаться у меня на коленях. Я гладила ее снова и снова, размышляя о том, что, черт возьми, я собираюсь делать с собакой.

— Как ее зовут? — спросила я у Шесть.

Он поднял ошейник и показал мне блестящую бирку.

— Гриффин? — спросила я, читая его.

— Да. Как мифическое существо. Частично лев, частично орел.

— Почему Гриффин?

— Потому что. — Он улыбнулся. — Ты тоже мифическое существо, я думаю.

— О, точно. Урсула. — Гриффин перекатилась на бок, подставляя мне лапы. — Даже не похоже, что они принадлежат такому крошечному существу, — сказала я, показывая ему подушечки ее лап.

— Тебе нравится ее имя?

— Мне кажется, она больше похожа на медведя, чем на льва, но, думаю, Гриффин лучше, чем имя, которое я бы выбрала.

— И какое бы это было имя?

— Афера.

— О. — Он кивнул. — Верно. Владение собакой — это афера.

— Именно. — Я провела рукой по ее шерсти, ненавидя то, что уже привязалась к ней. — Итак, как этот подарок относится и к тебе?

— По целому ряду причин, но единственная, которую я готов сказать тебе прямо сейчас, это то, что он дает мне некоторое утешение, зная, что если или когда меня не станет, ты не останешься совсем одна.

— Я могу позаботиться о себе сама, — сказала я ему, хотя ни один из нас не верил в это до конца.

— Возможно, это и так, — сказал он очень дипломатично, — но тебе не нужно этого делать. Я думаю, она будет для тебя отличным компаньоном.

Пока Гриффин дремала у меня на коленях, Шесть застегнул ошейник на ее шее.

— Ей очень идет.

— Не могу поверить, что ты подарил мне собаку. — Мне не нравилось, что я уже привязалась к ней. Но в отличие от Брук, мамы и всех остальных, эта собака могла уйти от меня, только если я не возьму ее на поводок. — Ты купил поводок?

— Он на дне коробки.

— Хорошо.

Он склонил голову набок

— Все в порядке?

Я долго ждала, прежде чем, наконец, согласиться.

— Все в порядке.

Июнь 2005 г

— Ах, ты, ублюдок, — бормотала я, шагая с Гриффин вверх по склону в полдень. Проходящая мимо женщина повернулась ко мне с широко раскрытыми глазами. — Не вы, — прошипела я и тряхнула поводок Гриффин. Мое ругательство не было направлено на Гриффин.

Оно было направлено на Шесть, которого, к счастью для него, в данный момент не было рядом.

— Вот ублюдок, — пробормотала я и натянула поводок, чтобы повести Гриффин по другой улице. — «Не очень большая» моя задница. Она уже занимает половину моей кровати, даже не пытаясь.